Холодный дом (главы I-XXX) - Чарльз Диккенс

- Вот нелепый дом! - проговорила Ада, когда мы поднялись наверх. - Как странно, что кузен Джарндис направил нас сюда!

- А меня, душенька, это прямо ошеломило, - откликнулась я. - Хочу понять, но никак не могу.

- Что именно? - спросила Ада с прелестной улыбкой.

- Да все в этом доме, дорогая, - ответила я. - Должно быть, это очень хорошо со стороны миссис Джеллиби так надрываться над каким-то проектом облагодетельствования туземцев... но... как посмотришь, в каком состоянии Пищик и домашнее хозяйство!..

Ада рассмеялась, обвила рукой мою шею, - я стояла перед камином и смотрела на огонь, - и сказала мне, что я спокойная, милая, добрая девушка и что она всем сердцем полюбила меня.

- Ты такая заботливая, Эстер, - говорила она, - и вместе с тем такая веселая; и ты с такой скромностью делаешь так много. В твоих руках даже этот дом превратился бы в уютное гнездышко.

Моя милая, простодушная девочка! Она и не подозревала, что этими словами хвалила себя, - ведь надо было быть очень доброй, чтобы так меня превозносить!

- Можно задать тебе один вопрос? - спросила я после того, как мы с нею немного посидели у камина.

- Пожалуйста - хоть пятьсот, - сказала Ада.

- Я хочу спросить тебя о твоем родственнике, мистере Джарндисе. Я ему многим обязана. Ты могла бы что-нибудь рассказать мне о нем?

Ада откинула назад свои золотистые волосы и, смеясь, посмотрела на меня так удивленно, что я тоже диву далась - до того поразили меня и ее красота и ее изумление.

- Эстер! - воскликнула она.

- Да, дорогая?

- Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе про кузена Джарндиса?

- Да, милая, ведь я никогда его не видела.

- Я тоже никогда его не видела! - сказала Ада.

Кто бы мог этому поверить!

Да, она в самом деле никогда его не видела. Но, как она ни была мала, когда мама ее скончалась, она помнит, что мама никогда не могла говорить без слез о мистере Джарндисе, о его благородстве и великодушии, о том, что на него можно положиться во всех случаях жизни; и Ада полагается на него. Несколько месяцев назад кузен Джарндис, по словам Ады, написал ей "простое, искреннее письмо", в котором предложил устроить ее жизнь так, как это теперь было решено, и выразил надежду, что "со временем это, возможно, залечит кое-какие раны, нанесенные роковой канцлерской тяжбой". Ада ответила письмом, в котором с благодарностью приняла это предложение. Ричард получил такое же письмо и написал такой же ответ. Вот ему удалось видеть мистера Джарндиса, но только раз, пять лет назад, в Винчестерской школе. Он рассказывал о нем Аде в ту минуту, когда я вошла и увидела, как они стоят у камина, опираясь на Экран, и добавил, что мистер Джарндис, "помнится, этакий грубовато-добродушный, краснощекий человек". Вот и все, что Ада могла мне сказать о нем.

Это заставило меня призадуматься, и когда Ада уже спала, я все еще сидела у камина и все думала да раздумывала, - какой он, этот Холодный дом, и почему вчерашнее утро кажется мне теперь таким далеким. Не помню, куда забрели мои мысли, когда стук в дверь вернул меня к действительности.

Я тихонько открыла дверь и увидела, что за нею стоит мисс Джеллиби, трясясь от холода и держа в одной руке сломанную свечу в сломанном подсвечнике, а в другой - рюмку для яиц.

- Спокойной ночи! - хмуро проговорила она.

- Спокойной ночи! - отозвалась я.

- Можно войти? - неожиданно буркнула она, все так же хмуро.

- Конечно, - ответила я. - Только не разбудите мисс Клейр.

Мисс Джеллиби отказалась присесть и, угрюмо насупившись, стояла у камина, макая черный от чернил средний палец в уксус, налитый в рюмку, и размазывая им чернильные пятна по лицу.

- Чтоб ей провалиться, этой Африке! - внезапно воскликнула она.

Я хотела было что-то возразить.

- Да, да, чтоб ей провалиться! - перебила она меня. - Не спорьте, мисс Саммерсон. Я ее ненавижу, терпеть не могу! Противная!

Я сказала девушке, что она просто устала и мне ее жаль. Положила ей руку на голову и пощупала лоб, заметив, что сейчас он горячий, но завтра это пройдет. Она стояла все так же, надув губы и хмуро глядя на меня, но вдруг поставила рюмку и тихонько подошла к кровати, на которой лежала Ада.

- Какая хорошенькая! - проговорила она, по-прежнему хмуря брови и все тем же сердитым тоном, Я улыбкой выразила согласие.

- Сирота. Ведь она сирота, правда?

- Да.

- Но, должно быть, умеет многое? Танцует, играет на рояле, поет? Наверное, говорит по-французски, знает географию, разбирается в глобусе, умеет вышивать, все умеет?

