Душехранитель - Василий Шахов

Трудно с ним разговаривать. Вернее, разговаривать-то как раз легко, а понять – сложно.

– Как ты думаешь, Саш, чем все это закончится? – спросила девушка, снова и снова отхлебывая из бутылки.

Телохранитель опустил глаза. Такое выражение иногда бывало у скрытной Дарьи. Сходство, которого раньше не было и не могло быть: слишком уж они с Сашей были разные, не говоря уже о противоположности пола. Он что-то знает, но не хочет говорить…

– Как ты поступишь, когда мы найдем безопасное место? – Рената отдала ему бутылку. – Уйдешь или останешься где-нибудь, поблизости от меня?.. Я ведь не буду никого знать в чужом городе…

Саша протянул руку и осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийся в ее золотисто-рыжих непокорных волосах.

– Не знаю, – сказал он.

А пьяное это в ушах Ренаты откликнулось: «Знаю, знаю, знаю!..»

За тридцать семь дней…

– Вспомни и выбери! – крикнула огненная птица, воспарив над водоемом с ослепленной жрицей, которой все никак не удавалось разглядеть её.

– Ты сгоришь! – закрываясь рукой, закричала девушка. – Во имя светлого Осириса, остановись!

Птица тряхнула крыльями и вознеслась к солнцу. Вспышка падающего метеора – и прах посыпался на саламандр.

Ожесточенно распихивая ящериц ногами, девушка хватала пепел и прижимала его к груди, как ворох бумаги со стихами гения. Саламандры кусались, изворачивались и норовили схватить пролетевшую сквозь её пальцы песчинку-другую.

– Помогите мне! – кричала она служителям. – Одна я не справлюсь!

Чары колдуна не действовали на саламандр. Белый жрец низшей касты боялся отпустить колонну. Капюшоноголовый Помощник Главного Жреца разбрасывал ящериц острым, как бритва, длинным мечом-атаме, но твари срастались и снова бросались в бой. Кватернер посвященных ничего не мог поделать. Пантакль в руках колдуна обуглился и рассыпался.

– Во имя Оритана, помогите мне! – жрица теряла все больше и больше останков несчастной птицы.

Она не знала, что за слово сорвалось у нее с языка. Но, в ее понимании, это было самое священное, самое дорогое название из когда-либо существовавших…

Остальные служители храма в Гелиополисе на берегу зеленого Нила стояли и смотрели, не в силах помочь кватернеру Главного Кольца…

Рената открыла глаза. Часы на тумбочке у самой подушки, как воплощенный немой укор, показывали десять.

– Саша! – позвала она, думая, что он еще спит в смежном номере.

В ответ – тишина.

Девушка натянула водолазку (она была достаточно длинной и прикрывала трусики, так что Рената могла в ней считать себя почти одетой). Саши, конечно же, не было. Из-под подушки торчала рукоять пистолета. Снова куда-то сбежал… добытчик…

Рената выглянула в окно с видом на проспект и на красовавшуюся между двух дорог вывеску-рекламу: «Златоуст приветствует своих гостей! Добро пожаловать!» Помнится, вчера она прочла эту вывеску в хмельном состоянии, и приветствие очень ее развеселило: она хохотала до третьего этажа, до тех пор, пока Саша не открыл перед нею двери номера. Затем он куда-то исчез, а Рената, едва раздевшись, рухнула спать, но минуты две еще видела однообразную картину: дорога, пустошь, встречные машины, дорога, пустошь, встречные машины… Никакой, вроде бы, погони, никакого «дыхания в затылок».

Наверное, выспалась она хорошо: голова не болела и не кружилась, пить не хотелось, зато хотелось есть. Рената села к зеркалу и даже испугалась. Любой человек испугается, если увидит себя наутро после вечерних посиделок у костра с дымом во все стороны, а в особенности – если после всего этого он не умывался перед сном.

Девушка вскочила и убежала мыться. Забавно, что здесь даже был халатик, только Рената побрезговала надевать его.

С «чалмой» на голове, скрипя от чистоты, она вернулась к зеркалу. Из отражения на нее глядели желтовато-зеленые, слегка раскосые глаза – сказывалась татарская кровь матери, хотя и та не была чистокровной татаркой. Рената не считала себя особенно красивой и могла только гадать, отчего многие знакомые мужчины сходили с ума по её почти совершенной фигуре, по маленьким, как у куклы или как у Золушки, стройным ножкам и по высокой, словно подаренной ей древним скульптором, груди. И еще по точеному смугловатому лицу. Причина всех женских страданий – несколько веснушек на изящном носике и щеках – нимало не портила её. Неизвестно, что себе вообразив, «светские львы» (и «тигры») бросали своих подружек ради нее. Но, как правило, оставались ни с чем. Редко когда Рената «снисходила» до кого-нибудь из них, на нее было трудно угодить. Живи она в суровом XVIII где-нибудь во Франции, её давно бы уже отравили, сожгли как ведьму, закололи или отправили бы на тот свет иным путем. Странно, что эта кучка негодяев так долго ждала…

– Господи, на кого я похожа! – простонала Рената и стала придумывать, как бы ей накраситься. Ходить в таком растрепанном виде даже перед собственным телохранителем, Мухтаром, Цербером, бультерьером, просто неприлично. Как-никак, он все-таки тоже мужчина, а на памяти Ренаты не было ни одного представителя сильного пола, который узрел бы ее такой.

Тут щелкнула дверь, и на пороге возник Саша, двумя пальцами придерживая переброшенный через плечо темный пиджак. Девушка издала неопределенный возглас и закрыла ноги собственной курткой.

– Ну что, человеческий детеныш, удачная была охота? – дабы побороть смущение, полусерьезно-полушутя спросила она.

Саша, который рухнул на диван, сделал кистью руки неопределенный жест. Кожа на его пальцах и на ладонях была почти начисто содрана, как будто он голыми руками забирался в горнило.

– Боже ты мой! – Рената даже забыла про куртку. – Что это?!

Ты что, вагоны разгружал?!

– Почти в точку.

– Ты с ума сошел!

– Нет, просто ты хочешь есть. Позвони в ресторан, закажи что-нибудь.

Она рассматривала его ладони.

– А что будешь ты?

– Я буду спать. Сон – это лучшая еда.

– Это папа так говорил… – с тоской вспомнила Рената.

– Твой папа был умным человеком. Но не переживай за него, это не даст ему покоя… Чем быстрее ты придешь в себя и смиришься со смертью, тем лучше будет нам всем…

– Ты постоянно говоришь загадками. Снимай рубашку: ты весь мокрый. Мог бы сказать прямо: дескать, я такой умный, тебе, грешной, меня все равно не понять, так что мучайся от своего несовершенства!

Рената вытряхнула его из рубашки и поднялась с дивана. Саша подул на ладони, по которым она так бесцеремонно проехалась сдираемыми манжетами.

– Что ты собираешься делать с нею? – поинтересовался он.

– Собираюсь постирать. А что?

– У нас в номере завелась стиральная машина? Потрясающе!