Ответный удар 2 - Александр Афанасьев

— Поехали, нечего тут делать…

Стараясь не привлекать внимания, мы выбрались из толпы — уходить во время выступления крайней невежливо, но я стоял на самом краю, не заметили. На углу, подальше от заведенной толпы — стоял ЛандКруизер с заведенным двигателем. Мы забрались в машину, я тут же открыл холодильник, нашел что искал — банку Ред Булла, энергетика. Открыл и присосался — а то щас свалюсь…

— В город, Вова… — приказал шеф

Внедорожник тронулся, переваривая своей подвеской неровности улиц приграничного иракского городка. Выбрались на дорогу, промчавшись мимо блок-поста Гвардии. Там тоже снимались. Город. Кое-где в другом месте — тоже был только один Город. Его так и называли в разговорах: Город. Город Грозный…

— Б…, как там все… — словно угадывая мои мысли сказал шеф — как туда вернулся.

Мимо — мы уже выскочили на федеральную трассу, шофер втопил под сто шестьдесят — гудящей полосой неслась чужая страна…

Ирак, Багдад

27 мая 2019 года

Эту ночь — мы впервые провели с Амани в месте, которое можно было назвать домом — а не местом временного пребывания. В месте, где было что-то свое, в месте, где чувствуется обжитой дух, где есть маленькие вещи, говорящие о владельце и делающие это место принадлежащим ему. Наверное, это и есть семья.

Утром — Амани меня раскритиковала за пустой холодильник и совершенно ненадлежащий набор кухонной утвари. Придется… как говорится, соответствовать — идти на базар.

Утром — как и договорились, заехал за мной Вован, просигналил условным количеством сигналов, для каждого дня недели свое число сигналов. В раздумьях относительно того, что купить из посуды, дабы не нарваться вечером на семейный скандал — я вышел из дома, и…

Белая Тойота-седан впереди мигнула мне стопами.

Чёрт!

Вован отреагировал мгновенно — подал машину вперед так, чтобы она была между мной и Тойотой. Зазвонил телефон — номер которого знают далеко не все.

— Слушаю…

— Это ты, братан?

Знакомый голос, чтоб его.

— Ты где?

— Впереди. Белая Тойота…

— Вижу…

Показал Вовану знак — все в порядке. Направился к Тойоте… если что уйти они все равно не сумеют… а так не смертники же они. Борек — так точно не смертник. Он жить любит. Большими, мать его, глотками…

Тот парень — вроде как украинец — сидел за рулем. Борек — сзади…

— Доволен, что пулю только что чуть не поймал… — сказал я, садясь назад к своему старому «другу»

— Да брось.

— Ага. Щаз. Оторву и брошу. Тебе под ноги.

Борек вымученно улыбнулся

— Не начинай, а?

— Я и не начинал пока. Тебе — чего здесь надо окромя неприятностей.

— Ты сделал?

Я сделал удивленное лицо

— Сделал? Чего сделал, родной?

— То, о чем мы договаривались.

— А ты думаешь, это так просто? Да о таких вопросах — знаешь, какие верха решают?! А ты — сделал…

— Я то думал, быстрее будет.

— Индюк тоже думал — и куда попал? Если хочешь — позвони в Кремль — для ускорения. Говорят, там много, кто Пурим[19] отмечает…

Я подмигнул

— Бывай. Чуть что будет — сообщу

И полез обратно на свет божий. В таких случаях — нельзя давать противнику ни шанса перехватить контроль над ситуацией…

Вован — ждал меня в Патруле с мрачной репой и рукой под курткой, лежащей на переднем сидении. Я сел назад

— Чего мрачный такой? Знамя украли[20] или чего там?

— Это — чего за орел был?

— Да так. Человек божий, обделан кожей. Чего нового?

— Приказано всем с утра в основное здание. Какая-то оперативка будет.

— Опять?!

