Серебряный шрам - Андрей Дышев

Ее глаза наполнились слезами, она прижала ладони к лицу, глядя на меня сквозь пальцы.

– Вы что, вы что?.. Он, может быть, и убивал, а я даже не входила в номер, мне даже дверь никто не открыл, поверьте, это правда! Ну разве я могла бы, что вы такое говорите! Умоляю вас, разберитесь в этой ужасной истории…

– Что он делал в четыреста двадцать втором номере?

– Номер давно на ремонте, никто им не пользуется, и я впустила его…

– Сколько он вам заплатил?

– Десять долларов…

– Вы говорите неправду.

– Пятьдесят! Клянусь, пятьдесят долларов. Одной бумажкой… Он сказал, что любовницу хочет привести, а оформлять номер у администратора боится, чтобы свою фамилию не записывать; жена, говорит, ревнивая, проверить может…

– Раньше он к вам приходил?

– Нет, вот только вчера, под вечер.

– Ложь! – крикнул я и ударил кулаком по двери. – Вранье! Я упрячу вас за решетку, если вы будете лгать!

– Господи! – завыла Мария Васильевна. – Господи, прости меня! Утром я его поселила, он весь день сидел в номере, ни разу не выходил.

– И вечером не выходил?

– Нет, один раз, кажется, вышел.

– В котором часу?

– Не помню! Честно, не помню, хоть убейте! Темнеть начало.

– Что он делал?

– Попросил, чтобы я заварила чай и принесла его в четыреста пятнадцатый, там, дескать, приятель живет, и мы хотим чайку попить.

– Что у него было в руках?

– Не знаю… Не помню.

– Опять врете! Я вас точно сейчас засажу!

– Палка у него была. Ну, железная, как толстый прут. Он опирался на нее, будто у него болела нога.

– Значит, с этим железным прутом он и зашел в номер к Алексееву?

– Да… То есть, я думаю, что да.

– И где вы заваривали чай?

– У нас подсобочка с плиткой есть.

– Долго вы там были?

– Минут пятнадцать.

– И не видели, как картавый зашел в четыреста пятнадцатый? Не верю!

– Не видела. Богом клянусь, не видела. Заметила только, как вышел.

– Ну вот, – сказал я тише. – Вот только сейчас вы начинаете говорить правду. И как он вышел?

– Выбежал. Уже без палочки. И не хромал… Я за ним из-за шторки следила. Потом быстро-быстро пошел по коридору к себе, в двадцать второй.

– Больше вы ничего не заметили?

Мария Васильевна смотрела на меня с ужасом. Она приоткрыла рот и едва слышно ответила:

– У него рука была в крови… Он оттирал ее на ходу платком.

– И вы даже не попытались вызвать милицию? Вам было наплевать на то, что он сделал в номере Алексеева? Невероятно!

– Я боялась. Он бы убил меня… Простите, ради бога! Меня будут судить за это?

– Когда картавый освободил четыреста двадцать второй?

– Не заметила. Может быть, как-то незаметно проскочил, когда я стучалась к Алексееву?

Я покачал головой и сказал укоряющим тоном:

– Вот видите, Мария Васильевна, к чему приводит жадность? Погнались за долларами и чуть было не угодили под смертный приговор.

– Господи, старая дура! Если бы я знала, чем дело кончится.

– Мы все мудры задним умом… Ладно, – я повернулся к двери. – Надеюсь, суд учтет ваше искреннее раскаяние.

– И что же теперь делать?

– Если не ошибаюсь, в четыре часа вы должны прийти на дежурство?

– Да.

– Вот как придете, так все, что вы мне сейчас рассказали, повторите при свидетелях и под протокол.

– Хорошо, – она судорожно сглотнула. – Я повторю.

Глава 11

Я вернулся в гостиницу и, увидев мою девушку под пальмой живой и невредимой, вздохнул с облегчением.

– Все в порядке? – спросила Валери. – Я уже начала волноваться.

– Не то слово. Выражаясь твоей терминологией, я вовсю насаждаю свое правосудие.

– Что тебе рассказала тетка?

– Она призналась, что дала ключи от четыреста двадцать второго номера седоватому человеку, который плохо проговаривал букву «р». Он же просил ее заварить чай для Алексеева… О чем тут народ говорит?

– Все обсуждают полет американца.

– Я не могу поверить, что это несчастный случай. Слишком невероятное совпадение. Ему наверняка помогли выпасть с балкона.

– Ты думаешь, кто-нибудь в это поверит?

– Когда у нас будут доказательства – поверят… До четырех часов мы свободны. Надо заняться добыванием еды.

– Какая проза! Я думала, что ты предложишь мне заняться любовью.

Нельзя сказать, чтобы я воспринял слова Валери с неописуемым восторгом. В желудке у меня было пусто, а со стороны парка тянуло такими головокружительными запахами шашлыков и плова, что я изошел слюной.

