Книга волшебных историй (сборник) - Ирина Ясина

– Ну, курица, брысь отсюда, – сказал йог беззлобно, и Лариска, кувыркаясь в воздухе, сгинула в свой таксопарк.

А снегири-декабристы так и прожили до декабря в маленьком уютном холодильничке.

Историки дали перевороту имя «асфальтовой революции». Упоминание о ней обычно сопровождалось эпитетом «бесславная».

Александр Васильев

Диван-путешественник

Однажды в Стамбуле на блошином рынке «Horhor» я увидел старинный русский диван эпохи ампир, украшенный двумя грифонами. Диван был черен от пыли веков. А на задней стороне спинки его красовалась наклейка: «Комиссионный магазин. Грузинская ССР. Тбилиси. Диван из Ленинграда. Цена 230 рублей. 1987 г.». То есть в свое время какой-то житель Тбилиси приобрел в Петербурге этот диван и привез его в Грузию, где его купил другой житель Тбилиси и затем перепродал туркам. Турки понятия не имели, что делать с диваном. Стиль «ампир» в Турции не ходовой. Турки любят мебель золотую, обитую красным штофом и по возможности с золотистым цветочным орнаментом. Черные грифоны крепостной работы никакого впечатления на них не произвели.

На диван глаз положил не только я, но еще и литовский дизайнер Юозас Статкевичус, который вместе со мной приехал в Стамбул. Цена на эту исключительную вещь была не слишком высока, однако по какой-то причине ни я, ни Юозас не решились приобрести ее. Несколько раз затем мы вспоминали о диване. Но, вернувшись вскоре в ту самую антикварную лавку для того, чтобы, наконец, купить его, обнаружили с сожалением, что след дивана простыл. Спросить было не у кого. И искать бессмысленно, поскольку рынок «Horhor» состоит из шести этажей, забитых до потолка антиквариатом, – мебелью, бронзой, фарфором, хрусталем, люстрами. Словом, черт ногу сломит. Пришлось уйти восвояси и мысленно попрощаться с упущенным диваном.

Прошли красивые пять лет. И на том же рынке, на том же этаже я вдруг вижу мой старый знакомый диванчик! Только был он уже не черным от пыли веков, а отполированным и сияющим своим красным деревом, очищенным и отреставрированным. Поменялась и обивка. Вместо черного дерматина появился белый лен, который требовал дополнительной обивки.

Я не только не медлил ни секунды, чтобы выкупить этот диван, но и, оставив в качестве залога полную его стоимость, отправился в Париж, где в знаменитом магазине тканей «Prelle», расположенном на площади Виктуар, нашел обивку в русском стиле эпохи Александра I. Я привез эту обивку в Стамбул, отдал ее продавцу дивана, и еще через шесть месяцев этот диван, уже перетянутый новой тканью, доставили мне в Париж специальным наземным транспортом. Фура проехала через Македонию, Сербию, Хорватию, Словению, Италию и в конечном итоге остановилась прямо у моего дома в Париже. Грузчики вытащили из этой фуры диван и с чувством выполненного долга отбыли, предварительно позвонив в домофон.

Когда я спустился вниз, то не мог поверить своим глазам – перед моим подъездом стояло три огромных деревянных ящика, в каждом из которых лежали составляющие моего дивана, развинченного для перевозки. Чтобы не повредить ни одну из его частей, в Стамбуле специально изготовили оболочки из еловых досок, которые не только невозможно было поднять, но и сдвинуть с места представлялось нереальным. И так как в этот момент, кроме меня, дома никого не было, а дело шло к вечеру, я понял, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Поднявшись к себе, я вооружился отверткой, пассатижами и клещами и за какой-то час сам раскрутил все ящики. Часть деталей этого огромного дивана, который с давних лет получил прозвище «самосон» (производное от «сам спать»), я поднял в квартиру на лифте, а те, что в лифт не входили из-за своей громоздкости, – на собственной спине. Живу я, к слову сказать, на пятом этаже. При помощи старинных шурупов я собственноручно собрал этот диван, который уже много лет «живет» в моем доме.

Вот она, судьба вещи. Какой-то крепостной мастер в эпоху наполеоновского нашествия по заказу своего господина создал по гравюрам французских мастеров этот диван для какой-то усадьбы под Петербургом. Диван пережил несколько войн – Наполеоновскую, Первую мировую и Великую Отечественную. Пережил Октябрьскую революцию. Его не сожгли во время блокады Ленинграда. Не распилили в эпоху раскулачивания. Не выбросили на помойку в советское время. Затем кто-то сдал диван в одну из комиссионок в Ленинграде. Какой-то житель Тбилиси приобрел его и перевез в Грузию. Турки каким-то образом выкупили диван уже в эпоху свободной Грузии и перевезли в Стамбул, где он попался мне на глаза. Через все Балканы, через Север Италии и Франции я переправил его в Париж.

