Пусть он останется с нами - Максуд Ибрагимбеков

Никак не могу понять, почему я столько дней не мог ее увидеть, а за одну секунду вдруг увидел, и теперь, когда захочу, могу ее сразу отыскать.

Я этот случай с Большой Медведицей и потом несколько раз вспоминал, каждый раз, когда что-нибудь долго не понимал, а потом вдруг пойму и удивляюсь, как это я не мог понять сразу, когда все так просто и понятно. Еще товарищ Саша обещал нам показать Полярную звезду, по которой можно без компаса сразу определить, где север, но для этого надо было проснуться под самое утро; мы хотели проснуться под самое утро, даже будильник поставили на четыре часа, но товарищ Саша сказал, что человеческое здоровье важнее и под утро лучше нормально поспать. Мы закричали хором, что нам совершенно нетрудно будет проснуться и на нашем здоровье это не отразится, но товарищ Саша улыбнулся, ничего не сказал, а просто улыбнулся, немножко даже грустно улыбнулся, и мы вдруг поняли, что товарищ Саша хочет поспать нормально сам, видно, потому, что очень устает за день. Он ведь раньше всех нас просыпается, и позже всех ложится, и днем не спит, когда у нас "мертвый час", а идет в это время на планерку к начальнику лагеря.

И сейчас я сразу увидел на небе Большую Медведицу, и Малую, и Млечный Путь, и все звезды, которые переливались голубым светом совсем близко над головой, и их было так много, что мне вдруг показалось, что, кроме звезд, вокруг нашего сада больше ничего и нет, это мне показалось, наверное, потому, что было очень тихо. Даже листья деревьев не шелестели.

Тепло было этой ночью в нашем саду. Очень тепло было, и пахло цветами табака. Его бабушка посадила у нас в саду прошлой весной. Он в первые дни как расцветет - сильно пахнет. Очень у него приятный запах, даже прохожие у нашей изгороди останавливаются, когда начинает цвести табак. И что самое странное никому в голову не приходит, что это цветы табака, так они пахнут. Ничего в них табачного нет. Запах очень приятный, но какой-то густой и сладкий, бабушка эти цветы никогда на ночь в комнате не оставляет. А сегодня ночью в нашем саду этими цветами пахло так, как будто это не сад, а закрытая комната, и этот запах не может найти ни одной щелочки, через которую можно выбраться наружу. И никакого ветерка. Мне от этого запаха всегда почему-то бывает чуточку грустно, особенно в первый раз, когда я его почувствую летом, чуточку-чуточку грустно и приятно, я все пытаюсь в это время что-то вспомнить и не могу. Хорошо, что это обычно недолго длится и сразу проходит.

А сегодня ночью мне так грустно стало, просто слов никаких нет. И ничего приятного. И вспоминать ничего-ничего не хочется, а скорее наоборот. Никогда мне так грустно не было. Даже в комнате наверху... Хоть плачь! И в горле какой-то ком у меня застрял, и никак я его не могу проглотить. Ничего не понимаю. Почему это у меня все так плохо получается в жизни? Я же такой, как все у нас в классе или на улице. Я же ничего плохо не делаю. В школу хожу, на музыку, бабушке помогаю, живу как человек... А почему же только у меня так все плохо получилось? Ну почему? Я же ни в чем не виноват. Это даже странно. У всех родители есть, детей своих любят, хвалят их, делами интересуются, все время помнят о них. Только я один никому не нужен. Если бы мама жива была, наверно, все по-другому было бы, любила бы меня моя мамочка, и я бы ее очень любил. А она умерла. Ну почему моя мама должна была умереть, именно, моя, я же ни в чем не виноват, ничего плохого не сделал. А она умерла. У всех есть родители: и у Ленки, и у Димки, и у Вовки - у всех, а я же не хуже их. Почему же у меня все так получается неудачно? И отец мой не хуже других, я это точно знаю, а даже, может быть, лучше. А что хорошего? Лучше бы он меня бил каждый день, как Димку отец бьет, только не смотрел бы на меня так, как будто и не видит меня в это время, лучше бы он женился и ругался бы с этой женой, как Вовкин отец с его матерью ругается, пусть даже на улице все слышат, что у нас в доме ругаются, лишь бы хоть немного любил он меня, не относился как к постороннему человеку.

Может быть, он даже все время жалеет, что я есть, я же совершенно лишний для него человек, я же это все время чувствую! Хоть бы умер бы я тогда вместе с мамой от дифтерита, и то, наверное, лучше было бы!

Хорошо еще, что бабушка у меня есть. Вот она меня точно любит. Только ее мне и жалко, очень она переживать будет, когда узнает, что я уехал. Я ей сразу телеграмму дам, как в Москву приеду. А потом она ко мне все равно переедет. И еще жалко все-таки, что я с Ленкой не попрощался, даже позвонить нельзя... Но Ленка поймет, что возможности не было.

