И лад, и дали - Николай Ладыгин

Ода юности

Низина низинИ низина разини —Те черепа наперечет.Мрут шуты. Быту — штурм.То дна рутина. Мани, Турандот,КакОда народа. Задора надоЕще и еще.А копушу, покаУдали ладу —Нам орлам мал роман.Лад и мир прими, даль.

ТутВесна. Титан-севИ жар, и виражи,И лира — царили,Да под зев зари мира — звездопадНоваторов… Как ворота, вон —Дорога. ГородДа сад,КакТе дубы будет.

Манит сон юности. Нам —И разул у зари,И утро парадов. Ода, рапортуй:Мы, вон, с урожаем у вас! (а в уме, аж ору) с новым!

К звездам

Еще и ещеДива видМирового. Говорим:— ИщиМечты! Быт чемНе раз озарен. —Мани, турнир! А Гагарин рутинами,КакНож он.Ты пойми: опытДал веку, а науке в лад —Конец оценок.

(ЕщеМутят ум:Да что тот чад!)

А наАрене — ВенераМанила дали нам…

Да!.. Рапорт, утро, парад!И народа до раниТут.На, титан,Ладони… Но дальШирокую укоришь,ИлиРоку укор…

Но онЛетел.Мы путь тупымМеж акул укажем:Воротом и массами моторовМиров творимНовь. ВонЕще и ещеМира душу дарим.И манит, сияя истинами,Мечтами, матчемИ мачтамиСурово Русь.

«Не стен гордо дрогнет сень…»

Не стен гордо дрогнет сень.Я нем. Иду спокоен. Не окоп суди меня.Не дымят ямы. ДеньЛетел.

Да, где сосед гад, —Море могил. И ГомеромТо пишу души пот,То рисую у сиротПап и мам.

Иго было. Голы боги.И лисили,Или Марса срамили,Или пилюли пили.

Таков, да, адвокат,Он беду судебноТише решит.Мечту мою — омут чемУ мин униму?ЕщеТечетПир Хиросимы — дым и сор, и хрип.ИлиТур мутен? Нет, умрутИ рабы рыбари.

На море разве в заре роман?Ад у колыбели. А на иле было — куда?Летами нанимательЛакал,КакВор, кровь.

Меч Азии зачем?!ТутМоре могил. И ГомеромТо пишу души пот,То рисую у сиротПап и мам.

«Один, души пишу дни до…»

Один, души пишу дни доОтказа. КтоТы? Пойми опытИ жар и миражи.

Я вижу, живя,Не Лик, а везде лед зевак и леньМумии. Им ум,КакНож он.

ТотУдал к окладу,Но в тине взлетел, звенит вон.Род звона, но вздор.Снес нонсенс.Но онИ жох-схожи.Лидер — бедалага — Ладе бредил:«Ныло поле, манило дол, и намело полынь,Мокнет окрест». Сер, котенкомШедевры до дыр ведешь.А не жалела жена.

И лиро-псари мира спорили:«Не жар — то отражен,Мечту воззовут чем!»ТотТеории роет,А то — барана работа.Те носили сонет.Нового били, богов онНе ублажал буен.ТотМастит сам,Но балабон.Не туман, а мутен.Али было? Марка крамолы била?Ему в умеНе оды, выдоен.Я вижу, живя,То вялого классика, закис с алкоголя, вотУдарит тираду,И жарит тиражи,И рад, и дар, иЛад ему медаль.

Он ту музу мутно,КакЛямку мук мял.А копии покаОн, видите, шипит и пишет, и дивноТо план гнал пот.И еще вещейНе дал хор, прохладен.

О, горе серого,О, хилого лихо,И косого соки.

Может я мятежомЗело полез,А мусор повес все — вопрос ума?

Нет! Ты, быт, — тень!Не севером море весенВозвестит сев! ЗовМоря! Лги фигляромТот, этот.

Один, души пишу дни доОтказа. КтоТы? Пойми опытИ жар и миражи.

А муза разумаТечетИ Лета сипит. И писатели,И поэты есть мудрые на Руси!

