Дорога в снегопад - Антон Уткин

В такси она плакала и почему-то думала о Лучике, и судьба его, вначале так тронувшая ее, теперь показалась совсем незавидной. Она стала представлять, как Лучик коротает бесконечные дни в унылом стойле, как мечтает о вольном просторе, о подруге, и мысли о бедном жеребце, который не нужен ни Денису, ни конюху, который ходит за ним, ни берейтеру, который его работает, а был-то по-настоящему нужен когда-то давно только своей маме-лошади, за которой бегал он нескладным жеребенком, только усугубили ее плаксивое настроение…

Кира, хотя и раздумывала, все-таки ответила на вызов Дениса, но по ее интонации он тут же сообразил, что предложение его, с которым он осмелился снова попытать счастья, будет отвергнуто, и, щадя себя, соблюдя несколько приличий, быстро попрощался.

Этот голос, так некстати возникший из прошлого, привел Кирины и без того смятенные чувства уже в полную чехарду, и некоторое время она испытывала и легкую досаду, и желание какого-то теплого, по-настоящему человеческого участия. Ей было жалко себя, она ощущала себя маленькой соринкой, заброшенной в этот поток мокрых автомобилей, из которого не было никакого исхода, и больше всего на свете в эти мгновения ей хотелось съехать на обочину, отпустить руль и положить голову на плечо кому-то сильному, кто сможет утишить ее печали. Не отрывая взгляд от дороги, большим пальцем левой руки она листала телефонную книжку, и на каждое ее движение аппарат отзывался бодрым писком. И вот получалось как-то так, что во всем огромном мире, наполненном друзьями, знакомыми, поклонниками и просто нужными и полезными людьми, только один человек — это ей подсказывал инстинкт — мог помочь ее горю. А в том, что ее постигло самое настоящее, беспросветное горе, она была так же свято уверена, как в том, что мужчина рожден служить женщине.

И того номера, который хотелось набрать, здесь не было, а был он дома у мамы в старинной, заведенной еще, наверное, в начале семидесятых записной книжке в обложке из синего дерматина, да еще, пожалуй, навсегда в ее собственной голове. Уже пошла седьмая неделя, что Алексей был в Москве, но до сих пор он так и не позвонил. И при мысли о том, что придется звонить ему самой, Кира испытывала легкое, изумлявшее ее волнение. И эта мысль, казавшаяся прямо-таки безумной, настолько захватила ее, что она никак не хотела ее отпускать, обдумывая ее снова и так и эдак, как будто это была некая чудодейственная таблетка от сумасшествия.

И вдруг неожиданный звонок Дениса предстал перед ней в новом значении, которое не сразу пришло ей в голову. «Они всегда все чувствуют, — подумала она. — Это же такой закон». И тут же, словно в подтверждение ее догадки, позвонил Митя, и разговаривал долго и участливо, и спрашивал, где она и что делает, и даже назвал ее котенком, чего не случалось уже весьма долгое время.

И то волшебное чувство обещания чего-то радостного, свежего, посетившее ее на Крите, снова как бы овеяло ее легким мановением.

Когда Алексей думал о Кире, вообще о том, что и как случилось с ними когда-то, он предполагал, что, возможно, ему предстоит еще ее увидеть, как, впрочем, допускал и обратное. Встречи с Кирой он и боялся, и желал ее. Когда она позвонила, они поговорили так, словно бы последний раз общались только накануне. Он ждал сердцебиения, каких-то значительных знаков, — ведь почти девять лет они не слыхали голосов Друг друга, а тут все получилось очень и очень просто, без трагикомических затей. В том месте и тогда, где и когда она предлагала встретиться, по ряду причин ему было неудобно, и она предложила заехать за ним, забрать его, а там положиться на настроение, и это тоже вышло просто и хорошо. Очень кстати Татьяна Владимировна именно в этот день надумала навестить свою подругу, а подруга жила аж в Выхино.

С утра он брился и вообще надо было как-то привести себя в порядок, но он будто оцепенел, просто сел на стул на кухне у телефона и стал ждать звонка. Потом ему пришло в голову, что она не знает кода на подъезде, — он набрал номер, который высветился у него, когда она звонила ему, и сообщил ей этот набор цифр.

— Я уже скоро, — довольно веселым голосом сообщила она, — уже свернула на Рублевку.

Когда он открывал ей дверь, то происходящее представлялось ему если и не собственно сном, то легкой седативной дремой.

— Я там машину оставила, — неуверенно сказала она, — у подъезда. Как бы не заперли.

