Государи и кочевники - Валентин Рыбин

— Пойдём, пора.

— Посидим ещё немного.

— Нет, нет, не упрашивай… Давно уже ищут, наверно.

Она поднялась, отвязала коня и подождала, пока он встанет. Якши-Мамед собирался неохотно, лениво встряхнул попону, бросил на спину лошади, принялся седлать скакуна. Вскоре, подминая хрупкий камыш, они выехали к протоку, одолели его и оказались на своём берегу. Он ссадил жену с коня и ещё раз прижал к груди. Хатиджа хотела взять кумган, с которым пришла за водой, но его на месте не оказалось. Неуя^ели их выследили? Из темноты вдруг донеслось ворчание, мелькнула тень и пропала.

— Ну вот и кончились наши встречи, — сказала печально Хатиджа и тем удивила мужа. Ему казалось, она рада отвязаться от него, а получается наоборот: её повергла в отчаяние тяжесть разлуки.

— Завтра мне из дому не уйти, — быстро заговорила она. — Нас выследили… Милый мой, джигит мой, — зашептала страстно, гладя ладонями лицо мужа. — Ты быстрей неси свой калым, расплатись с отцом… Не могу я без тебя… — И, отпрянув, заспешила к кибиткам аула, где из тамдыров вырывались огненные языки и в отсветах огня мелькали людские силуэты.

Утром, попрощавшись с сестрой, Якши-Мамед, как ни в чём не бывало, подъехал ко двору тестя. Слез с коня, но в кибитку к Назар-Мергену не вошёл. Увидев тёщу Сенем, позвал её:

— Хов, Сенем-эне, хозяина, кажись, дома нет? Заехал к вам сказать «саг бол», а заодно и на жёнушку свою взглянуть.

Сенем, заливаясь краской от возмущения (это, конечно, она вчера следила за дочерью), сказала с укором:

— Принесёшь калым, тогда и увидишь свою красавицу. Спит она — намаялась, работы вчера было много.

Якши-Мамед засмеялся, сказал ещё раз «хош, саг бол» и подался на дорогу, ведущую к Атреку.

Едва он выехал из селения и миновал бугор Кумыш-Тёпе, заслонявший собой море, как увидел впереди на морском горизонте сразу пять кораблей. «Наверно гости теперь на берегу той справляют. Приехал отец, ишан, да и Аман-Назар не зря туда спешил», — подумал Якши-Мамед, невольно пришпоривая коня. В дороге он нагнал группу джигитов-гургенцев и до самого Атрека ехал с ними вместе. Они спрашивали у него: кто приплыл, зачем. Он не знал, что им отвечать, и отмалчивался.

Солнце уже садилось за горизонт, когда Якши-Мамед подъехал к своим кибиткам и слез с коня. Первым, кого он увидел, была мать, Кейик-ханым. Одетая по-праздничному, в малиновом кетени и бордовом борыке, она вышла из юрты, бряцая тяжёлыми украшениями из серебра. Судя по тому, что ни своих, ни приезжих в ауле нет, Якши-Мамед понял — мать ждёт гостей, должны приехать сюда с кораблей, а все именитые люди аула сейчас находятся там, у русских. Молодой хан недовольно и неловко поприветствовал мать и спросил:

— Кадыр-Мамед где?

— Там… Все там, сынок, тебя одного нет, — ответила она строго.

— Отец тоже у них?

— Нет, Кият на Дардже. Говорят, приболел.

— Без Кията они не ступят на наш берег, — сказал Якши-Мамед и направился к своей кибитке, возле которой стояла старшая жена.

— Какие новости? — спросил он, недовольно ощупывая её глазами и сравнивая с Хатиджой.

— Новости для всех одни, мой хан. Русские пожаловали.

— Слышал уже. Ещё что?

— Люди много раз приходили. Очень ждут тебя, мой хан. Хотят мстить кому-то.

— Мстить? — удивился Якши-Мамед и посмотрел в сторону соседнего порядка кибиток, где жили рыбаки и джигиты, преданные ему.

Там действительно давно поджидали своего хана, и сейчас, увидев, что он вернулся, к его кибиткам направились человек пять-шесть. Он подождал их и пригласил к себе в юрту, сказав жене, чтобы подала чай и что-нибудь закусить. Они не спешили выкладывать, с чем пришли. Якши-Мамеду хотя и не терпелось узнать, но раньше надо было «согреть сердце и успокоить душу» — слишком много хлопот опять появилось на туркменском берегу.

— Да, йигитлер, — сказал он философски, — мир подвержен распрям и дружбе, спорам и любви… — И потянулся к сундуку. Подняв крышку, он достал бутылку рома и несколько хрустальных рюмок. Туркмены легонько зароптали. Все знали слабость своего хана, и все знали, где он этому научился. Никто не мог сказать ему «брось эту дрянь», но и он никого из них не мог заставить выпить этот «напиток богов». Всякий раз, когда Якши-Мамед наполнял первую рюмку, он вспоминал и напоминал сидящим о том, что в юности жил у генерала на Кавказе, знал всех боевых офицеров и дворян. А когда выпивал первую рюмку и наполнял другую, начинал поносить нынешних русских, подчёркивая, что они столько похожи на тех его друзей-генералов, сколько собаки на львов. И сейчас, опрокинув в рот содержимое рюмки, заговорил:

— Русские, слышал, приехали… Но кто они и какого звания?

