Крылья - Валентин Холмогоров

Оставив позади еще одну площадь, в центре которой громоздился потемневший от времени конный памятник, они свернули на широкий, утопающий в зелени бульвар. Стас нырнул в гостеприимно распахнутые двери очередного трактира, Дима и Стылый последовали за ним.

Здесь царил прохладный полумрак, из глубины помещения лилась приятная тихая музыка. Когда глаза немного привыкли к освещению, Дима отыскал взглядом источник звука – на невысоком столике возле барной стойки был установлен самый настоящий граммофон, оснащенный архаичной ручкой для заводки механизма и полированной медной трубой. Вращающаяся на шпинделе пластинка показалась ему непривычно толстой, а из блестящего раструба доносились звуки легкой танцевальной мелодии, напоминающей старый фокстрот.

В зале, заставленном деревянными столиками и скамьями, посетителей почти не было – только в дальнем углу сидел, ссутулившись, какой-то неприятный лохматый тип, сжимая в руке полупустую кружку с мутным желтоватым пойлом. Вместо того чтобы занять свободное место, Стас уверенной походкой направился прямо к нему. При приближении пограничников сутулый поднял взгляд, и Дима понял, что первое впечатление его ничуть не обмануло: помимо неопрятной внешности одинокий посетитель трактира оказался обладателем выдающихся вперед крупных желтоватых зубов, а водянистые глаза смотрели одновременно в разные стороны. Стас уселся за столик прямо напротив, Стылый, опустившись на скамью рядом, прислонил карабин к столешнице и жестом подозвал к себе пробегавшего мимо мальчишку с полотенцем на плече.

– Вина себе закажи, – повернулся он к Диме, – пиво тут полное говно, а вот красное лирморское тебе понравится. Мы оплатим.

– Не откажусь, – охотно согласился тот, – и пожрать еще чего-нибудь не помешало бы.

Стылый что-то сказал мальчишке на незнакомом языке, и тот стремительно исчез где-то в глубине зала.

– Ну? – требовательно обратился к косоглазому Стас.

– Вчера, после полудня, на соборной площади, – ответил он, глядя одновременно на обоих пограничников, – трое, по виду агенты королевской охранки или вояки. И старик. Похоже, раненный.

Голос у него тоже оказался неприятным: высоким и дребезжащим, точно старый трамвайный звонок. Внезапно Дима с удивлением осознал, что косоглазый говорит на клондальском, однако его слова были абсолютно понятны без всякого переводчика. Неужто Всевед не обманул, и после прохода Вратами стало возможным освоить чужой незнакомый язык, просто пару раз прочитав разговорник? Невероятно.

– Опиши старика, – не терпящим возражений тоном приказал Стас.

– Ну, такой… – косоглазый неопределенно пошевелил пальцами, – среднего роста, плотного телосложения, но не толстый. Волосы седые, не длинные, вот посюда примерно. Одет обычно: рубашка светлая, штаны темные. Только я сразу понял, что не наш он, не здешний. И шел с трудом: те трое его буквально под руки волокли.

Стас вопросительно посмотрел на Диму, тот пожал плечами:

– В общем, похоже, только под это описание кто угодно подойдет, если подумать. Да хоть ваш командир.

Пограничник вновь повернулся к ссутулившемуся напротив него типу:

– Куда они его повели?

– В здание городской торговой палаты. Это на пересечении…

– Я знаю, где это. Обратно никто из них не выходил?

Косоглазый покачал головой.

– До сих пор нет. Я там двух мальчишек-зеленщиков оставил, если кто и выйдет, я буду знать. А они проследят.

Стас покопался в кармане и выложил на стол пару крупных, по виду серебряных монет. Косоглазый уставился на них, словно видел такое сокровище впервые в жизни.

– Проваливай. И продолжай наблюдение. Вечером встретимся, доложишь.

Информатор сгреб монеты в горсть, шевельнул кадыком и, торопливо спрятав деньги за пазуху, нервно зыркнул по сторонам сначала одним глазом, потом другим, точно растрепанная тощая ворона. Суетливо поднялся на ноги и засеменил к выходу, поминутно оглядываясь. Стас чуть наклонил брошенную им на столе недопитую кружку, брезгливо понюхал содержимое, сморщился и выплеснул остатки прямо на пол.

Тем временем мальчишка притащил поднос с дымящимися горшочками, наполненными вареными овощами, и в комплект к ним – большое блюдо, на котором горкой была высыпана обжаренная в масле рыбешка. Звякнула посуда, и рядом с закуской на столе появилась необычного вида граненая бутыль с высоким узким горлышком. Стылый тут же звонко выдернул пробку и плеснул в стаканы немного густого рубинового напитка.