Воспоминания о моем отце и жизни нашей семьи

Наш отец, Николай Иванович Ладыгин, родился в семье пчеловода в древнем городе Рославль Смоленской губернии.[8]

Его родители Иван Матвеевич Ладыгин и Надежда Ивановна Халипина[9] имели шестерых детей: Александра, Николая (нашего отца), Наталью, Анну, Надежду и Константина.

Глава семьи, Иван Матвеевич Ладыгин, был человеком энергичным и хозяйственным, любил работу и знал в ней толк. Задумав однажды развести пчел, он сумел организовать свою собственную пасеку: очистил пустырь за городом, посадил на нем сад, изготовил ульи, завел пчел. Вскоре он стал фанатиком пчеловодства, отдавая любимому занятию все свое время без остатка. К работе на пасеке он с детства приобщал и своих сыновей, которые быстро научились пилить и строгать, мастерить ульи. Девочкам тоже работы хватало — они помогали матери вести домашнее хозяйство.

Иван Матвеевич был очень требователен ко всем и ко всему: к себе, к своим домочадцам, к окружающим его предметам. Во всех делах он утверждал строгий порядок. Он считал, что если надо строгать — то непременно острым рубанком; если возникла потребность рубить — то хорошо наточенным топором с удобным топорищем; если пришлось пилить — то острой пилой с разведенными зубьями. Все рукоятки лопат в образцовом хозяйстве Ивана Матвеевича были гладко отполированы, а их штыки после земляных работ аккуратно вымыты. Таким образом, наш отец с детства был приучен к труду и порядку.

Хозяйка дома Ладыгиных, Надежда Ивановна, в отличие от своего мужа, обладала мягким характером. Она была женщиной приветливой, тактичной и ласковой. Помимо традиционных женских дел по дому, она много читала, выписывала газеты, а также журналы с простыми названиями — «Светлячок» и «Задушевное слово». Она собрала собственную библиотеку и обучала детей грамоте, воспитывая у них интерес к чтению книг. Легче всех учеба давалась нашему отцу и его младшей сестре Анне, которая в дальнейшем получила хорошее образование в Ленинграде и работала в конструкторском бюро.

Отец поступил в городскую гимназию. Его любимыми предметами стали русская словесность и рисование. В ту пору он начал писать свои первые стихи.

По соседству с Ладыгиными жил Михаил Ляховкин — мастер на все руки, художник-самоучка, который умел делать все на свете: собирать самодельные автомашины, копировать картины русских пейзажистов Ивана Шишкина и Федора Васильева, мастерить всевозможные вещи. Он стал первым учителем отца, который посвятил его в основы художества. Интерес к живописи у юноши усилился после его поездки с матерью в Москву, где он посетил Третьяковскую галерею. Желание рисовать и писать красками захватило его полностью.

К тому времени семья Ладыгиных стала расти. Случилось так, что три племянницы Ивана Матвеевича, жившие в деревне, лишились отца. Наш дед взял их в Рославль, поселил в своем доме, устроил учиться. Одновременно осиротели две другие племянницы (по линии Надежды Ивановны), которых тоже взял к себе Ладыгин. Таким образом, в его семье стало одиннадцать детей. Забот прибавилось — всех надо было кормить, одевать, платить за учебу. Иван Матвеевич еще с большим усердием начал трудиться, добывая необходимые средства для жизни большого семейства. Одновременно повысились его требования к старшим сыновьям. Так, например, на свободное чтение книг теперь он стал отводить им только воскресный день, в остальное время они были призваны учиться в гимназии и работать.

Началась империалистическая война. В Рославль стали приезжать семьи из прифронтовой полосы. Как правило, иногородняя молодежь была более образованная и развитая в культурном отношении, чем местная. Она привнесла живую струю в жизнь маленького городка. По воскресеньям в доме Ладыгиных стали часто собираться гости. Самовар, чай с медом, разговоры… Молодые люди из приезжих научили отца и его старшего брата Александра играть в шахматы. Фигуры изготавливали из нитяных катушек и с увлечением сражались ими на шахматном поле.