На повороте я остановился и последний раз посмотрел на наш дом. Гравий сразу перестал хрустеть, и стало тихо-тихо. И весь наш дом был виден в лунном свете ясно, как днем. Даже одна расколотая черепица, которую Димка разбил в тот день, когда мы испытывали камнеметную машину.

В окнах света не было, как будто в этом доме никто и не живет. Только окна и были темные, а весь наш дом стоял белый-белый в лунном свете... И до чего мне стало грустно, ну просто слов нет. Зря я посмотрел на наш дом, окончательно меня это доконало. Я повернулся и пошел к выходу, не оборачиваясь и ничего не видя, потому что ком в горле у меня стал еще больше, даже дышать стало трудно, и в глазах защипало так, что сразу захотелось их закрыть, и не просто закрыть, как всегда, а обязательно ладонями.

Я сделал еще несколько шагов и подошел к калитке. Я взялся за ручку и потянул ее к себе, а она сразу так заскрипела, что меня мороз по коже продрал и во рту - и по языку и по деснам всем - такая оскомина прошла, как будто я штук пятьдесят зеленых слив съел подряд. А днем я эту калитку открываю, и хоть бы что, никакой оскомины! Скрип этот, наверное, можно было услышать на другом конце города.

Я еще чуть сильнее потянул на себя, чтобы поскорее покончить с этим, пока бабушка не проснулась, так эта проклятая калитка прямо завизжала противным визгом, как будто ее режут... Я решил с ней больше не связываться, а перелезть через забор. Удивляюсь, как мне это сразу не пришло в голову, отошел от нее и пошел к забору. Он у нас совсем низкий, и подтянуться на руках ничего не стоит, надо только сделать это сразу, рывком, чтобы не испачкаться в известке. Его совсем недавно покрасили, и он ужасно пачкается, стоит только к нему нечаянно прислониться. Я встал на цыпочки и вытянул вверх руки, ухватился за край. Я совсем было собрался подпрыгнуть и одновременно подтянуться, как почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Прямо всей спиной почувствовал, что на меня кто-то смотрит не отрываясь. Прямо как будто уперся этот взгляд мне в спину и особенно в. затылок и давит. Я не сразу обернулся, еще немного постоял не оборачиваясь, потому что очень не хотелось оборачиваться. А потом все-таки повернулся и посмотрел в ту сторону. Под засохшим деревом рядом с опрокинутым мусорным ящиком, из которого все высыпалось на землю, стоял лев. Он стоял неподвижно и смотрел на меня. Это был огромный лев. Я много раз видел их в зоопарке, в цирке, в кино, но даже представить не мог себе, что они могут быть такими огромными. Он стоял ко мне боком и был виден весь. Желтая шерсть на его туловище блестела под лунным светом, как намазанная жиром. Не блестела только грива, она была темно-коричневая, но с проседью. А глаза у него были тоже желтые, и они мерцали тусклым светом под лучами луны. И даже, может быть, луна была здесь ни при чем - глаза у него светились сами по себе, изнутри. У него был толстый, торчащий на конце нос, щеки и тонкие губы и очень высокий лоб человеческое лицо, и только. И выражение лица у него было как у человека. Он стоял над разбросанным мусором, и я, совершенно между прочим, подумал, что он, наверное, копался в этом мусоре, отыскивая еду. Я говорю "между прочим" потому, что с того момента, как я увидел этого льва, я думать начал не сразу, а просто стоял, ничего не думая, и смотрел на него.

Я не боялся До сих пор не могу понять, почему я не испугался этого льва, которого

все так боялись и за которым охотился весь город. Я помню только, что вдруг подумал: наверно, этот лев ужасно устал бродить по незнакомому городу среди людей, которые боятся его и убегают или хотят его убить. И еще я подумал, что он, может быть, хочет вернуться в цирк, но не знает, как это сделать, и никогда не сумеет вернуться, если я ему не помогу. Да, и это я помню точно - и еще я подумал, что он ужасно голодный и его надо обязательно покормить. Не стал бы этот лев ни 'за что рыться в чужом мусорном ящике, если бы не помирал от голода. Я же не ошибаюсь, вот честное слово, я тогда думал только об этом, когда стоял в темноте напротив этого льва. И еще я увидел, а вот об этом никому не сказал ни одного слова, кроме Ленки, и она мне поверила, я увидел, что этот лев ужасно обрадовался, что меня встретил. Всегда чувствую это - рады мне или нет, а этот лев просто ужасно обрадовался, что встретил меня. Это сразу стало заметно, хоть он ни разу даже не моргнул и хвостом не шевельнул, а стоял и смотрел на меня своими огромными желтыми глазами. Сейчас я думаю, что он был очень похож на третью собаку из подземелья с сокровищами, но это я сейчас так думаю, тогда ни о какой собаке и не вспомнил.