Терпеть ненавижу оперативки. Потерянное время, взаимодействуют один, максимум — двое. Остальные стараются не зевать и не испортить воздух. Но при этом — все изображают на морде лица служебное рвение, понимание ситуации и готовность прямо щас вскочить и побежать делать то, о чем вещает очередной оратор. При этом думая — когда этот козел, наконец заткнется, и можно будет пойти покурить…

Ненавижу…

Проталкиваемся по улицам. Водить автомобиль в Багдаде не так просто, как кажется, и если ты сидишь пассажиром — это не значит, что ты тупо пялишься в окно. Ты контролируешь правую полусферу, рука на автомате, глаз — выделяет признаки опасности. Мотоцикл — киллеры чаще всего работают на мотоциклах, так легче скрыться, собирающаяся у тротуара толпа, резко набирающая ход машина. В последнее время ублюдки, отрезанные от каналов пополнения оружием и боеприпасами придумали новую, скотскую тактику — они говорят пацану лет десяти — двенадцати: хочешь стать шахидом? Ну, кто не хочет, если вокруг все только и талдычат о шахидах — конечно, говорит, хочу. Дают коробку блестящую, из-под чая, или обрезок трубы и говорят — пойди, брось, когда машина кяффиров проезжать будет. Фокус в том, что это похоже на СВУ, самодельное взрывное устройство, но таковым оно не является. А палец то на спусковом крючке, и перед глазами — друзья, разорванные такими вот взрывами — проверять, что там, просто труба, или там взрывчатка, вытопленная из неразорвавшегося снаряда — разбираться не хочется. Выстрелил — и вот тебе еще один малолетний шахид, еще одна костяшка на счетах мест и ненависти. Не выстрелил… они это тоже замечают, и даже учет машин ведут. Не выстрелил — следующий раз бросят настоящую, не пожалеют.

И одновременно с этим — шум на улицах, нарядные девушки, многие без паранджи, только волосы прикрыты легким, газовым платком. Машины новые, магазины. Черт… гибрид Нью-Йорка, Москвы и Кабула, в котором сейчас ой как не сладко…

Пробиваемся через пробки, сигналя и нахально лезя вперед, как и все, Розенбаум поет про страну, плюющую пулей в лицо, рука на автомате. Интересно — это вообще, когда-нибудь закончится? Ну, я про все про это — про ислам, про шахады, про шахидов, про амалият,[21] про истишхад, про касас. Когда-нибудь — хоть когда-то — мы сможем жить мирно, как раньше? Или наши внуки — тоже будут воевать? Достало что-то это…

На периметре русского дома — усиленная охрана, стоят бронетранспортеры, тяжелые.[22] Во дворе — кавалькады суровых черных джипов — из Москвы что ли приперли, идиоты? Тут все на белых ездят — жарко однако.

Оказалось — так оно и есть…

Как зашел — ко мне бросился Мельниченко, тот еще фрукт. Один из тех, кто командировку на ж… отсиживает. Тут, в доме — подай, принеси, пошел вон. Чей-то помощник, сиречь — холуй. Тоже ненавижу…

— Вы где ходите! Оперативка десять минут как началась!

— Та-аварищ подполковник — мы не ходим. Мне вообще сам генерал три дня отпуска дал.

Холуй закатил глаза от возмущения

— В главный зал! Не шуметь только.

Дать бы тебе в морду, козлу — вот бы шума было.

В бывшей штаб-квартире партии БААС, которая в общем то была похожа на нашу КПСС, только более циничная — был зал для съездов, большой — нам такой не нужен. Нам бы поменьше — да других нет. Вот, приходится здесь на первых рядах размещаться.

Оп-па… а у зала то тоже — охрана.

— Документы…

— Пжалста…

— Оружие есть?

— Конечно есть.

— Сдайте…

Охренели.

— Да? А если за время, пока мое оружие тут лежит из него пристрелят кого-то. Кто будет отвечать — я?

Охранник смотрит на меня как на духа — вот, тоже работенка, к своим как к чужим. Цедит сквозь губу

— Ты охренел, боец? Сдать оружие.

