Бонсаи - Буало-Нарсежак

приболевшую опытную сиделку Флоранс. Но особых знаний от нее и не требуется. Надо лишь сидеть возле кровати и чуть что, при малейшем ухудшении в состоянии здоровья больного, вызвать главную медсестру, чей кабинет находится в конце коридора. Только и всего. А сегодня все было нормально, да, Вероник, ничего необычного? Ну говорите же! Не бойтесь!

— Сколько вам лет, Вероник? — обратился к девушке Кларье.

— Двадцать три.

— И чем вы занимаетесь в свободное от работы время?

— Я студентка.

— А по какой специальности?

— По архитектуре.

Кларье постарался перехватить взгляд доктора Аргу. По архитектуре! Проще сказать — «безработная»!

— А вы уже успели привыкнуть к ночным дежурствам?

Девушка колеблется. Ей явно хочется ответить: «Ничего сложного. Главное не заснуть».

— А как вы обнаружили, что Антуан умер? — продолжает расспрашивать Кларье.

Вероник снова всхлипывает и утыкается носом в скомканный носовой платок.

— Постарайтесь вспомнить! Вы шили? Читали? Или дремали?

— Я читала.

— А что вы читали?

— «Смерть закусывает удила».

— Понятно! И время от времени бросали взгляд на больного?

— Нет, вовсе нет! Не на больного, а на бутылку: если капает, значит, все нормально.

— И в один момент, — согласно кивает Кларье, — вы вдруг обнаружили, что раствор не капает?

— Да.

Кларье подошел к капельнице, к штативу которой был прикреплен прозрачный флакон.

— Тут никто ни к чему не прикасался? — обратился он к доктору.

— Нет, никто ничего не трогал.

— Бутылка, как я вижу, наполовину полная. Если я правильно понимаю, это означает, что капельница неожиданно перестала работать.

Кларье вращает ручку дозатора, позволяющего регулировать сток жидкости.

— Послушайте, доктор, я полный профан в этом деле, но мне кажется, что, если капельница не работает, а к ней никто не прикасался, значит, жидкость перестала поступать в кровь больного оттого, что тот умер.

— Верно! — поддакивает Аргу. — И поэтому можно легко определить время смерти. Каждая бутылка содержит пол-литра раствора, и все подлажено таким образом, чтобы она опустошалась полностью ровно за два часа. А эта бутылка, четвертая со вчерашнего вечера, еще почти полная. Постарайтесь все вспомнить, Вероник. Это очень важно. Вы заступили на работу в четыре часа. Моник сдала вам дежурство, а попросту говоря, сообщила, что все идет нормально и Антуан спокойно спит. Так ведь, я прав?

— Абсолютно, — отозвалась Моник. — Я как раз и поставила четвертую бутылку, а также сама отрегулировала сток раствора, потому что Вероник еще не слишком соображает в этих делах.

— И все шло нормально?

— Да, все было хорошо. Я поделилась с ней кофе, который оставался у меня в термосе, и ушла.

— Ясно, — властным тоном произнес доктор Аргу. — Если вычислить объем оставшейся жидкости, можно будет легко узнать, когда остановилась капельница. А это и есть точное время смерти. Итак, что мы имеем: раствор начал поступать из бутылки в капельницу примерно в четыре часа ночи. А минут через пятнадцать капельница перестала работать. Вот и вся арифметика, выходит, Антуан умер четверть пятого. Постойте-ка! Валери, во время вашего дежурства с десяти часов до полуночи вы не заметили чего-нибудь необычного?

— Нет.

— А вы, мадам Ловьо?

— Нет.

— Поймите, я вовсе не собираюсь обвинять кого-либо из вас в халатности, но ведь в работе аппарата могли быть и сбои. Итак, ничего такого не было?

— Ничего!

— Вы тоже ничего не видели, Моник?

— Ничего!

— А что вы сделали с пустыми бутылками?

— Обычно Марсель, ночной сторож, выносит их и измельчает в дробилке.

— Расскажите мне о нем, — вмешивается в разговор Кларье. — Прошлой ночью он приходил?

— Да, — отвечает Валери. — Он делает свой первый обход незадолго до двадцати трех часов.

— И иногда к вам заходит?

— Да, частенько, так, поболтать немного. Ерунда: здравствуйте, до свидания! Не более того. А второй раз он появляется уже около половины пятого. Вот тогда-то и забирает пустые бутылки.

Кларье поворачивается к Вероник:

— Значит, вы его видели?

— Еще бы, конечно видела! — восклицает госпожа Ловьо. — Марсель любит приударить за молоденькими.

— Это так? — спрашивает Кларье у Вероник.

— Не обращайте внимание на ее слова! — смутившись, отвечает та. — Мы с Марселем оба из Морбиана. Ему нравится поэтому, — земляки как-никак — проходя мимо меня, или рукой помахать в знак приветствия, или там шлепнуть легонько. Ничего дурного!

Последние слова Вероник вызывают оживление и смешки трех остальных сиделок.

— Я попросил бы вас не шуметь! — обрывает их Кларье. — Еще один вопрос, Вероник. Что вы сделали, когда обнаружили, что капельница не работает?

— Я подошла проверить, хорошо ли закреплен наконечник трубки на запястье Антуана, и сразу вся так и обмерла от страха, потому что он уже не дышал. А потом высчитала, когда Марсель должен был вернуться после обхода к себе, подождала немного и позвонила ему отсюда! Я очень испугалась!

— Надо было звонить госпоже Гильвинек. Она занимается подобными ситуациями.

— Да, но она сказала бы, что я во всем виновата! — захныкала Вероник.

— Хорошо, хорошо, — принялся успокаивать ее Аргу. — Мы потом все выясним. А меня разбудил Марсель. Он не только сообщил мне о смерти Антуана, но и добавил одно замечание от себя, которое, признаться, до сих пор вертится в моей голове. Марсель сказал: «Он совершенно холодный»…

— И что? — не понял Кларье.

— Как что? Это правда. Холодный.

Кларье взглянул на часы:

— Ничего удивительного. Скоро десять часов.

— Да нет же! — возразил Аргу. — Когда Марсель сказал мне, что Антуан холодный, капельница только недавно перестала работать.

— Ах, черт возьми! — воскликнул Кларье. — Вот какая выходит путаница: Антуан вроде бы только что умер, а уже успел похолодеть!

Слова комиссара прозвучали подобно взрыву гранаты. Воцарилась такая глубокая тишина, что все буквально замерли, боясь и пальцем пошевелить.

— Подумаем… — проговорил Кларье, сумевший быстрее остальных прийти в себя после столь неожиданного поворота событий.

— Все яснее ясного, — прервал его Аргу. — Когда я пришел, тело Антуана было уже холодным. А ведь ему полагалось быть теплым. Уж поверьте! Опыт у меня богатый! Труп так быстро не охлаждается. Отсюда следует неизбежный вывод: Антуан умер вовсе не в четверть пятого, а раньше.

— Э нет! — громко запротестовала Моник. — Я дежурила до четырех часов и прекрасно знаю, что Антуан был еще жив, так как своими собственными руками заменила бутылку. И когда я уходила от Вероник, капельница работала отлично. Я не позволю, чтобы…

Голос женщины сел от волнения.

— Постойте, постойте, — вмешался доктор Аргу. — Только, пожалуйста, обойдемся без слез! Позднее, на свежую голову, мы во всем разберемся. А пока возвращайтесь к себе.

— Мне тоже можно уйти? — жалобным голоском протянула Вероник.

— Да. Вам тоже! И успокойтесь! Бедняга Антуан умер своей собственной смертью. Вы тут ни при чем.