Кровь хищника - Якупова Гульнур Мидхатовна

Сняв с плеч мешок, Хадия облегченно вздохнула: «Ну вот, кажется, подходящее место для жилья». И еще подумала, что неплохо было бы чайку попить. Это желание сразу же потянуло за собой целый ряд вопросов: чем питаться, в чем готовить еду? Словом, никак не обойтись без того, чтобы снова не сходить на хутор…

Выбравшись наружу, Хадия набрала дров, соорудила костерок и, зачерпнув воды в ведерко из того ручейка, вскипятила чаю. Перекусив и согревшись горячим чаем, перешла реку вброд и снова отправилась на хутор.

Сон

По знакомой дороге идти легче, и кажется она гораздо короче, когда помнишь все ее приметы. Дошла до хутора Хадия гораздо быстрее, чем шла с него до Уктау. А подходя к хутору ближе, почувствовала сильный запах гари. И уже подойдя вплотную, еще сквозь деревья увидела, что ее желание очистить огнем обесчещенный дом родителей вызвало непредсказуемые последствия. Сгорел не только их дом, но и особняк помещика со всеми амбарами, конюшнями и псарнями. И только дом и постройки Ивана с Анфисой чудом остались целы.

Хадия довольно равнодушно посмотрела на пожарище. Слез не было, перешла уже ту грань, за которой у человека от горя не бывает слез, только сердце рвется на части. Много она их выплакала за последний год. Сначала по отцу, потом по матери. Да и по себе тоже. Поэтому Хадия спокойно прошлась по пожарищу, стараясь определить, в каком именно месте находился тайный погреб помещика, о котором знали только он сам, Иван да отец. Этот каменный подвал Иван с отцом устроили много лет назад и никому не говорили о нем, даже женам, по строжайшему приказу помещика. Только вот отец, как будто чувствовал беду, перед своим последним уходом шепнул Хадие о больших запасах помещика, которые тот делал, видимо, предвидя крутые перемены в стране. Да вот воспользоваться ему самому не пришлось. Зато Хадие запасы теперь будут кстати.

Замаскированный вход в погреб обнаружился в том месте, как и указывал отец: в двухстах саженях на юг от помещичьей усадьбы, в десяти саженях на восток от большого дуба. И ключ лежал под камнем, уже покрывшимся мхом. С усилием раскрыв заскрипевшую дверь, Хадия вошла внутрь, в каменную прохладу большого погреба.

В сусеках, ближе к выходу, хранилась мука, зерно. Чуть в стороне стояли жестяные четверти с керосином, фитили для ламп, мыло, патроны для ружья, нитки, новенький алюминиевый чайник, шнурки, веревки, материя в рулонах, почему-то вся красного цвета, и прочие хозяйственные принадлежности. В самом конце погреба хранилось на перекладинах вяленое мясо. Хадия взяла из всего только самое необходимое. Добрела под тяжестью груза до заимки и сложила все богатство на крыльце избы Ивана. Вошла в дом, где еще сохранилось кое-что из вещей, выбрала для себя, что могло пригодиться в пещере. И чувствуя, как от усталости ноет все тело, да и день уже клонился к вечеру, решила выспаться, чтобы поутру со свежими силами отправиться на Уктау. Забравшись на полати, где обычно спали Ванятка с Аксюткой, Хадия свернулась калачиком, плотнее укрылась толстым Анфисиным одеялом и провалилась в глубокий сон.

…Хадия бежит по зеленому лугу среди цветов и вдруг падает, споткнувшись обо что-то толстое и мягкое. Попыталась встать на ноги, но не смогла, придавленная этим толстым нечто, которое вдруг стало обхватывать ее грудь и руки. Приглядевшись, Хадия увидела, что это огромная, отвратительная змея! Изо всех сил пытается сбросить гада с себя, освободиться, но сил нет, и даже голос пропал, так что и закричать не удается. А у змеи вдруг вместо одной головы появились две, одна — мертвого русского, другая — Махмута с изувеченным лицом. Страх, омерзение, ненависть — все смешалось в душе Хадии. Собравшись с последними силами, она протяжно и дико закричала и… проснулась.

Закрыть глаза она больше не решилась и просидела до рассвета при керосинке на полатях, чувствуя, как ребенок внутри нее нервно толкается, встревоженный состоянием матери.

