День «Икс» - Виль Рудин

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

...И вновь пришла весна — нежная, ласковая.

Зацвели липы в парке, наполняя воздух дурманящим ароматом; зазеленел плющ на серых угрюмых бастионах замка; сочная трава поднялась у берегов Заале.

Но Эрих Вальтер почти не замечал этих чудесных перемен в природе. Он весь был погружен в кропотливую и сложную работу. Он начал постепенно, очень осторожно соединять разрозненные нити доказательств. Результатом этой работы мог быть крах новой вражеской резидентуры. Допросы, опознания, очные ставки, опять допросы и снова очные ставки; кропотливое изучение документов; сопоставление и анализ показаний; запросы и еще запросы. Фелльнер однажды сказал Эриху, что двадцати четырех часов в сутки ему явно не хватает.

В заветной прошнурованной и опечатанной сургучом тетради были теперь и фотоснимок Вилли Гетлина, доставленный ему прошлым летом Эммой Вольф, и ответ из редакции вместе с фотоснимком Гетлина в форме майора войск СС; там было донесение о связи Хойзера с «Восточным бюро» и показания свидетелей о ежемесячных посещениях бывшего социал-демократа бывшим эсэсовцем; там были материалы по убийству Вольфа с предполагаемыми анатомическими данными убийцы, и совпадавшие с этими данными описания внешнего вида Гетлина, полученные через соседей Хойзера. Все это были прямые и косвенные улики.

Но самую неопровержимую улику Эрих получил в отношении Кульмана, и пришла она от Инги — от его Инги!

За день до этого Инга позвонила Эриху и совершенно серьезно сказала:

— Эрих, ты еще не забыл меня? (Они давно уже перешли на ты).

— Инга, здравствуй! Если бы не твои глаза — мне было бы много труднее. Они постоянно светят мне, как огоньки в ночном мраке...

— Да ты поэт! Эрих, завтра праздник — помнишь?

— Да, я ухитряюсь еще иногда читать газеты.

— Мы пойдем?

— А какой завтра день?

— Суббота.

Эрих проверил, что у него намечено на завтра — получалось, что часов с пяти вечера он был свободен.

— Инга, в шесть мы встретимся у ворот парка. Согласна?

— Как тебе не стыдно! Еще спрашиваешь.

Ах, какой это был чудесный вечер! Эрих и Инга — веселые, радостные — уже целый час танцевали под звуки оркестра на площадке, в парке перед дворцом, потом катались на «альпийских горах». Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, вагонетки бежали, догоняя одна другую,— вперед, вперед, вверх-вниз, вверх-вниз! Фонари слились в один огненный круг, то подымавшийся, то падавший куда-то вниз, под ноги, и небо с тысячами звезд и луной то летело навстречу, то уносилось в обратную сторону.

Эрих первый выпрыгнул на дощатый помост и, помогая Инге вылезть, случайно бросил взгляд на только что подходившую к аттракциону парочку: это был Кульман с какой-то размалеванной девицей.

Взглянув на Ингу, Эрих поразился: она смотрела на Кульмана с испугом, а рука ее судорожно сжала пальцы Эриха. Не говоря ни слова, Эрих высвободил свою руку из пальцев Инги, подхватил ее под локоть и быстро увлек в тень деревьев, что росли вокруг.

— Инга, в чем дело? Ты знаешь этого парня?

— Ах, это такая история!

— Какая история, Инга?

— Эрих, милый, но я люблю только тебя, ты понимаешь — одного тебя! — девушка крепко прижалась к Эриху.

— Откуда ты знаешь его, этого?

— Я познакомилась с ним еще прошлой зимой, когда возвращалась домой из Берлина, потом я несколько раз с ним тут встречалась, а однажды он показал мне пистолет... Ах, Эрих, я так испугалась!

— Пистолет? Какой пистолет?

— Да такой, я не знаю, как он называется, небольшой, черный. Он сказал, что вот те, кто марширует сейчас по улицам нашего города и поет: «янки, уходите домой», они еще... узнают силу... нет он, кажется, сказал — испугаются его пистолета.

— Но почему ты не рассказала об этом мне раньше?

— Я не знаю... — она, не отстраняясь от Эриха, откинула голову и снизу вверх прямо посмотрела в его глаза. — Я не знаю. Не подумала просто, что надо рассказать. Я не хотела говорить о нем. А вдруг ты ревнивый...

Эрих не мог удержаться от улыбки.

— Ребенок! Честное слово — ребенок. Да ты понимаешь, что значат для меня эти твои слова?!

Вилли Гетлин проснулся и несколько мгновений неподвижно лежал, не открывая глаз и прислушиваясь к бодрой песне, гремевшей в радиоприемнике. Потом вскочил и пошел в ванну.