— Не волнуйся за машину, — каким-то деревянным голосом успокоил он. — Сейчас пусто, все на работе.

— Ничего не изменилось, да? — то ли констатировала, то ли спросила она, оглядев внутренность квартиры.

Алексей предоставил ей самой ответить на этот вопрос.

— Аристократка в жилище бедняков, — не удержался и хмыкнул он. — Но Туржанский, как видишь, на месте.

— Если ты не прекратишь, — решительно сказала она, — я уйду.

— Ну, не буду, не буду больше, — искренне пообещал он и принялся готовить кофе.

Ему хотелось разглядывать ее жадно, беззастенчиво, но это не получалось, и образ ее рисовался урывками — взглядами искоса, короткими взглядами немного смущенного человека.

— А где бабушка? — спросила она, но тут же, видимо, догадалась.

— Умерла бабушка, — просто сказал Алексей и впервые за все это время прямо посмотрел ей в глаза. — В две тысячи втором году. В апреле.

— Я не буду кофе, спасибо, — отказалась Кира.

Он удивленно застыл с туркой в руке.

— Ты же так его любила.

— Давление поднимается от него, — призналась она.

— Что-то рано. — Он отставил турку.

— Погода хорошая, — заметила она. — Прокатимся, поговорим.

— Прокатимся, — согласился он. Он понял, что она желала бы избежать встречи с его матерью, да он и сам не хотел, чтобы они встретились.

Они выехали из двора, переехали Рублевское шоссе и поставили машину у церкви Рождества Богородицы. Это был серебристый кроссовер «Лексус R 300», подаренный Митей на десятилетие их свадьбы.

Крылатские холмы цвели разнотравьем, разноцветом, и серой лентой, уложенной двадцать восемь лет назад, причудливыми петлями облегала их олимпийская трасса велосипедистов. Кое-где на склонах под июльским солнцем лежали люди и читали книги. По трассе катили коляски медлительные мамаши, изредка мимо пролетал какой-нибудь затянутый в яркое трико велосипедист. И в целом этот укромный уголок, с любого места которого видна была почти любая часть Москвы, — серой, далекой, но все равно солнечной, — весь пребывал под властью пригородной неги.

— Хорошо у вас тут, — заметила Кира.

— Только работы нет, — пошутил Алексей, — а так, конечно, хорошо.

— А там? — спросила она. Ей очень хотелось из какого-то намека понять, есть у него там кто-то, но это пока не получалось, и она слегка досадовала.

— Да и там хорошо. Ну, так что ж стряслось?

Несколько шагов Кира прошла молча, глядя далеко вперед себя и как бы собираясь с мыслями.

— От нас ушел сын, — выдавила она. — Втемяшил себе в голову, что отец его чуть ли не грабитель, что все, что он заработал, приобрел нечестным путем.

— А это не так? — сорвалось у Алексея, и мысленно он выругал себя за эту неуместную несдержанность.

Кира остановила на нем долгий, задумчивый взгляд, словно решая, как отреагировать на это.

— Он его отец, — сказала она наконец.

Алексей смущенно подвигал губами, как бы запрещая себе дальнейшие комментарии.

— А потом эта акция. — Кира поежилась, передернула плечами. — Они со своими дружками взяли и заварили вход в один известный ресторан. А там внутри люди были, представляешь? Ну, им бы головы поотрывали просто. Хорошо, что Митя через одних знакомых сам вышел на хозяина и все уладил.

— А хозяин этот…

— Да нет, — перебила Кира, — адекватный мужик оказался, с юмором. Нормально отреагировал, попросил только ремонт оплатить. Мы после этого случая только один раз его видели, Гошу, в смысле. Он сказал, что уходит от нас, что отцовских денег ни копейки никогда не возьмет, что будет теперь зарабатывать сам. А как он может зарабатывать — он еще школьник. По телефону не отвечает, то ли он симку поменял, то ли… а, не знаю. Смотри, там за церковью белки в колесе!

Они вошли в церковную ограду, обошли храм и на площадке за ним действительно увидели большой вольер, внутри которого находилось большое, почти мельничное колесо, которое крутили сразу несколько белок. Иногда белкам надоедало это пустое движение, они предпочитали другие занятия, и тогда колесо на какое-то время останавливалось. У колеса толпилась детвора и терпеливо ждала, когда оно снова закрутится.

— Вы хоть знаете, где он?

— Знаем. Нашли. В Хоперском заповеднике.

— М-м, — отозвался он. — Хорошо, что не в Кавказском.

— Хорошо, — возразила она, — что мы нашли, а не они.

— Ну ты же сказала, — возразил Алексей, — что там улажено.