– Что думаешь? – отхлебнув изрядный глоток, обратился он к своему напарнику. Тот помолчал, повертел стакан в руках, вино внутри заиграло темно-алыми волнами.

– Вечером туда наведаться не мешало бы, посмотреть, что к чему.

– А охрана? Там же народу небось тьма, шум поднимем.

– Сегодня хадрум.

– Ах, черт, точно, пятница же, – хлопнул себя по лбу Стылый и, перехватив Димин непонимающий взгляд, пояснил: – У них тут, в Центруме, своя религия. Первый Кузнец, Небесная Мать, Восемь Грехов и Восемь Добродетелей, в общем, всякая такая заумная хрень. В разных государствах чуть-чуть по-разному, но в целом везде примерно одно и то же. А Лирмор – что-то вроде главной столицы у местных священников, типа этого, как его…

– Ватикана?

– Да, точно! Короче, пятница у них здесь считается священным днем и называется хадрум. С заходом солнца местные дружно молятся, а потом пьют вино, жрут, танцуют, поют и веселятся до самого утра.

Дима усмехнулся: похоже, некоторые традиции этого мира благополучно перекочевали и в наш, правда, далеко не все его обитатели, наверное, об этом догадываются.

– В общем, у нас есть неплохой шанс проникнуть в эту их торговую шарашку и остаться незамеченными, – подвел итог Стылый. – Это если повезет. Если не повезет, прикинемся пьяными и скажем, что заблудились, пока искали сортир. Ты вино попробуй, виноградники тут лучшие во всем Центруме.

Дима пригубил из стакана. Красное лирморское и впрямь оказалось отменным: терпким, ароматным и чуть сладковатым на вкус.

Закаты в Цаде стремительные, лишенные привычных землянам долгих романтических сумерек. Кажется, еще пару минут назад солнце висело в небе ярким золотистым пятном, и вот уже над восточным горизонтом высыпали первые звезды, тогда как западная часть небосклона все еще теплится призрачным голубовато-зеленым светом. Фонарщики, вооруженные короткими стремянками, принялись зажигать на улицах Лирмора неяркие масляные фонари, а из многочисленных заведений все громче и громче раздавалась музыка и веселые голоса подгулявших граждан, пытающихся перекричать трескотню притаившихся в траве цикад.

Дима всмотрелся в быстро темнеющее небо. Звезды здесь были в точности такие же, как и на Земле, а вот луны он разглядеть не сумел: то ли ночное светило еще не успело подняться над крепостным холмом, то ли ее и не было тут вовсе.

Косоглазый обитал под небольшим навесом, устроенным прямо на обочине дороги у подножия крепостного холма – вокруг на деревянных рейках были развешены разнокалиберные подметки, куски кожи, металлические подковки, на полках пониже Дима разглядел расставленные в беспорядке банки с гвоздями, кривыми иглами и клубками вымазанной дегтем нити. Сейчас при свете масляной лампы сапожник звонко приколачивал молотком каблук к изрядно потрепанному рыжему башмаку. При приближении пограничников он вытащил изо рта несколько гвоздей, которые до этого сжимал между зубами, торопливо спрятал их в нагрудный карман засаленного фартука и уставился на визитеров одним своим водянистым глазом. Второй при этом был устремлен куда-то в звездное небо.

– Ну? – спросил Стас.

– Все трое по-прежнему там, – суетливо обтерев руки о штанины, ответил башмачник, – один высунулся было, мальчишки его до Нижнего рынка проводили. Купил жратвы, вина и вернулся.

– Хадрум, – понимающе хмыкнул Стылый.

– Давно? – деловито уточнил Стас.

– Часа три назад. Колокольня на Соборной площади как раз предзакатную отзвонила.

– Стылый, двигай за мной. Ты, – Стас ткнул в Димину грудь пальцем, украшенным грязным ногтем, – останешься здесь.

– Пусть лучше позади топает, – возразил Стылый, – потеряется еще или в блудняк какой впишется по незнанию, ищи да вытаскивай его потом…

– Хрен с тобой, – с явной неохотой согласился Стас. – Держись за спинами, вперед не лезь, слушай команды. Все ясно? Тогда пошли.

Навес сапожника располагался почти на самом углу скудно освещенной улочки, выходившей на мощенную булыжником площадь, поэтому отсюда открывался прекрасный вид на все прилегающие здания. Одну часть площади занимал собор с узкими стрельчатыми окнами и высокой колокольней, в честь которого она, по всей видимости, и обрела свое название. За стеной собора чернел за решетчатой оградой утонувший в темноте парк. Прямо напротив культового сооружения – приземистая прямоугольная постройка с классическим портиком, галерея которого представляла собою вытянутую вдоль фасада колоннаду. Это здание, по всей видимости, и было избрано Димиными спутниками в качестве цели.