- Несомненно, - подтвердила я.

- А вот я не умею, - сказала девушка. - Почти ничего не умею, только писать. Вечно пишу для мамы. И как только вам обеим не стыдно было явиться сюда сегодня и глазеть на меня, понимая, что я ни к чему другому не способна? Вот какие вы скверные. Но, конечно, считаете себя очень хорошими!

Я видела, что бедная девушка вот-вот расплачется, и снова села в кресло, молча и только глядя на нее так же благожелательно (хочется думать), как относилась к ней.

- Позорище, - проговорила она. - И вы это сами знаете... Весь наш дом сплошное позорище. Дети - позорище. Я - позорище. Папа страдает, да и немудрено! Приссилла пьет - вечно пьяная! И если вы скажете, что не почувствовали сегодня, как от нее пахнет, то это будет наглая ложь и очень стыдно с вашей стороны. Обед подавали ужасно, не лучше, чем в харчевне, и вы это заметили!

- Ничего я не заметила, дорогая, - возразила я.

- Заметили, - отрезала она. - Не говорите, что не заметили. Заметили!

- Но, милая, - начала я, - если вы не даете мне говорить...

- Да ведь вы сейчас говорите. Сами знаете, что говорите. Не выдумывайте, мисс Саммерсон.

- Милая моя, - снова начала я, - пока вы меня не выслушаете...

- Не хочу я вас слушать.

- Нет, хотите, - сказала я, - а если бы не хотели, это было бы совсем уж неразумно. Я ничего не заметила, потому что за обедом служанка ко мне не подходила, но я вам верю и мне грустно это слышать.

- Нечего ставить это себе в заслугу, - промолвила она.

- Я и не ставлю, дорогая, - сказала я. - Это было бы очень глупо.

Не отходя от кровати, она вдруг наклонилась и поцеловала Аду (однако все с тем же недовольным выражением лица). Потом тихонько отошла и стала у моего кресла. Волнуясь, она тяжело дышала, и мне было очень жаль ее, но я решила больше ничего не говорить.

- Лучше бы мне умереть! - вырвалось у нее вдруг. - Лучше бы всем нам умереть! Это было бы самое лучшее для всех нас.

Мгновение спустя она упала передо мной на колени и, уткнувшись лицом в мое платье, зарыдала, горячо прося у меня прощенья. Я успокаивала ее, старалась поднять, но она, вся в слезах, твердила, что ни за что не встанет, нет, нет!

- Вы учили девочек, - проговорила она. - Ах, если бы вы учили меня, я могла бы от вас всему научиться! Я такая несчастная, а вы мне так полюбились!

Мне не удалось уговорить ее сесть рядом со мною, - она только пододвинула к себе колченогую скамеечку и села на нее, по-прежнему цепляясь за мое платье. Но постепенно усталость взяла свое, и девушка уснула, а я, приподняв и положив к себе на колени ее голову, чтобы ей было удобнее, покрыла бедняжку шалью и закуталась сама. Так она и проспала всю ночь напролет у камина, в котором огонь погас и осталась только зола. А меня сначала мучила бессонница, и я, закрыв глаза и перебирая в уме события этого дня, тщетно старалась забыться. Наконец они мало-помалу стали тускнеть и сливаться в моей памяти. Я перестала сознавать, кто спит здесь, прислонившись ко мне. То мне казалось, что это Ада; то - одна из моих прежних редингских подруг (и мне не верилось, что я так недавно с ними рассталась); то - маленькая помешанная старушка, смертельно уставшая от реверансов и улыбок; то - некто, владеющий Холодным домом. Наконец все исчезло, исчезла и я сама.

Подслеповатый рассвет слабо боролся с туманом, когда я открыла глаза и увидела, что на меня пристально смотрит маленькое привидение с измазанным личиком. Пищик выкарабкался из своей кроватки и пробрался ко мне в ночной рубашке и чепчике, стуча зубками от холода, да так громко, словно все они уже прорезались и зубов у него полон рот.

ГЛАВА V

Утреннее приключение

Утро было сырое, а туман все еще казался густым, - говорю "казался", ибо оконные стекла в этом доме так обросли грязью, что за ними и солнечный свет в разгаре лета показался бы тусклым, - но я хорошо знала, какие неудобства грозят нам здесь в этот ранний час, и очень интересовалась Лондоном, а потому, когда мисс Джеллиби предложила нам пойти погулять, согласилась сразу.

- Мама выйдет не скоро, - сказала она, - и хорошо, если завтрак подадут через час после этого, - вот как долго у нас всегда возятся. А папа - тот подкрепится чем бог послал и пойдет на службу. Никогда ему не удается позавтракать как следует. Приссилла с вечера оставляет для него булку и молоко, если только оно есть. Но молока часто не бывает - то не принесут, то кошка вылакает. Впрочем, вы, наверное, устали, мисс Саммерсон; может быть, вам лучше лечь в постель?