— Звания подходящего, хан, — ответил рыбак Овезли. — Приехал человек от самого ак-падишаха, а с ним Санька. Этот за рыбой, хоть и с опозданием. Братец твой и другие, которые рыбу не продали, все повезли свой прошлогодний засол ему. И скупает он втрое дороже. Тридцать реалов за батман.

— Обманул нас Мир-Багиров, — недовольно замотал головой Якши-Мамед и выпил ещё одну рюмку. И тотчас добавил: —Надо ехать к человеку ак-падишаха, у меня к нему разговор есть.

Джигиты тихонько засмеялись, а Овезли сердито заявил:

— С пустыми руками не поедешь! Как будешь смотреть в глаза человеку ак-падишаха, если даже рыбу для него не сберёг, отдал персу?

Якши-Мамед нахмурился, налил ещё одну рюмку и выпил. Джигиты, опасаясь, как бы хан не свалился раньше времени, незаметно убрали бутылку. Хан икнул, пожевал кусочек чурека и принялся бранить Герасимова:

— Санька виноват! Почему раньше не приехал? Почему наши талаги отдал Багир-беку?

— Не отдал, а отобрали у него, — возразил Овезли. — Да и Багир-бек не купил у нас рыбу, а обманул.

Сидящие на ковре джигиты подтвердили в один голос, что Багир-бек всему виной, и с него надо взыскать убытки.

Якши-Мамед потеребил чёрную бородку, прищёлкнул языком и глаза его опять «пустились на поиски бутылки».

— Всё, Якши-Мамед-хан! — сказал Овезли. — Бутылку увёл аллах, а свои суда из Астрабадского залива спешит увести Багир-бек. Возмездия нашего боится. Мы посоветовались и решили — сегодняшней ночью нападём на его расшивы и возьмём всё, что он недоплатил. Если с нами не пойдёшь, то благослови.

Но Якши-Мамед больше уже не слушал Овезли.

— Правильно, йигитлер, правильно! — выкрикивал он, натягивая сапоги. — Этот шайтан много нам задолжал… Давай, поехали!

Сборы были недолгими. Не прошло и часа, как к берегу уже мчались на конях человек шестьдесят — семьдесят, не меньше. Якши-Мамед — впереди отряда. Вскоре атрекцы пересели в киржимы и подняли паруса…

Ветерок дул с северо-запада, парусники тянуло к берегу, плыть было трудно. Потёмкинскую косу обогнули лишь на рассвете. Надеялись застать корабли перса у острова Ашир-Ада, но их тут не было. Смекнули, что хитрый купец увёл свои суда к Энзели: не только расплаты с туркменами испугался, но и русских. Ведь Герасимов приплыл под покровительством начальника экспедиции! «Эх, опоздали немного!» — совсем было отчаялись атрекцы и вдруг увидели почти у самого берега накренившуюся расшиву. Видно, снявшись с якоря, она по неуклюжести села на мель. Около расшивы покачивалось на волнах несколько лодок. Музуры грузили в лодки товар и отправлялись на берег. Раздумывать было некогда. Атрекцы направили своп киржимы к расшиве, и прежде чем музуры сообразили, какая им грозит опасность, оказались окружёнными со всех сторон.

— Вон того лови, чернобородого! — кричал во всю мочь Якши-Мамед. — Стреляй их, подлых обманщиков! — И он ругался матерно по-русски.

Туркмены схватили четырёх музуров, связали и бросили на дно киржима. Лодки с солью подожгли. Взобрались на расшиву. В трюмах её только соль и ничего больше. Со злости хотели поджечь корабль, но Якши-Мамед, с явным сожалением, запретил. Всё-таки Мир-Багиров, хоть и перс, но русский подданный. Как бы не пришлось отвечать за расправу.

Пока возвращались назад, решили: музуров отправить подальше и потребовать с Багир-бека выкуп за них. Перс должен заплатить истинную стоимость купленной у атрекцев рыбы!

В АСТРАБАДСКОМ ЗАЛИВЕ

В начале июня «Св. Гавриил» и пакетбот «Св. Василий» вошли в Астрабадский залив. Остановились в версте, против устья небольшой речки. Берега залива представляли собой гигантский амфитеатр. Горы, окружавшие его с трёх сторон, были покрыты густым зелёным лесом. Из этой зелени на разных высотах высвечивали минареты. По ним можно было угадать месторасположение персидских селений. Вдоль берега виднелись парусные лодки.

Карелин с офицерами и средний сын Кията — Кадыр-Мамед, присоединившийся к экспедиции в Гасан-Кули, встречали эти благодатные, сказочно красивые берега, стоя у борта. «Вот здесь и поставим суда на починку», — подумал Карелин и велел подготовить катер. Музуры полезли на боканцы, спустили гребное судно на воду. Урядник с пятнадцатью казаками отчалил к берегу и вскоре передал сигналом о том, что найдена вода. Музуры тотчас спустили второй катер, загрузили его баками для воды. Заодно взяли пилы и топоры — решили пополнить запас дров. Последними отправились на берег Карелин и Бларамберг. Входя на судёнышке в устье речки Багу, они увидели сухой, слегка возвышенный склон. Вдоль него к горам тянулись камыши, за ними поблёскивали рисовые поля. Ещё дальше виднелись сады Персы, работавшие на полях, увидев чужую лодку, тотчас скрылись в садах.