Табу - Элизабет Гейдж

Он постарел и стал шире в талии. Но его волосы были по-прежнему блестящи, и у него был такой же глянцевый, лоснящийся вид, знакомый ей с тех пор, как он переселился к ним. Он казался гладким, наодеколоненным фатом, застигнутым неожиданно в майке и небритым. Кейт почувствовала, что ее мутит. Как обычно.

– У меня много уроков, – ответила она. – Идите один. Он посмотрел на нее с минуту, потом отвернулся.

Кейт вошла в свою комнату и закрыла дверь. Она до сих пор ощущала этот взгляд, полный непривычного интереса. Казалось, он был рад, что Ирмы нет дома.

За последние несколько лет в их доме произошли перемены. Из угловатого, нескладного подростка Кейт превратилась в очаровательное существо – мужчины оборачивались ей вслед. А мать старела, грузнела, блекла от спиртного и лени.

Стычки матери с Реем происходили все чаще. Она стала еще ревнивее. Иногда он не являлся до глубокой ночи, и когда возвращался, они бранились.

Между ними постоянно тлел разлад. Времена их молчаливого отупения внизу, эпизодических всплесков смеха после нескольких выпитых глотков канули в прошлое. Их ссоры стали чаще и продолжительнее, а примирения реже. У Кейт сложилось впечатление, что Рей с нетерпением дожидается смерти бабушки, чтобы узнать, останутся ли Ирме после нее какие-нибудь деньги.

Мать была так поглощена своими собственными проблемами, что все меньше и меньше обращала внимания на Кейт – ее не волновали заботы о дочери-подростке. Когда она видела Кейт, то обращалась к ней с плохо скрываемым подозрением и обидой, словно Кейт совершила преступление уже одним фактом своего существования.

Кейт вывалила книжки на кровать, извлекла из кучи учебник истории и села заниматься. В пятницу предстоял экзамен по истории и сочинение по «Королю Лиру».

Кейт знала, что от этого не будет никакого толку. Скорее всего, она получит «удовлетворительно» за то и за другое. Все ее усилия, связанные с учебой, отражали лишь неразбериху, царившую в ее душе, и больше ничего. Учителя будут ее распекать за то, что она наплевательски относится к своему таланту. Кейт будет слушать все это вполуха, чтобы потом как можно скорее забыть в надежде, что теперь ее оставят в покое надолго. Лучше всего – навсегда.

После часа бесполезных попыток сосредоточиться на занятиях Кейт поняла, что с нее хватит. Она встала, потянулась. Девочка чувствовала себя усталой, ей захотелось лечь спать, хотя время было не позднее – всего половина шестого.

Она открыла дверцу стенного шкафа, взглянула на полку и увидела свой старый тайничок с вырезками об Ив Синклер. Она открыла его и увидела журналы с рекламными фото Ив на обложках.

За последние годы ее преклонение перед Ив поуменьшилось. Дела маленькой актрисы шли все успешнее, роли Послушного и Любящего Дитяти были далеко позади. Теперь Ив снималась в комедиях о подростках с молодым актером по имени Томми Валентайн. Сериал имел громадный успех, особенно у молодежи. Ив превратилась в настоящую красавицу, правда, не обладавшую тем знойным колоритом, который отвечал секс-символу экрана этих дней. В ней чувствовалась какая-то чистота, честность и прямота. Все это делало ее популярной кинозвездой.

Но Кейт теперь редко ходила в кино. У нее не было подружки, с которой можно было бы пойти вместе. Когда же она отправлялась в кинотеатр одна, рядом с ней обязательно оказывался пыхтящий сосед-мужчина с блуждающими руками.

Поэтому она сидела в своей комнате, когда родителей не было дома, и уходила, когда они возвращались. Тогда она шла бродить по городу, разглядывая витрины магазинов или просто прохаживаясь по убогим улочкам Плейнфилда. Видевшие ее не раз за этим занятием жители думали, что это, должно быть, совсем пропащая и фривольная птичка. А между тем ничто другое не было так далеко от правды, как это поспешное заключение. Секс был совершенно неведом ей. Этим интересовались другие, наряду с прочей физиологией, а Кейт этим брезгала.

Наконец она закрыла папку с заметками об Ив Синклер и взяла в руки учебник истории. Но порыв пропал втуне. Кейт по-прежнему было трудно сосредоточиться. Ей захотелось есть.

Молча девочка спустилась вниз перехватить бутерброд и стакан молока. Затем она снова скользнула наверх: внизу сидел Рей, по-прежнему уткнувшись в газету. Радио было включено. Кейт не сказала ему ни слова.

Наверху она пыталась заниматься еще часа два. Потом стали слипаться глаза. Настало время спать. Завтра рано подниматься, а мать ни за что не побеспокоится позвонить от бабушки, чтобы разбудить ее в школу. В девять часов Кейт почистила зубы, разделась и потушила свет. Она быстро заснула.

…Она проснулась оттого, что кто-то тронул ее за плечо.

– Мама, – пробормотала она, постепенно просыпаясь. Она решила, что Ирма, вернувшись, что-то хочет сказать о бабушке.

Но это был Рей. Он стоял на коленях у ее постели. Она почувствовала запах спиртного в его дыхании. Кейт приподнялась на локте. В Рее ощущалась странная напряженность.

– Что… в чем дело? – спросила Кейт.

– Ничего. Ничего особенного, – ответил он. У него сел голос от алкоголя. – Относись проще, ладно?

– Что вы здесь делаете? – Она начала беспокоиться. Под простыней она была в одной ночной сорочке. – Где мама?

– Она у твоей бабушки, я же говорил, – ответил он. – А в чем, собственно, дело?

– Я… Что вам нужно? – спросила Кейт. Рей улыбался в темноте.

– Она не вернется домой до утра, – пробормотал он. – Здесь только ты и я, детка.

Она еще глубже зарылась в простыню.

– Оставьте меня! Уходите! Идите спать. Он покачал головой.

– Не так скоро, – усмехнулся он.

Медленно он дотронулся до простыни, укрывавшей Кейт. Она попыталась подтянуть ее к себе, но Рей отшвырнул ее прочь. Он увидел очертания груди под ночной сорочкой, стройной талии и округлых бедер, переходящих в длинные красивые ноги.

– Ты – роскошная девчонка, – прошептал он. – Хватит тебе меня избегать.

Кейт широко раскрыла глаза от изумления. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле. Годами Рей был для нее не чем иным, как неприятным типом – бесформенным мужским пятном на фоне дивана внизу и уродливой половинкой материнского равнодушия.

Только теперь она ясно поняла значение тех взглядов, которые он бросал на нее в последние месяцы, постоянную томность в улыбке. И только теперь можно было догадаться об истинной причине преувеличенной свирепости, с которой происходили теперь стычки между матерью и Реем. Интуиция подсказывала ей, что ночь, подбиравшаяся к ней мелкими шажками все эти годы, оказалась прямо перед носом с абсолютной неизбежностью.

Длинная рука обхватила ее, грудь словно расплющило тяжестью, с какою Рей привалился к ней. Она пыталась рвануться вбок, но его рука крепко держала ее.