Это не только чудесная история, но и замечательный круговорот старинного дивана в природе. Не надо никогда унывать из-за случайной потери. Следует верить, что прекрасные вещи самым сказочным путем могут попасть в Ваши руки в самых удивительных уголках планеты. Живите с открытым сердцем и распахнутыми глазами, избегая слов: «Ну что я там найду, там наверняка ничего нет». Будьте готовы к сюрпризам, не упускайте своего шанса и помните – если вещь полюбила Вас, как это произошло со мной, она дождется Вас даже спустя много лет.

Артур Гиваргизов

Горе от воображения

В класс вошли два моряка. На околышах их бескозырок было написано: «Тихоокеанский флот».

– Извините, мадам, – сказал один из моряков, – нам нужен Степанов Сергей.

– Вон там, на последней парте Степанов. – Елизавета Александровна улыбнулась, ей очень понравилось слово «мадам»:

– Степанов, встань, пожалуйста.

Серёжа встал.

– Сергей Степанов! – громко и утвердительно сказал офицер (кажется, офицер). – Принимай командование! Наша подводная лодка в твоём распоряжении.

– А литература? – спросил Серёжа.

– Литература? – задумался адмирал (кажется, адмирал). Он умоляюще посмотрел на Елизавету Александровну.

– Конечно, конечно, господа (Елизавете Александровне очень нравилось слово «господа»)! Пусть идёт! Командование лодкой в сто раз важнее литературы.

Серёжа пошёл к дверям.

– Степанов, ты куда? – строго спросила Елизавета Александровна. – Если к доске, то надо было сначала руку поднять.

– Я… лодкой… – растерялся Серёжа.

Он огляделся по сторонам, моряков не было.

– Давай, давай, иди, раз уж встал. Прочитай нам наизусть отрывок из поэмы «Горе от воображения».

– Я не знаю.

– Тогда вообрази, что я сейчас тебе поставлю.

– Два с двумя плюсами.

– Слабое у тебя воображение. Кол с тремя минусами.

Сколько можно

В 13.59 Серёжа закончил делать математику, с 14.00 до 14.27 обедал и мыл посуду, а в 14.28 сел заниматься на фортепьяно. Он повторил 50 раз этюд Гедике. Наконец-то этюд стал получаться без ошибок и в быстром темпе. «Давно бы так, – думал Серёжа. – Как же всё просто. Если бы я раньше не тратил драгоценные минуты на ерунду! Если бы я раньше занимался по плану!»

Серёжин папа проснулся.

– Лида, – сказал он Серёжиной маме, – мне приснилось, что наш сын выучил этот невынос… этот прекрасный этюд Гедике.

– Вместо того чтобы спать, пошёл бы и заставил его повторить этюд 50 раз, – упрекнула мама.

Папа заставил Серёжу повторить 50 раз этюд Гедике. И наконец-то этюд стал получаться без ошибок и в быстром темпе.

Серёжина мама проснулась.

– Игорь, – сказала она Серёжиному папе, – мне приснилось, что ты заставил Серёжу 50 раз повторить…

– Стоп! Мне тоже снился этюд! – перебил папа. – Здесь что-то не то. Может, он его на самом деле…

Мама и папа вбежали в Серёжину комнату:

– Серёжа, ты выучил этюд Гедике?!

– Мне приснилось, что он сам выучился, – сказал Серёжа.

Мама, папа и Серёжа вопросительно посмотрели на этюд.

– Что вы на меня так смотрите? – заволновался этюд. – Да, выучился! Сам! Потому что – сколько можно!

Великие люди

Серёжа, Саша и Оля сидели во дворе на поваленном столбе. Они уже пятый раз начинали «Под небом голубы-ы-ым, есть город золото-о-ой…» – никак не получалось. То Серёжа убегал, то Саша отставал, то Оля очень низко гудела.

Вдруг из облаков кто-то сказал:

– Дети!

Серёжа, Оля и Саша посмотрели вверх. Из окна 28 этажа на них смотрела Нина Сергеевна, мама Коли Кузнецова. Нина Сергеевна славилась умением ходить по верёвке.

– Дети, я вас научу петь хором, я же хормейстер. Знаете, что такое хор?

– Четыре, – сказал Серёжа.

– Ну, можно и три, – поправила Нина Сергеевна.

– Три – это удовл., четыре – хор., а пять – отл., – сказала Оля.

– Это не тот хор, – улыбнулась Нина Сергеевна. – Хор – это когда…

– Лучше научите нас ходить по верёвке, – попросил Саша.

– Нет, ребята, – покачала головой Нина Сергеевна. – Этому долго. Надо очень много всего перестирать и высушить. А вот петь хором, играть на арфе, решать тригонометрические уравнения, говорить по-японски – пожалуйста, за полчаса. По верёвке…