Помнят польские паны. Прелюдия - Александр Викторович Горохов

территории которого ещё в середине 1920-х казачки «шалили». Да и сейчас, бывает, косо на Советскую Власть поглядывают. Из всей промышленности — только запланированное строительство Новозлатоустовского завода, который ещё неизвестно, когда начнёт работать: постановление-то о его строительстве только-только принято, землемеры всего лишь площадку под него размечают. А под боком два санатория, за отдыхающими которых тоже приходится присматривать. Вот и приходится то с населением работать, чтобы к полигону не совались, то бесконечно колесить по грязным весенним дорожкам между сёлами да деревнями казачьих мест, то, как сегодня (уже вчера!), обеспечивать порядок на митинге в честь дня рождения Владимира Ильича Ленина.

Только засыпать начал, млея от тепла прижавшейся ко мне супруги, как кто-то в ворота колотится. Полина уже приученная к таким ночным визитам, пока я натягивал галифе и портянки мотал, набросила на плечи ватную телогрейку-фуфайку выскочила в сени. Помнит, кто её муж, сколько у него недоброжелателей, свет не зажигает. И, не открывая двери на крыльцо, кричит в темноту.

— Кто там?

С улицы незнакомый голос:

— Капитан Егоров из военного городка. Товарища Воскобойникова срочно просят прибыть в штаб полка.

Жена только вздохнула, когда я, уже одетый по форме, поцеловал её в лоб перед выходом на улицу.

Пока шёл к воротам, различил, что где-то неподалёку «бомочет» двигатель автомобиля: у военных с транспортом куда лучше, чем у чекистов, которым приходится летом на бричке, а зимой на санях по району передвигаться.

Странно как-то этот капитан одет. У меня даже рука к кобуре с наганом дёрнулась. Да не успел: руки тут же скрутили ещё двое, одетые вообще несуразно, но так, что в темноте их и не различишь. А «Наган» один уже прячет себе в карман. Грехов за собой я не помню, чтобы меня вот так, среди ночи, явились «брать». Наверное, ошибка какая-то. Главное — в дом не ломятся, жену с детишками не перепугают.

— Спокойно, Иван Васильевич! Никто вам зла не желает, но оружие ваше пока у нас побудет, чтобы вы глупостей не наделали. Пройдёмте в машину.

Ох, какая странная машина! Ни на одну из виденных мной не похожа. И не только советских, но и зарубежных. Не только наяву, но и на фотографиях в журналах. Тот, что назвался «капитаном» (ни петличек на его одежде, всё же явно военной, ни, тем более, «шпалы» на них нет и в помине) Егоровым сел впереди, рядом с водителем, а двое других, зажав меня с двух сторон в кабине машины с брезентовым верхом, на заднее сиденье. Зажглись ослепительно ярким светом фары, и машина, рыкнув двигателем, рванула вперёд. Действительно в сторону железнодорожного переезда, за которым и находится военный городок.

— Печку прибавь. Прохладно как-то — мимоходом бросил водителю «капитан», и тот пошевелил какими-то рычажками на передней панели с таким количеством подсвечиваемых приборов и переключателей, которого я отродясь в автомобилях не видывал.

Печка??? В машине??? Да такие, разве что, только у машин, на которых ездят члены правительства, есть.

Вот только военный городок объехали стороной, рванув прямиком по дороге, ведущей в сторону деревни Непряхино, перед которой и находится полигон. Потом свернули с дороги, и прямо по целине, по ещё задержавшимся с зимы сугробам, уже примятым колёсами, видимо, этой самой машины, попёрли вглубь полигона.

В свете фар показалось место, где след автомобильных шин обрывается. Не доехали до этого места метров десять и остановились.

— Всё, ждём, когда проход откроют, — скомандовал старший, цепляя на голову наушники от железной коробки, установленной на кронштейне перед ним.

Радиоприёмник, что ли?

Водитель двигателя не глушил, только погасил фары, и, скорее всего, именно от работающего мотора в кабину шло приятное тепло.

Я молчал, не зная, чего ждать от незнакомцев, они тоже ни слова не промолвили. Сидели, практически не шевелясь. Только водитель, вынув откуда-то сигарету и вопросительно глянув на «капитана», приоткрыл форточку и чиркнул спичкой, прикуривая.

— А мне-то покурить можно? — подал голос я, «пленный».

— Немного потерпите, товарищ лейтенант госбезопасности. В такой маленькой машине смолить «в два ствола» — это уже для нас, некурящих, перебор. Чуть позже накуритесь.

«Товарищ», а не «гражданин». И по званию, а не по фамилии. Это уже обнадёживает!

Ждать пришлось около получаса, пока впереди, как раз там, где обрываются следы шин, появилось едва заметное голубоватое свечение. И Егоров забормотал в коробочку, которую поднёс ко рту.

— Слон на связи. Мы готовы к переходу. Объект с нами.

Так это, значит, не радиоприёмник, а радиостанция! Настолько небольшая, что её совершенно спокойно можно в одной руке за ручку нести.

Что-то выслушав в ответ, «капитан» кивнул водителю, и тот плавно двинул автомобиль вперёд, к этому пятну голубоватого свечения. А потом я едва не ослеп от яркого света, ещё и отражающегося от лежащего повсюду снега.

Когда глаза у всех немного привыкли к свету, разглядел группу спешащих к автомобилю людей. Да и вообще вся небольшая расчищенная от снега площадка была окружена солдатами, держащими в руках незнакомое оружие. И первое, что бросилось в глаза в их форме после того, как мы все по приказу Егорова вышли из машины, были погоны! Не царского или белогвардейского образца, но всё равно погоны, ассоциирующиеся с врагами Советской Власти.

Пока пытался понять, куда это я угодил, как можно дать отпор захватившим меня в плен врагам, к автомобилю приблизилась группа офицеров во главе с человеком в каракулевой папахе и шинели, на плечах которого были тёмно-синие погоны с двумя лазоревыми просветами и тремя крупными звёздами.

— Полковник Комитета государственной безопасности СССР в запасе Бабушкин, — козырнул этот «золотопогонник», которому, на вид, немногим за шестьдесят. — Я правильно понимаю, что имею честь разговаривать с лейтенантом госбезопасности Воскобойниковым?

— Плохо реквизит подобрали и роли выучили, господа хорошие, — криво усмехнулся я, глядя на эту комедию. — Погоны у вас подполковничьи, а называетесь полковником, что-то про СССР лепечете, а в Советском Союзе ни погон нет, ни какого-то Комитета государственной безопасности.

— В 1939 году, откуда вас временно доставили сюда, действительно, ни того, ни другого не было.