— А вот хрен тебе…

Разворачиваюсь, поднимаюсь наверх. В знакомом сейфе оставляю все, что у меня есть, вплоть до металлической ручки, которой при наличии навыка можно убить человека. Возвращаюсь и с лицом красного партизана Лазо прохожу повторный обыск. Ничего нет — и меня пускают в святая несвятых. Потому что святых в этом здании — точно не наблюдается.

Пригнувшись, как под огнем — пробираюсь к свободному ряду кресел, стараясь не привлечь внимание, ни шумом, ничем. Занимаю свободное кресло с краешку. С трибуны, которая тут со времен С. Хусейна мало изменилась — уверенно вещает москвич со значком в виде трехцветного флага на лацкане пиджака. Ну-ка, послушаем, что за бздень…

… в связи со сложной оперативной обстановкой в городе вы должны понимать, что для обеспечения визита потребуется предпринять экстраординарные меры безопасности…

За-ши-бись. Только визита нам тут еще и не хватало…

Выслушав москвичей с трибуны потом и наших подпевал — пришел в совершеннейший аут. Как говорится — хватай мешки, вокзал отходит.

Как вам наверное известно — в пятнадцатом году группой стран, в том числе Ираком — в Москве, после самопальной и мало кем признанной международной конференции по урегулированию (в основном там меж собой решали, кто наблюдателей прислал, а кто и вовсе блистательно отсутствовал) — было принято решение об урегулировании на Среднем Востоке самым радикальным способом — путем высадки частей русской армии, внутренних войск и ликвидации террористов — всех до единого. В отличие от брюссельских штудий, где больше трындели о правах человека, в том числе и такого человека, который хлещет из АК-47 по проезжающей армейской колонне или подкладывает бомбу на дороге — там разговор был конкретный, с большим участием военных, спецслужбистов и бывших спецслужбистов. Мы удачно попали в масть, можно сказать — возможные телодвижения Китая в этом регионе блокировались из последних сил США, да и сами китайцы — по определенным причинам не готовы были активно вмешиваться своими силами в идущую в регионе вялотекущую гражданскую войну. И позиция их была понятна: связаться, означало стать целью джихадистов, которой они до этого не были и испортить отношения с некоторыми важными и влиятельными кругами в Персидском заливе — от которых Китай зависел больше, чем хотел это показать. Нам же терять было нечего: уже возвращались в страну поднаторевшие в уличных боях прошедшие медресе в долине Сват боевики, на карте страны вспыхивали все новые и новые горячие точки — Югра, Ульяновск, Казань, Уфа, Ставрополь, Сочи, Подмосковье. Особого выбора нам не было — элита стран аравийского полуострова нацелилась на нашу страну еще с девяностых, плодились всякие исламские фонды, действовали подпольные и полуподпольные медресе, студенты (кстати, слово талиб в переводе означает — студент) — выезжали за границу в поисках знаний, учились в исламских университетах Мекки, Медины, Аль-Азхар в Каире, в Деобанде, в Хаккании, в Красной мечети. Возвращались — некоторые идиотами. Такими как то глава района в Татарстане, который на государственные средства всем жителям спутниковое телевидение подключил, чтобы они могли смотреть Аль-Джазиру (ага, а не порнуху). Некоторые — готовыми террористами и террористическими проповедниками. Сажать в тюрьмы — не выход, многие посаженные вели пропаганду и там, создавали ваххабитские ячейки. Еще лет десять даже меньше — и дело могло кончиться уже не отделением Кавказа, а полномасштабной религиозной войной по всей стране. Отступать нам было некуда — только наступать, только переносить боевые действия на территорию противника. А с той стороны — было немало тех, кто еще помнил Советский союз, в армии было немало тех, кто закончил советские училища, в спецслужбах — университет дружбы народов. Так что — сговорились. Договоренность не приняли всерьез, ни элиты Персидского залива, ни Брюссель, ни Вашингтон. А напрасно.