Вдруг раздался звонок. Гетлин чертыхнулся от неожиданности. Вечно явится кто-нибудь некстати! Перекрыв душ, он выскочил из ванны на кафельный пол, накинул на плечи мохнатый халат, поискал глазами комнатные туфли — будь они прокляты — оставил в спальне! Мокрыми босыми ногами прошлепал в коридор и, чуть пригнувшись, посмотрел в круглое дверное окошечко. Там, за дверью стояла женщина, которую он в первые секунды не узнал. Вдруг он сообразил: да ведь это жена Хойзера!

Вилли метнулся в спальню, потом обратно к двери, не открывая, крикнул неожиданной гостье, чтобы подождала, и бросился одеваться. Еще через несколько минут, приглаживая щеткой сырые волосы, он открыл дверь.

— Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь. Я попрошу ваш чемоданчик...

Лиза как-то механически, не трогаясь с места и не раскрывая рта, отдала ему чемодан. Видя, что она все еще не решается переступить порог, Вилли бросил щетку на полочку, вежливо, но настойчиво взял женщину под локоть и ввел в квартиру. Все так же не говоря ни слова, Лиза вдруг положила голову на плечо Гетлина и зарыдала.

Гетлин растерялся — он не любил женских слез. Он вообще не уважал женщин. У него никогда не было жены, и он, сходясь сегодня с одной, а завтра с другой, не видел ни в одной из них друга. Да перестанет ли она, наконец, хныкать? Еще не хватало, чтобы ее вопли услыхал кто-либо из соседей!

Выпустив чемоданчик, он решительно поднял Лизу на руки, быстро внес ее в столовую и опустил в кресло.

— Дайте воды. Только похолоднее, — прошептала она.

Когда она выпила и чуть успокоилась, он спросил:

— Они арестовали Макса?

Лиза молчала, только из глаз ее побежали слезы.

— Когда?! — зло крикнул Гетлин, окончательно потеряв терпение. Экая плаксивая дура! Дрянь! Нашла из-за кого горевать. Старый барбос — много ли он понимал в любви?

— Вчера ночью, — наконец ответила Лиза. — Пришли к нам и...

— Еще кого взяли?

— Послушайте, это жестоко. Разве я знаю, кого еще вы втянули в ваши аферы? Меня никто не касается, кроме мужа, — понимаете, никто! Никто! Никто! — С ней опять начался нервный припадок...

...Вечерело... Гетлин метался по комнате, изредка поглядывая на задремавшую в кресле Лизу. Сколько же времени она спит? Жалко, что не заметил по часам. Сейчас уже пятый — верно, часа три. Что же случилось в Шварценфельзе? Случаен ли арест Хойзера или провалилась вся резидентура? Ах, конечно, все провалено — старый барбос выдаст всех, кого знает, на первом же допросе. А долг? Он мне должен порядком — и все лопнуло! Проклятье! Что скажет Боб? Впрочем — следующая встреча только через неделю. Спокойно, спокойно... А что, если воспользоваться этой плаксой? Пусть-ка съездит и узнает. Зачем же говорить Бобу? А фигура у нее... Черт, при чем тут фигура? Потом, потом, сначала дело...

Но мысль всплыла откуда-то из темного уголка мозга, и заглушить ее Гетлин не мог.

Он вплотную подошел к креслу, сел на подлокотник.

— Лизхен, проснись, — позвал он и с этими словами привлек к себе. Лиза вздрогнула, открыла глаза. Первое мгновение не могла понять, что происходит, потом отодвинулась от Вилли и обернулась. Взгляды их встретились. Это продолжалось долго — целую вечность — и никто не отводил глаз. И оба молчали — как тогда, при первой встрече в магазине. Наконец Вилли положил руки на плечи Лизы и попытался снова привлечь ее к себе, но она резко сбросила его руки со своих плеч.

«Что же, значит, не время» — подумал Вилли. Встав с кресла, он прошелся по комнате. Потом сказал:

— Побудь здесь одна и никуда не выходи. Это опасно, — фопосы могли устроить слежку. Я вернусь часа через два.

С этими словами Гетлин ушел.

Что же будет дальше? Кто знает, что случится через месяц, через неделю — даже сегодня ночью? Разве думала она еще в прошлое воскресенье, что сегодня ей придется искать убежища в Западном Берлине, у Вилли Гетлина? А Макс? Бедный, — разве не говорила она, не умоляла его бога ради бросить это опасное занятие, все эти табачные махинации и продажу сигар из-под прилавка? Так нет, — не послушался. Ведь он был на шестнадцать лет старше ее — как же мог он послушать совета своей жены? Вот теперь и попал в руки к этим фопосам, и они его, наверное, мучают, как об этом пишут в «Телеграфе». У Лизы при мысли о всех этих ужасах мурашки побежали по спине. Она зябко повела плечами и забилась в угол кресла. И Гетлин — почему его так долго нет? Уже совсем темно. Света Лиза не зажигала, — так было спокойнее.