Подарок коллекционера - М. Джеймс

которые облегают бедра, красный кружевной пояс с подвязками поддерживает их. Ее ноги обнажены, за исключением чулок, и поверх всего этого зеленая шелковая веревка связывает ее запястья и лодыжки, вокруг ее тонкой шеи и талии, спускается вниз между вершинами бедер, где теперь я вижу, что трусики разделены тонкой щелью, завязанная узлом веревка прижата прямо к ее киске.

Моя эрекция начала исчезать, но мгновенно возвращается в полную силу, такая сильная, что кажется, будто мой член может сломаться, если я прикоснусь к нему. Боль становится почти невыносимой, и я внезапно представляю, как хватаю в пригоршню ее темные волосы, откидываю халат в сторону и погружаю свою пульсирующую длину между ее красными губами.

Она выглядит так, словно ее упаковали в подарочную упаковку в замысловатом японском стиле шибари. У меня есть подсказка о том, кто отправил ее сюда, еще до того, как я потянулся за красным конвертом, свисающим с веревки, обмотанной вокруг ее шеи наподобие ошейника. Я видел нечто подобное только однажды, на роскошной вечеринке, устроенной Кайто Накамурой, где было множество женщин, повязанных различными узорами шибари, и все они были расположены по-разному для удовольствия мужчин на вечеринке. Это было, безусловно, самое эротичное зрелище, которое я когда-либо видел, самая впечатляющая вечеринка, на которой я когда-либо был, и наибольшее количество раз, когда я кончал за одну ночь, все это Кайто прекрасно знавал. Я не сомневаюсь, что он имел это в виду, когда посылал эту девушку ко мне на порог.

Волна неутоленного головокружения захлестывает меня, когда я тянусь за карточкой. Почти неконтролируемая похоть борется с моими чувством вины и стыда. Ты этого не заслуживаешь. Ты не можешь получить ее. Ты сломал своего последнего питомца, более того, ты потерял ее, ты потерял ее… слова гремят у меня в голове, причиняя боль, заставляя меня хотеть кричать, когда я тянусь к карточке онемевшими пальцами, девушка абсолютно неподвижна передо мной, пока я не отрываю ее от ее шеи. Когда я это делаю, она издает приглушенный, беспомощный стон, который пронзает меня до глубины души, приглушая мое возбуждение лишь на мгновение, пока я гадаю, в каком она состоянии. Она, должно быть, накачана наркотиками, раз так спокойно стоит на коленях, и по синеватому оттенку ее кожи я вижу, что ей должно быть, холодно.

Инстинкт берет верх, и я наклоняюсь, подхватывая ее на руки. Жестокий, жестокий! Мой разум кричит мне. Вожделеешь ее, пока она мерзнет на твоем пороге. Монстр. Зверь.

Жестокий.

Сломанный.

Монстр.

У меня раскалывается голова. Такое ощущение, что слова врезаются мне в череп, кричат на меня. Я резко поднимаю ее, и захожу внутрь, захлопывая дверь пинком, иду по коридору, чтобы отнести ее в комнату для гостей… другую, не ту, в которой жила моя маленькая куколка. Моя Ана.

Я не хочу прижимать к себе эту девушку слишком близко. Она и так меня слишком возбуждает, и мне стыдно за это. Я сжег все остальные фотографии, которые у меня были, все воспоминания о любой женщине, которая когда-либо была здесь, кроме Анастасии. Я был предан ей, единственной женщине, которую я по-настоящему любил с тех пор, как умерла Марго. Даже после того, как я вернулся, и моя маленькая куколка была потеряна для меня, я сказал себе, что непоколебим в этой преданности. Что если я не смогу заполучить ее, у меня никого не будет. И все же, один только вид незнакомки, связанной по рукам и ногам шибари, на моем пороге делает меня твердым как скала и причиняет боль.

Предатель. Монстр. Мудак.

Девушка снова хнычет, когда я укладываю ее на кровать. Я вижу, что она очень стройная, с мягкими изгибами талии, подчеркнутыми корсетом. Она лежит на боку, не в состоянии лечь на спину из-за того, что ее запястья привязаны к лодыжкам, и я начинаю возиться с узлами, желая развязать ее. Какой бы красивой и эротичной ни была шибари, я хочу, чтобы ей было удобно. Я снова чувствую этот рывок в груди при мысли о том, что она накачана наркотиками и связана, и необходимость освободить ее, защитить. Это напоминает мне о том, что я почувствовал на той вечеринке в России, когда увидел Анастасию, связанную, как балерина, в музыкальной шкатулке, выставленной на обозрение гостей вечеринки. Я был готов заплатить любую сумму денег, чтобы забрать ее с собой вместо того, чтобы отдать ее пираньям, которым Алексей планировал ее продать, позволив им содрать плоть с ее костей.

Я не знаю, есть ли что-то не так с этой, сломана ли она каким-то образом. Я не знаю, почему ее мне отдали. Я просто знаю, что больше не могу оставлять ее связанной и беспомощной.

Я дергаю за узел на ее запястьях, и он натягивает другую веревку, ту, что тянется от петли вокруг ее талии, между ног и соединяется с запястьями. Узел на веревке скользит между ее бедер, и девушка издает низкий, приглушенный стон, который отдается прямо у меня в паху в тот момент, когда я понимаю, что происходит.

Узел давит на ее клитор. Ее связали для того, чтобы любое движение приносило ей приливы удовольствия, усугубляя ее наркотическое состояние. Как долго она была так связана? Мой член мгновенно снова становится твердым, ударяясь о мой живот с силой возвращающейся эрекции. Она вот так кончала? Сколько раз? Она знает? Мысли путаются сами собой, мой член пульсирует, предварительная сперма вытекает из кончика, когда я делаю глубокий вдох и пытаюсь восстановить контроль.

Я вдыхаю аромат ее кожи, мягкой, теплой и женственной, к нему примешиваются цитрусовые духи, а под ними прячется привкус ее возбуждения. Я знаю, что если бы я опустил пальцы между ее бедер, то обнаружил бы ее влажной, но даже мой воспаленный, одурманенный похотью мозг очень хорошо знает, что это не означает, что она согласна. Есть причина, по которой я никогда не прикасался ни к одному из своих питомцев до Анастасии, и почему я никогда не пробовал их на вкус, никогда не заставлял прикасаться к себе, никогда никого из них не трахал. Они никогда не доверяли мне, никогда не хотели меня, независимо от того, как сильно я пытался показать, что всего лишь хотел собрать их воедино, и что я всего лишь хотел защищать их и заботиться о них.

Я никогда не принуждал женщину. Я никогда не мог. Образ моего отца, заставляющего Марго у меня на глазах, снова и снова, в стойле сарая, где он нашел нас, запечатлелся в моей памяти до конца моих дней. Мне все еще снятся кошмары об этом, даже если в наши дни они чаще заменяются другими. Даже мысль о том, чтобы взять эту девушку сейчас, вот так, смягчает мой