Хроники империи, или История одного императора - Светлана Крушина

— Кто послал тебя? — продолжал Барден, отсмеявшись. — И учти: если ты соврешь мне, я это узнаю.

— Никто не посылал меня, — ответил Газак презрительно.

— Лжешь. Кто послал тебя?

Горец только презрительно раздвинул опухшие губы и плюнул императору под ноги. И в ту же секунду повалился со стула вбок от сокрушительного удара кулака императора. Стул отпрыгнул в сторону на фут или два, но устоял на своих четырех ножках.

— Поднимите, — велел император и, дождавшись, пока пленника, с залитым кровью лицом, водрузят обратно, снова спросил бесстрастно: — Кто послал тебя?

Последовали неразборчивые проклятия, и горец снова рухнул на пол, кашляя и плюясь кровью, и снова его подняли и усадили обратно. На лицо его было страшно смотреть.

— Не достаточно ли? — глухо и мягко поинтересовался император, наклоняясь к пленнику. С разбитого лица капала кровь и марала дорогой ковер, но никто не замечал этого. — Или мне позвать палача?

— Будь ты проклят! — выплюнул пленник, и тут же, без перерыва: — Меня послала женщина!

— Как ее имя?

— Не знаю!

— Лжешь!

Еще один удар, на этот раз — в область печени. Горец глухо зарычал и упал лицом вниз. Атанасус был бледен, а Альберт наблюдал за происходящим хладнокровно, со слабым профессиональным интересом. Обладая невероятной физической силой, император редко пускал ее в ход, и никогда раньше — за очень-очень редким исключением, — не бил допрашиваемых лично. Впрочем, никогда раньше речь не шла о покушении на его жизнь.

— Будь проклят весь ваш род! — прохрипел Газак с пола. — Карлота Шлисс! Ее имя — Карлота Шлисс!

— Вы слышали? — император быстро повернулся к зрителям, потеряв к пленнику всякий интерес. — Запомните это имя! Атанасус, я хочу, чтобы вы послали своих людей в дом дюкессы Шлисс, немедленно… только сначала уберите отсюда эту рванину.

Когда Альберт снова вернулся (уже один), император был занят тем, что лоскутом, оторванным, судя по болтающимся остаткам кружев, от какой-то рубашки, пытался стереть кровь с плеча и спины. Получалось у него неважно, и он весьма изобретательно ругался сквозь зубы.

— Позволь мне, — сказал Альберт, забрал у него окровавленный лоскут и принес из спальни таз и кувшин с водой. Дело пошло веселее.

Под кровью на плече обнаружилась рана — чистая, без рваных краев, неглубокая, больше похожая на порез. Сам вид ее опасений не внушал, но Альберта беспокоило другое.

— Эмиль, кинжал может быть отравлен, — сказал он тихо.

— Я думал об этом, — отозвался император. — Но пока я не ощущаю действия яда.

— Может быть, это медленный яд. Лучше показать кинжал братьям Перайны.

— Нет! Не надо впутывать сюда целителей. Достаточно, что Атанасус наслушался того, чего ему слышать не стоило бы. Лучше отдать кинжал Илескару.

— Но Илескар…

— Его знаний достанет на то, чтобы определить наличие яда. Отнеси ему сегодня же, не медля. Или нет — я сам отнесу.

— Тебе лучше побыть здесь, — с сомнением сказал Альберт. — Твоя рана…

— Рана — пустяк.

— Отдохнул бы ты все-таки…

— Отдохнуть? — переспросил Барден, хищно блеснув глазами. — Нет, Альберт, мне теперь будет не до отдыха в ближайшие дни. Ты закончил? Хорошо. Мне нужно одеться.

Альберт молча отошел в сторону и сел, ожидая, пока император переоденется в обычное платье. Ему было хорошо известно все, что последует далее, и он заранее предвкушал тяжелые дни. Особенно тяжелыми они обещали быть для императорского окружения.

Хроники Империи. Год 1264-й

Северная крепость стала едва ли не главным камнем преткновения во время касотско-медейской войны. Несмотря на ее крайне удаленное от Медеи расположение, медейцы всегда проявляли к ней нездоровый интерес. Закончилось это тем, что в конце апреля медейское войско, не слишком многочисленное, но весьма настойчивое, выбило из форта стоявший там гарнизон, и расположилось внутри крепостных стен, как видно, не на один день. Бердену не понравилось подобное положение дел, и он отдал приказ отбить крепость обратно, и поручил это дело не кому-нибудь, а Марку. Тот ничуть не удивился, поскольку привык, что на него сваливается большинство ответственных и сложных задач; и отнюдь не обрадовался. Эва ждала ребенка, и ему очень хотелось быть рядом с ней в эти трудные для нее дни. Его мнения, однако, никто не спрашивал, и он, покорившись воле отца-императора, повел войско на штурм Северной.

Впрочем, начинать именно штурм он не торопился. В форте, по данным разведки, сидело около пяти сотен медейцев, и выбить их оттуда силой представлялось задачей нелегкой. Для начала Марк решил устроить правильную осаду, хотя она грозила затянуться. Стояло начало лета, те припасы, которые имелись в крепости, должны были подходить к концу, однако же никто не гарантировал, что медейцы, перед тем как окопаться в Северной, не устроили рейд по окрестным деревням и не реквизировали провизию. Но Марк руководствовался принципом "поспешай, не торопясь" и предпочитал действовать осторожно. Ему не хотелось напрасно губить людей.

В три дня вокруг Северной вырос огромный военный лагерь; воздух наполнился запахом полевой кухни и бряцаньем металла, по ветру заполоскали флаги и штандарты. Всюду вокруг себя Марк видел привычную жизнь, и потихоньку на задний план отступали мысли об Эве и о доме.

Ложиться Марк предпочитал за полночь, просиживая за делами до двух, трех часов ночи, а поднимался около полудня. Подобный режим являлся для него оптимальным (хотя и очень утомительным и неудобным для его офицеров), но далеко не всегда удавалось его придерживаться.

Под стенами Северной, в период относительного безделья, пока подтягивались войска, Марк мог позволить себе немного пожить в удобном для него ритме. Адъютант его, Юхан, с трудом терпел такое насилие над организмом, но роптать не смел, изо всех сил старался подстроиться и использовал для сна любую минутку, какую только мог улучить. Спал же он так крепко, как только может спать здоровый и полный сил двадцатилетний юноша. Это большой недостаток для адъютанта, который всегда должен быть начеку, но Марк охотно прощал его. Его сон так же чуткостью не отличался.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что однажды ночью он проснулся от грубого прикосновения к лицу чьей-то холодной ладони. Кто-то бесцеремонно зажимал ему рот. К счастью, Марку хватило выдержки не дернуться и не закричать, иначе он, пожалуй, обзавелся вторым ртом. Шею его под подбородком холодило нечто, что могло быть только лезвием меча. Стараясь не двигаться, Марк медленно открыл глаза и встретился взглядом с темно-синими, злющими глазами высокого мужчины. Именно его рука лежала у него на лице.