Поутру даже не стала завтракать, все еще испытывая дурноту от ночного кошмара, а сразу засобиралась в дорогу. На этот раз у нее хватило сил остановиться, чтобы бросить прощальный взгляд на родные места. На мгновение в голове ворохнулась мысль, что можно бы остаться и в Ивановом доме, но… Каждый раз по ночам она будет просыпаться в холодном поту от кошмарных сновидений, а пепел родительского дома будет напоминать о позоре и бесчестии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не раздумывая более, она резко повернулась к сгоревшей заимке спиной и отправилась к себе домой, как уже стала привыкать называть пещеру на Уктау.

Дом

Когда наступила слякотная пора осени, у Хадии уже был готов вполне уютный и надежный дом. Пол и потолок, две стены каменные, а две других выложены из толстых жердин, обмазанных глиной, так что даже ветер из открытого лаза со стороны обрыва не проникает внутрь. В небольших «сенях» лежат припасенные на зиму дрова, к стенке загородки привязаны пучки душицы, ветки рябины и калины, коренья разных трав. В выемках стены хранятся орехи, черемуха и шиповник. В небольшом очаге горит огонь, и дымок от него тянется вверх, в специальное отверстие, сделанное для тяги. В чайнике на огне кипит вода, вплотную к огню на возвышении расположены нары, через маленькое оконце на стене из жердей свет падает на ложе из высушенных камышей. Хадия принесла с хутора много красной материи и нашила из нее кучу полезных вещей. Сделала матрац и подушки, набив их сухой травой, сшила занавеску на оконце. Жить в таком жилище, во всяком случае Хадие, привыкшей к суровому лесному быту, можно. Да к тому же в самом дальнем углу пещеры обнаружились две достаточно глубокие выемки, в которых можно было хранить запасы воды, в том числе и для купания ребенка. Вот только с охотой не слишком ладилось, а запасов мяса не было. Последние попытки Хадии подстрелить какую-нибудь дичь закончились неудачей, да к тому же все чаще стали вблизи появляться волки, расплодившиеся в этом году неимоверно. И хоть мысли о голоде продолжали тревожить очень сильно, на охоту Хадия ходить перестала: снежный покров становился все толще, да и сроки родов неумолимо приближались.

Первая волна схваток началась однажды утром, сразу же после пробуждения. А может быть, именно из-за них Хадия и проснулась, вскрикнув от резкой боли в пояснице. Едва только боль немного отпустила, Хадия еще раз проверила, все ли готово для родов: огонь в очаге есть, вода греется, пеленки и кашемировая шаль аккуратно свернуты, и нож прокален на огне, чтобы было чем отрезать пуповину. Не раз слышавшая от матери, как правильно принять ребенка, сделала все как положено.

Родилась девочка. Но прошло дней семь или восемь, и ребенок начал непрерывно плакать и просить есть. Хадия пробовала и массировать усохшие груди, и побольше пить чай, но молока не прибавилось. Тогда Хадия натолкла ореховых зерен, перемешала с хлебным мякишем, завернула во влажную тряпицу и сунула девочке в рот. Та, причмокивая, помурыжила соску и, успокоившись, уснула.

Однако без материнского молока ребенок просто погибнет, это ясно. Хадия мучительно искала выход из создавшейся ситуации и не могла придумать, как же пережить эту зиму. Если удастся, твердо решила молодая мать, весной она обязательно пойдет в Асанай, к людям, и там будь что будет. Только теперь до Хадии стало доходить, на какой риск она пошла, решившись провести с новорожденным младенцем зиму в этом каменном мешке…

Этим вечером, когда девочка спала, до слуха Хадии долетел какой-то невнятный шорох, словно кто-то еще появился в пещере. Насторожившись, Хадия на всякий случай приготовила ружье. Жилище вроде и крепкое, но мало ли что. А тревога за себя и малышку все нарастала, по мере того, как отчетливее становились непривычные и чуждые звуки. В какой-то момент Хадие показалось, что это было похоже на чье-то тяжелое и прерывистое дыхание. Или это у Хадии с головой стало что-то неладное от длительного одиночества? Но нет, она в ясном сознании. Действительно кто-то стонет, словно жалуется на боль!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})