Потапов, «двойка»! - Тамара Крюкова

— Ты случаем не рехнулся? — спросил он.

— He-а. Это ж не я рюкзак Конана на дерево закинул, — нахально заявил Шмыгунов.

Женька понял, что деваться ему некуда, и нехотя кивнул:

— Ладно, грабитель.

Довольный сделкой, Шмыгунов отправился во двор. Он уже предвкушал, как погрузится в виртуальные приключения, но увидел Конана, и решимость покинула его. Ноги сами собой замедлили шаг. Он задрал голову. В окне третьего этажа сгрудились одноклассники и следили за ходом событий. В Шмыгунове боролись страстное желание получить игру и панический страх перед Конаном. Он сделал ещё несколько шагов к старшеклассникам и снова остановился. Когда до Конана осталась пара метров, Шмыгунову окончательно расхотелось играть в новый Quest. Он уже собирался повернуть назад, но тут его окликнул Конан.

— Эй, пацан, ты чего там топчешься?

Шмыгунов сглотнул и единым духом выпалил:

— Конан, мы тут с ребятами поспорили. Я говорю, что ты на это дерево залезешь, а они говорят, нет.

Задним умом Шмыгунов понял, что брякнул что-то не то. Если Конан посмотрит вверх и увидит рюкзак, его гнев обрушится на крайнего. И крайним окажется он. В голове всплыл рассказ учительницы истории про участь послов, приносивших в былые времена дурные вести.

Конан щелчком отбросил окурок и осклабился:

— А чего я там не видал, на дереве?

Шмыгунов благоразумно оставил этот вопрос без ответа.

— Проиграл ты, пацан, — продолжал Конан, отвесил Шмыге подзатыльник и, дав понять, что разговор окончен, снова повернулся к своим дружкам.

Не искушая судьбу, Шмыгунов зайцем бросился в школу.

— Ну что же ты! — с упрёком встретил его Женька.

— Не уговорил, — развёл руками Шмыгунов.

Перемена подходила к концу, и тут удача снова улыбнулась Женьке. Синицына крикнула:

— Ребята! Конан ушёл!

— Бежим! Скорей! — скомандовал Женька Лёхе, прихватил швабру, и они опрометью бросились из класса.

Перескакивая через две ступеньки, друзья сбежали вниз и выскочили из школы. Рюкзака на ветке не было. Возле дерева толпилась мелюзга из продлёнки и что-то оживлённо обсуждала.

— Эй, мальки, что случилось? — спросил Женька.

— Из окна кто-то сумку выкинул.

— И где она? — живо заинтересовался Женька.

— Её Надежда Викторовна унесла, — сказала румяная, щекастая первоклашка, а её бледнолицая подружка взахлёб подхватила:

— Она Илюше Мальцеву по голове попала. Его к врачу повели. У него прямо шишка вскочила. Теперь к директору вызовут того, кто сумки бросает. Ох и влетит же ему!

— А откуда они узнают, кто её бросил? — пожал плечами Женька.

— Так там же на тетрадках написано, — сказала щекастая, удивляясь Женькиной недогадливости.

В этот миг Женька Москвичёв понял, что пришёл его последний час. Раздался звонок.

На следующей перемене Женька предусмотрительно не высовывал носа в коридор, но это его не спасло. В класс вбежал Шмыгунов и крикнул:

— Атас! Конан!

— Меня в школе нет, — пискнул Женька и стёк под парту. Он бы с радостью слился с паркетом, но такими способностями он, увы, не обладал.

Конан влетел в класс и в бешенстве заорал:

— Где этот шклявый? Экстрасенс недоделанный!

Все будто онемели. На удивление, только трусиха Синицына не потеряла самообладания.

— Он у врача, — быстро нашлась она.

Женька готов был расцеловать её за эту ложь. Всё-таки Синицына — человек!

Борясь с приступом гнева, Конан помолчал, а потом мрачно произнёс:

— Передай, что врач ему больше не поможет. Тут медицина бессильна.

Он взял со стола чью-то ручку и пальцами одной руки легко переломил её пополам.

Нервы у Женьки не выдержали. Он вздрогнул и, задев стоящий рядом стул, выдал своё присутствие. Конан нагнулся, и их взгляды встретились.

— А ну, вылазь, — приказал Конан.

— Конан, честное слово, это случайно, — пролепетал Женька, вылезая из-под стола.

Конан схватил его за шкирку и поднял, так что рубашка жалобно затрещала.

— Что с тобой сделать? Может, в окно вышвырнуть? — кровожадно спросил он.

Женька, точно опоссум в момент опасности, замер и не трепыхался. Такая покорность судьбе охладила пыл Конана. Он разжал пальцы, и Женька кулём повалился на пол.

— Где твои шмотки? — сурово спросил Конан.

Женька кивнул на стоящий под столом ранец. Конан подхватил его, поднёс к окну, высыпал всё содержимое вниз, а следом швырнул и ранец.