– Может быть, мы быстренько перекусим, а потом вернемся домой и свершим все задуманное?

Валери стала кукситься, как маленькая девочка. Она надула губки, нахмурилась и сказала:

– Ты противный обжора. И не подходи ко мне больше!

После таких слов я, разумеется, в одночасье забыл про еду, обнял свое сокровище за плечики, и мы пошли к лифту.

– Я проверяла твою реакцию, – сказала Валери, когда мы поднимались в кабине лифта. – И еще раз убедилась, что любовь мужчины напрямую связана с насыщением его утробы. А я-то мечтала о возвышенной и бескорыстной любви… На, жуй!

С этими словами она извлекла из сумочки два огромных гамбургера и, словно кляп, затолкала один из них мне в рот. Я пытался произнести слова глубочайшей признательности, но получилось нечленораздельное мычание, и, махнув рукой, я с огромным удовольствием принялся насыщать свою утробу, разжигая тем самым свою любовную страсть. Когда двери лифта разъехались в стороны, один гамбургер был уже уничтожен, а моя рубашка не без стараний Валери расстегнута наполовину.

Не отрываясь друг от друга, мы шумно зашли в наш номер, где по-прежнему царил хаос, с которым мы даже не пытались бороться, и рухнули на скомканную постель. Валери стаскивала с меня рубаху, в то время как я давился вторым гамбургером. Со стороны мы выглядели, наверное, очень сексуально. Но едва Валери взялась за мой брючной ремень, как задребезжал телефон.

Валери чертыхнулась и сказала:

– Вот так всегда! Что там еще хотят нам сообщить?

Не вставая с постели, она протянула руку к трубке, прижала ее к щеке и протяжно сказала:

– Аллеу! – И после паузы: – Алло, вас не слышно! Говорите же!

Мне показалось, что я подлетел до самого потолка.

– Не слышно?! – Я вырвал у нее трубку. – Говорите!

Сомнений никаких не было. Мы не слышали абонента. Надевая рубашку и туфли на ходу, я выскочил в коридор. Валери что-то кричала мне вдогон, но я не обращал на ее слова никакого внимания. Главное было – успеть.

У лифта я едва не сбил с ног какую-то женщину, и теперь, вдобавок ко всему, мне в спину неслись проклятия и ругательства. На лестнице я, как школьник, перепрыгивал через перила, сокращая свой путь, ступени неслись мне под ноги со страшной скоростью, перед глазами кружились пролеты и окна. Я бежал очень быстро, насколько это вообще было возможно, и все же мне показалось, что прошло очень много времени.

– Ну вот, конечно! – пробормотал я, вбегая на четвертый этаж и видя пустующий стол дежурной.

Коридор был перед моими глазами, и я перешел на шаг. Чем ближе я подходил к четыреста двадцать второму номеру, тем тише я старался идти. Перед самой дверью я остановился и приготовился бить в челюсть первого, кого здесь увижу. Главное – ввязаться в драку, мысленно повторил я слова великого полководца, а там посмотрим!

Я стукнул кулаком по двери. Неожиданно она распахнулась. Я вошел.

Комната была пуста. Я заглянул в душевую, на балкон, затем встал у телефона и прикоснулся к трубке. Она еще хранила тепло человека, который только что звонил нам. Кто это был? Картавый? Или странный и неуловимый адвокат Рамазанов?

Я вложил на место микрофонную мембрану и закрутил крышку. Фокус не удался, подумал я. Незнакомец наверняка догадался, что он просчитан, и звонить с этого аппарата больше не будет. Вероятнее всего, он не вернется больше в этот номер.

Рыбка уплыла. Я не мог простить себе этого, хотя и не понимал, что можно было придумать еще. Я поднимался наверх, как приговоренный идет на плаху. По моей физиономии Валери поняла все.

– Ты думаешь, что звонили оттуда, снизу?

– Я уверен в этом.

– Боже, что с твоим локтем?

– Наверное, шлифовал стену. Оставь, это не самое страшное в моей жизни.

Она, сев на кровать, подула на мой локоть, потом осторожно прикоснулась к царапине кусочком ваты и вдруг – лизнула ссадину, как собака зализывает свои раны.

– Бедненький… Потерпи немного.

– Мне не больно, Валери, – удивился я ее природному способу лечения.

Ее волосы, спиральными стружками падающие вниз, щекотали мне руку. Я прикоснулся к ее щеке, стружка заскользила между моих пальцев. Она подняла голову и взглянула на меня. Это был взгляд любящей женщины, и я не мог ошибиться, хотя так меня еще не любили никогда в жизни. Валери оставалась для меня загадкой, и что таилось в ее очаровательных темных глазах, я не знал, а подчас даже и не пытался предположить, как и не пытался прогнозировать будущее, наше с ней будущее.