Искатель. 1972. Выпуск №6 - Леонид Платов

Гальченко все еще колебался.

— Иди, иди! — грозным шепотом повторил Тюрин. — Я тебе приказываю!

Распластавшись, как черепаха, Гальченко пополз в сторону.

Наконец он выбрался на моховую подстилку, которая бесшумно и мягко пружинила под ним.

Пришлось сделать довольно большой крюк, чтобы, проползая в разлогах и за кочками, отдалиться на достаточное расстояние от гитлеровцев. Вахтенный сигнальщик на подлодке, вероятно, смотрел только в сторону моря, хотя ему положено вести круговой обзор.

Наконец, километрах в двух от берега Гальченко поднялся и побежал.

Как я понимаю, это был почти марафон!

Прямиком по тундре было намного ближе до поста, чем морем вдоль извилистого берега, и все же, думаю, насчитывалось километров двенадцать, не меньше.

Он перепрыгивал с разбега лужи, спотыкался, оскальзывался. Яловые сапоги не были приспособлены для такого бега. Вдобавок на них сразу же налипли комья раскисшей глины. Тогда Гальченко скинул сапоги, забросил их за спину и побежал налегке — босиком, не ощущая стужи промороженной насквозь земли.

Споткнувшись о кочку, Гальченко упал. И снова запах тундры ударил ему в лицо.

Тут только — лежа — почувствовал он, что силы его на исходе.

Но он переборол себя, вскочил и снова побежал. Ветер подталкивал его в спину. Когда они с Тюриным шли на веслах к Ведьмину Носу, ветер дул навстречу, тормозя движение. Сейчас он, спасибо ему, был с Гальченко заодно. Он торопил, подгонял, настойчиво свистел в уши: «Скорей, скорей!»

Гальченко прибежал на пост. Он не мог произнести ни слова. Стоял перед Конопициным, и, держась за грудь, разевая рот, только прерывисто и шумно дышал.

Но опытный мичман, не расспрашивая ни о чем, скомандовал Галушке:

— Запускай движок!

На посту экономили горючее и запускали движок лишь тогда, когда выходили на связь в эфир.

Тимохин крикнул из радиопалатки Конопицину:

— Эфир чист. Я готов к передаче!

Гальченко все еще пытался совладать с дыханием. Наконец ему удалось с паузами выдавить из себя нечто бессвязное: «У Ведьмина Носа… подлодка противника… Заряжается… Тюрин послал…»

Конопицин кивнул и вытащил блокнот.

Из палатки высунулась рука Тимохина, взяла бланк с внеочередным РДО, и, обернувшись, Конопицин увидел, что ноги Гальченко подкосились и он упал на землю.

Галушка оттащил его в жилую палатку и принялся отпаивать обжигающе-горячим чаем — универсальное средство во всех подобных случаях.

Гальченко крепко спал.

Он не знал, что с ближайшего аэродрома поднят был в воздух самолет, который направился к Ведьмину Носу, но, к сожалению, уже не застал там лодки. Гальченко проспал почти десять часов. За это время Тюрин успел благополучно вернуться домой на шлюпке…

Конечно, донесение о вражеской подлодке, которая, обнаглев, устроила стоянку у Ведьмина Носа, было очень важным, и мы в штабе флотилии тотчас же приняли меры.

Но вот чего не знали и, конечно, не могли знать связисты поста. С самого начала войны гитлеровцы очень интересовались западным берегом Ямала, и в частности Потаенной. Ведь в лоции Карского моря имелось подробное ее описание.

Медь? Нет, на этом этапе войны военно-морское командование противника заботилось не о меди. Оно с восторгом использовало бы бухту Потаенную в качестве секретной стоянки своих подлодок или самолетов, действовавших в Карском море.

Летом мимо Потаенной — в одну и в другую стороны — проходили наши караваны. Куда как удобно для немецко-фашистских подлодок и самолетов, которые прятались бы в глубине губы, отдаленной от моря косой!

Но мы опередили гитлеровцев. Узнав о том, что в Потаенной запеленгован наш пост, гитлеровцы, наверное, локти себе кусали от досады.

И все же, представьте, они не отказались от некоторых надежд, о чем я расскажу в дальнейшем.

Запомните одно: все время пост в Потаенной находился под дамокловым мечом!

И в этих условиях мичман Конопицин решил строить дом, и ему было разрешено строительство…

Глава шестая. ЗАПОЛЯРНЫЕ РОБИНЗОНЫ

До середины сентября связисты поста жили в палатке.

Однажды шквальным порывом чуть было не унесло жилую палатку — ее с трудом удержали за распорки, не то она, как белая бабочка, упорхнула бы в тундру.

Гальченко с опаской поглядывал на вздрагивавший от порывов ветра, колышущийся над головой, непрочный полог. Неужели придется жить под ним и зимой? Хотя палатка изнутри подбита байкой, а посредине стоит чугунная печка, все равно не высидишь в ней в тридцатиградусные морозы.

На чугунной печке, стоявшей в палатке, связисты готовили себе пищу.

Запасы, достаточно солидные, не только не таяли, а, словно бы по волшебству, пополнялись день ото дня. Это было связано с регулярными патрульными поездками на шлюпке вдоль побережья.

Предпринимались они обычно после шторма, который срывал мины с якорей и выбрасывал их на берег. Мины мичман Конопицин подрывал самолично — недаром служил раньше на тральщиках.

Во время патрульных поездок особое внимание Конопицин уделял плавнику.

Ближайшие к Потаенной «кошки» были завалены плавником, великолепным строевым лесом, сибирской сосной и елью, которые остались от разбитых плотов-«сигар» и пущенных ко дну лесовозов.

Тут-то, карабкаясь по беспорядочно наваленным бревнам, Гальченко понял, каким точным было сравнение со спичками, рассыпанными по столу. Мичман Конопицин, видите ли, был привередлив, он желал «товар» только на выбор! Понравилось ему торчащее из кучи бревно, тюкнул топором, удовлетворенно улыбнулся: звенит! Но попробуй-ка вытащи облюбованный «товар» из-под бревен, лежавших наверху!

Среди даров моря попадалось иной раз кое-что и поинтереснее, на взгляд Гальченко, а именно предметы, уцелевшие после кораблекрушения и прибитые волной к берегу.

Однажды у полосы прибоя он увидел светлый камень, совершенно круглый. Волны то накатывали его на гальку, то неторопливо откатывали в море.

— Подгребай! — приказал Конопицин. — Это окатыш. Ящик с лярдом разбило о камни, лярд всплыл и плавает.

— А почему круглый как шар?

— На гальке волной обкатало его. Потому и название — окатыш. Видишь, кое-где в нем галька темнеет, как изюм в булке?

И шар лярда был подобран и улегся на дно шлюпки, чтобы впоследствии отправиться в котел или на сковороду.

Сигнальщик нередко замечал со своей вышки бочки или ящики, плавающие в воде. Тотчас же мичман Конопицин высылал за ними шлюпку. Добычу пробуксировывали к берегу и вскрывали. Гальченко всегда волновала эта процедура. Ну-ка, что за сюрприз приготовило сегодня Карское море? Все-таки он был мальчишкой, что там ни говори, и частенько воображал себя и своих товарищей новыми заполярными Робинзонами.