— Считай, что тебе повезло. Если я тебя ещё близко увижу, ты у меня, как Карлсон, будешь под крышей летать.

С этими словами Конан ушёл. Почти тотчас в класс влетел Петухов. Не скрывая огорчения оттого, что пропустил аттракцион «Конан во гневе», он сокрушённо воскликнул:

— Ну как, Москвич, ты ещё шевелишься? Эх, жалко, я опоздал!

— Не боись, Петух. Ты ещё получишь свою порцию жизненных радостей, — успокоил его Женька.

— Шутник, — усмехнулся Петухов, плюхнулся на своё место и озадаченно заглянул под стол:

— Я чё-то не догоняю, где мой портфель?

Женька загадочно улыбнулся и многозначительно посмотрел на окно.

Гений пера

Когда Лёха зашёл за Женькой, он сразу же понял, что нормального гулянья не получится. Женька задумчиво сидел в кресле, закинув ноги на подлокотник. Его вальяжная поза красноречиво говорила о том, что он был в философском настроении. А судя по количеству фантиков от конфет на журнальном столике, он пребывал в нём уже довольно долго.

— Ничего себе! Ты, наверное, целый килограмм конфет слопал! — удивился Лёха.

— Это не конфеты, — рассеянно произнёс Женька, как будто его мысли витали где-то далеко.

Лёха с подозрением покосился на сласти. Выглядели они на удивление натурально, но рисковать не стоило. Он поспешно убрал руку от суфле в шоколаде и спросил:

— А что?

— Питание для мозга, — пояснил Женька.

— A-а, ну тогда всё в порядке, а то я уж подумал…

Питание для мозга ещё никому не вредило, поэтому Лёха без промедления развернул блестящую обёртку и отправил конфету в рот.

— Что ты подумал? Договаривай, — Женька уставился на друга.

— Ну, мало ли. Может, ты пустые фантики завернул, чтобы приколоться.

— Эх, брат Лёха, какое же это ребячество! Пора бы тебе повзрослеть, — сказал Женька с видом человека, познавшего жизнь.

— Почему это ребячество? Ты же на прошлой неделе сам так Шмыгу разыграл, — обиделся Лёха.

— Вот и я о том же. Можно сказать, треть жизни уже прожита.

— Почему треть? Нам же только по двенадцать.

— С лишним. Считать умеешь? Вон Пушкин погиб в тридцать семь. Как раз получается треть жизни.

— А при чём тут Пушкин? — не понял Лёха.

— При том, что пора подумать о вечности.

— Чего?!

— Вот ты, Лёха, что в жизни хорошего сделал?

— Вчера «четвёрку» по алгебре получил, — с гордостью сказал Леха.

— Это не считается. Не будешь же ты потомкам хвастать своей «четвёркой». Им глубоко фиолетово, что у тебя было по алгебре.

— Может, мне тоже фиолетово, что они там подумают.

— А вот тут ты не прав. Нужно оставить свой след в веках.

Лёха скептически усмехнулся:

— Как же ты его оставишь?

— Например, хорошо бы Нобелевскую премию получить.

От такого заявления Лёха чуть не подавился. Видимо, с питанием для мозга Женька переборщил. Человеку с нормальными умственными способностями такая идея сроду не пришла бы в голову.

— Как же ты её получишь? — спросил Лёха. — Для этого лаборатория нужна, чтобы опыты ставить. Некоторые учёные целый год с утра до ночи работают, пока открытие сделают. Думаешь, тебя в школе за прогулы похвалят?

— Меня больше смущает шпионаж, — задумчиво проговорил Женька.

— А шпионаж-то тут при чём?

— Наивный ты, Лёха. Как только ты решишь получить Нобелевскую премию, за тобой сразу начнут следить. Сделаешь открытие, а кто-нибудь его перехватит.

— Ну вот. И стоит из-за этого целый год корпеть, — радостно подхватил Лёха.

Он уже надеялся, что философское настроение у Женьки прошло и они пойдут на улицу, но не тут-то было. Женька продолжал развивать мысль:

— Наука — дело трудоёмкое и неблагодарное. Лучше податься в литературу. Взять хотя бы Пушкина. Писал в своё удовольствие, а мы до сих пор наизусть учим.

— Сравнил! То Пушкин.

— Ну и что? Он же не сразу поэтом родился? Поначалу он тоже те ещё вирши сочинял. «Сашино пузо хочет арбуза» — прямо скажем, не вершина поэзии, — хмыкнул Женька.

— Да кому нужны твои стихи? — скривился Лёха.

Его тяга к поэзии угасла ещё в том нежном возрасте, когда он понял, что Дед Мороз — это уловка взрослых, чтобы заставить детей зубрить стихи. До этого он принимал как должное, что гостинец в обмен на стишок — это честный обмен. Но оказалось, подарки под ёлку кладут родители, а стихи вообще не имеют никакой практической ценности. Лёха не мог позволить другу тратить жизнь на столь бесполезное занятие. Он боялся, что Женьку придётся долго убеждать, но, как ни странно, тот сразу согласился: