Убить зло - Рекс Стаут

Через два-три дня, получив через Дика приглашение на танцы в Холленден, ты позвонил Люси и пригласил ее пойти туда с тобой. Это было уже лучше. Она прекрасно танцевала, ты тоже; и тебе доставляло особенное удовольствие, что в основном она предпочитала танцевать с тобой, несмотря на протесты этих ловких и самоуверенных юношей, в кругу которых ты всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Ты посматривал на других девушек, таких же блестящих и уверенных в себе, и забавлялся тем, что видел то там, то здесь одну девушку, отвергнутую тобой. В то время причины, по которым ты отвергал некоторых девушек, еще казались сомнительными, но теперь, когда ты смотрел на Люси, то всех скопом посылал к черту. Она была действительно самой очаровательной. Ей бы не пришлось искать партнеров.

Дик станцевал с ней один раз и потом заметил тебе:

— Если ей понадобится почистить туфельки, а ты будешь занят, дай мне знать.

По дороге домой Люси сказала:

— Они довольно милые! Конечно, мне только девятнадцать, и я давно уже никуда не выезжала, но я отлично повеселилась, Мистер Карр очень хорошо танцует, но не так замечательно, как вы. Вы танцуете гораздо лучше меня.

На этот раз ты помог ей выйти из машины, проводил до дома, и, хотя поцелуй казался таким же невозможным, ты не испытывал ни унижения, ни огорчения.

Еще несколько раз ты приглашал ее в театр и на танцы. Однажды мистер Варне пригласил тебя пообедать с ними, и в назначенный день ты заехал за Люси на Оршад-авеню, где она брала уроки музыки, и привез ее домой. Ты уже не строил насчет нее фантазий, воображая легкую победу, с ней поза победителя становилась нелепой.

Дядя Люси, Том, был невысокий человечек с лысой головой и приятными карими глазами, не лишенными проницательности. Он занимался оптовой торговлей бакалейными товарами и был директором небольшого банка на краю города. В тот вечер он заявил в гостиной за обедом, чтобы ты не думал, что он безразличен к судьбе своей племянницы; он знает тебя как одного из самых надежных и многообещающих молодых людей города. «Очень приятно и типично для нового времени, что юноши так быстро делают деловую карьеру. Когда я был в вашем возрасте, то стоял за стойкой бакалейного магазина и получал четыре доллара в неделю».

Он не был Люси кровным родственником, тетушка Марта доводилась сестрой отцу Люси. И она искренне считала этот бездетный дом своим родным кровом.

Но у тебя возникло ощущение, что тетушке ты не нравился, хотя она всегда встречала тебя приветливо и сердечно. Видно было, что Люси здесь любимица. Когда в тот вечер ты встал из-за стола, тетушка Марта сказала:

— Мне кажется, ваши вечеринки начинаются тогда, когда должны заканчиваться. Пожалуйста, не танцуйте до упада. Привезите ее домой пораньше, хорошо, мистер Сидни?

Тетушка Марта и дядюшка Том смертельно тебя утомили.

Ближе к концу мая Люси начала поговаривать о том, что поедет на лето домой. Через три недели ее учитель уедет в Европу до осени, и она отправится на ферму, где останется до его возвращения. А затем, возможно, поедет в Нью-Йорк; это будет даже лучше, только бы удалось убедить отца. Сейчас главное — поскорее уехать из города, где ей никогда не нравилось.

— Я слышал об одном местечке, на юг отсюда, — сказал ты. — За Кайахога-Фолл. Это очень глубокий каньон, его стены поднимаются на сотни футов, совершенно дикое место. Поедем туда в следующее воскресенье. На машине мы легко доберемся туда за два часа.

Ее дяде и тете эта идея не понравилась, но они понимали, что против них целое поколение, и раннее воскресное утро застало вас с Люси в дороге с огромной корзиной для завтрака на природе и с термосом кофе.

Вы не торопясь двигались мимо залитых солнцем полей и деревень и через два часа оказались на перекрестке дорог, который описывал Шварц, но вам пришлось потратить немало сил, чтобы найти каньон, скорее подступы к нему. Оставив машину на опушке леса, вы отправились на поиски пешком. Наконец узкая тропинка привела к почти отвесному обрыву, спуск по которому можно было осуществить, только цепляясь за корни и молодые деревца. На дне каньона протекал прозрачный быстрый ручей с берегами, заросшими травой и деревьями. Он находился так глубоко внизу, что даже вершины самых больших деревьев казались недостижимыми. Ты стоял на самом краю обрыва и с сомнением смотрел на крутую тропу.

— Все было бы проще, не будь с нами этой проклятой корзины, — сказал ты. — Как думаешь, ты сумеешь спуститься?

— Конечно, — заявила она. — Я всю жизнь съезжала вниз с огромных стогов сена, это ерунда. Дай мне корзину.

— Думаю, лучше первым пойду я, — ответил ты, не обращая внимания на ее предложение и совершенно не обидевшись на него, поскольку в ее голосе не прозвучало ни малейшей насмешки. — Если ты упадешь, я успею тебя удержать и с корзиной справлюсь.

Ты всегда боялся высоты и сейчас не на шутку испугался, но под взглядом ее серых глаз стал быстро спускаться, хватаясь за деревца и кустики, накануне надежно привязав корзину переброшенным через плечо ремнем.

Люси двинулась сразу за тобой. Она шла слишком близко от тебя, и было очень страшно, ведь в любую минуту девушка могла поскользнуться и упасть, сбив тебя с ног.

В руке у тебя сломалась сухая ветка, и пришлось ухватиться за спасительный выступ скалы. Люси крикнула, чтобы ты был осторожнее и не разбил термос. Внезапно ты оказался на дне каньона, на мягкой зеленой траве. Весело журчал ручей, а рядом стояла Люси. Ты посмотрел на нее; она раскраснелась от усилий и была прелестна.

— Термос я все-таки ухитрился не разбить, — усмехнулся ты.

— Нет, ты посмотри, как здесь здорово! Просто замечательно, жалко, что не бывала здесь прежде. И какой вкусный воздух!

Она склонилась к ручью, вымыла в его холодной воде руки, а потом вытерла их о предложенный тобой носовой платок.

Вы оставили корзину под деревом и вместе отправились исследовать русло ручья на милю или даже дальше, до того места, где его течение становилось стремительным из-за двух близко сходящихся грозных утесов. Вы швыряли ветки на мелкое место и наблюдали, как они кружились и исчезали в кипучей пене. Солнце, горячее, как в разгар лета, золотило своими лучами бурный поток.

— Между прочим, я уже проголодался. — заметил ты.

— А наш завтрак в миле отсюда! — сказала Люси. — Господи, а что, если его украли!

Вы бежали назад по берегу ручья, перепрыгивая через камни и упавшие ветви. Смеясь и задыхаясь, убедились, что корзину никто не тронул.

Тебе нравилось смотреть, как ела Люси. Ты уже обратил на это внимание, и сейчас, сидя на нагретом солнцем камне и жуя сандвич перед безмятежной Люси, ты любовался ею. Вспоминал, как миссис Дэвис неуверенно отщипывала по кусочку крошечный сандвич, который доставала из буфета после того, как вы с ней приводили себя в порядок и возвращались в гостиную. Ты помнил нервную манеру Эрмы обращаться с вилкой и ножом и ее вечную привычку говорить, зачерпнув ложкой суп или нацепив кусочек на вилку, предоставляя кусочек пищи его судьбе.

Более четко ты помнил Миллисент с конфетами, которыми ты ее угощал, то, как ее тонкие пальчики, словно механизм, неумолимо двигались от коробки ко рту. Сейчас ее движения кажутся тебе ужасными, чудовищными, а тогда они тебя забавляли. В то время ты увлекался Омаром Хайямом и, сделав пародию на его стихи, процитировал ей:

«…от пальцев ее светоносных, снующих, зажегшись…»

Миллисент понятия не имела, о чем ты говоришь. Тебе доставляло истинное удовольствие смотреть на Люси.

Она сидела на постеленном на траву твоем свитере, и вскоре сандвичи, огурцы и пирог исчезли, она ела так спокойно и естественно, что незаметно могла бы перейти к полевым цветам. Превыше всего была грация ее движений, быстрый промельк белых зубов, откусывающих аккуратный кусочек точно и уверенно.

— Странно, что здесь не видно фиалок, — сказала она, озираясь. — Может, уже слишком поздно? Кажется, для них самое время. У нас дома есть один холм, который каждый год просто усыпан ими.

— Ты уже знаешь, когда уезжаешь?

— Девятнадцатого июня, со среды, ровно через две недели. Я рада уехать, но буду скучать без тебя. Я провела в Кливленде уже две зимы, и все были очень милы ко мне, но мне никто не нравился так, как ты.

Ты встал со своего импровизированного сиденья и опустился на колени, чтобы налить ей кофе. Она наклонилась вперед, подставив чашку, и ее лицо оказалось совсем рядом, и ты немного повернул голову и поцеловал ее в губы. Она быстро, но полностью приняла твой поцелуй, затем совсем не испуганно отпрянула и тихо сказала:

— Ты льешь кофе мимо.

Так оно и было; тонкая струйка кофе лилась прямо на носки твоих башмаков. Поставить термос на траву и обнять ее, чего тебе страстно хотелось, было слишком сложно. Ты наполнил чашку и протянул ей.

— Меня впервые поцеловали, — прошептала она.