Мэтр на учебе - Александра Лисина

— Мне б чего попроще, учитель, — скромно обронил я, приняв вид нерадивого студента. — Знаю, что вы очень любите эту тему, но у меня скоро занятие…

— Торопыга, — фыркнул Нич, но все-таки перевел свои умозаключения в более удобоваримую форму. — Я всего лишь хотел сказать, что, поскольку большая часть одаренных детей рождается в семьях магов, то их развитие происходит по одному и тому же сценарию. Так же как когда-то растили и воспитывали их отцов, матерей, дедов и бабок… Согласен?

— Традиции, учитель, — послушно кивнул я. — В аристократических семьях они неискоренимы, так что воспитание юных магов до поступления в академию из века в век остается одним и тем же.

— Правильно. Дети, получившие свой дар не по наследству, — явление редкое, поэтому их в расчет можно не брать. Соответственно, мы с тобой говорим о тех, кто составляет большинство в гильдиях и чье воспитание с самого раннего детства было подчинено строгим правилам.

Я снова кивнул и заметил:

— Понятно, что традиции у светлых одни, а у темных — другие, поэтому мы и приходим в академию с уже сформированными, а точнее, с навязанными понятиями о том, как надо жить, как поступать и как относиться к коллегам.

Нич хмыкнул.

— Это как раз к вопросу о внушаемости молодых. Но, как я уже сказал, не все приходят в академию обремененными чужими взглядами. И не все адепты, кому повезло родиться в семьях магов, сохраняют эти убеждения к концу обучения.

— Ну мы же не дураки: развиваемся все-таки, учимся чему-то…

— Именно. Поэтому преподаватели вполне могли бы подтолкнуть вас к правильному пониманию вещей. Но видишь ли, в чем дело… сама ваша профессия накладывает определенный отпечаток. Вы совершенно спокойно возитесь с трупами, экспериментируете с нежитью, приносите в жертву живых и крайне легкомысленно относитесь к мертвым.

Я хмыкнул.

— А как к ним еще относиться? Мертвецы для нас — такой же рабочий материал, как трава для друида. Они или спокойно лежат в земле, или приносят пользу. В крайнем случае из-за неумелого колдовства могут попытаться кому-то навредить. Но хорошему мэтру не составит труда загнать в могилу даже могущественного лича, так что впадать в панику при виде трупа нет никаких причин. То, что нам подконтрольно, неспособно нас напугать, учитель. Вопрос заключается лишь в том, на что именно мы годны.

— Да, — тихо обронил мастер Твишоп, отводя взгляд. — Мэтры не боятся ни жизни, ни смерти. Вам неведом страх перед людьми, потому что самое худшее, что с вами можно сделать, — это причинить боль или убить… но боль-то терпеть вы как раз умеете. Вы с азартом соревнуетесь с ней за право обладания вашим разумом, смеетесь над ее потугами вас ослабить и радуетесь даже крохотной победе. Да и смерть вам не страшна. Вы равнодушно отворачиваетесь, если она проходит мимо, и с пониманием усмехаетесь, когда она протягивает вам костлявую руку. Впрочем, даже ее вы умудряетесь иногда обмануть и вопреки всем законам все-таки находите путь к возрождению.

— Ты тоже его нашел, — возразил я.

— В одиночку у меня бы не хватило духу провести всю необходимую работу по обоснованию теории ЭСЭВ.[6] Сколько подопытных у тебя было?

Я на мгновение задумался.

— Тысячи три… или три с половиной? Точно не помню.

— А я бы запомнил каждую жизнь, что была отдана во благо науки, — еще тише сказал мастер Твишоп. — И каждого человека, который согласился участвовать в этом эксперименте. Думаешь, я смалодушничал? Мы больше созидатели, чем разрушители, Гираш, поэтому и отношение к жизни у нас иное. Его диктует сама наша профессия, методы обучения, понимание тех взаимосвязей, которые существуют между живыми существами… Поверь: уничтожать живое без веской причины не станет ни один светлый. И этим мы разительно отличаемся от вас.

— Да прямо! — пренебрежительно фыркнул я, не сдержавшись. — Можно подумать, мастера не умеют убивать или не проводят экспериментов с живыми!

— Умеем, — кротко согласился Нич. — И проводим, потому что это необходимо. Но одно дело — убить врага, а совсем другое — разрушить чью-то личность. Одно дело — провести опыт на крысе, а другое — использовать для достоверности данных человека. А вы никогда не делали различий между теми, кого собираетесь препарировать.

— В мои лаборатории не попадали невинные, — равнодушно откликнулся я. — Все добровольцы были осуждены и приговорены к смертной казни. Я всего лишь избавил их от мучений. К тому же многие наши заклинания немыслимы без жертвенной крови, а люди, согласись, подходят для этих целей гораздо лучше крыс.

Учитель отвернулся.

— Я просто говорю, что мы слишком разные и поэтому плохо понимаем друг друга. Да и как может понять коршуна петляющий по лесу заяц? Как объяснить дереву, что лань объедает его листья не от желания отомстить за поцарапанную веткой шкуру, а лишь потому, что это — в ее природе?

Я улыбнулся.

— Вы стали разбираться в наших мотивах, учитель. И вы, пожалуй, один из немногих, кто понимает, что война была нам не нужна. Мэтры, при всех своих странностях, практичны и очень трепетно относятся к исследованиям. Колбы, пробирки, склянки, реторты, секционные столы… Для нас именно это — настоящая жизнь. Дайте нам существовать спокойно, обеспечьте материалом, позвольте иметь оснащенные всем необходимым лаборатории, и мы будем тихи и кротки, как овечки… до тех пор, пока нам не сорвут очередной эксперимент. Да, мы тщеславны и самолюбивы, но это тщеславие не касается титулов и золота. Прилюдно посадить в лужу давнего противника — вот это достойно внимания. Доказать ему, что он не прав, — что может быть увлекательнее? Сделать так, чтобы о результатах твоего труда говорили все вокруг, — вот что нас манит. А опускаться до уровня дураков — удел неудачников, учитель. Надеюсь, когда-нибудь и Совет догадается, что не там ищет врагов.

Нич тяжело вздохнул.

— Я пришел к пониманию этого лишь на закате своей жизни. Стоя на пороге смерти, на многие вещи начинаешь смотреть иначе…

— А, брось, — пренебрежительно отмахнулся я. — Ты просто сумел пренебречь замшелыми традициями. Небольшая жертва, если сравнить с тем, сколько неприятностей могло случиться, если бы этого не произошло.

— Ты даже не представляешь, насколько прав, Гираш, — беззвучно шепнул мастер Твишоп. А потом встряхнулся и твердым голосом заключил: — Собственно, только узнав тебя получше, я и решил, что полного взаимопонимания между нашими гильдиями достигнуть не получится.

— Да кому оно нужно, это взаимопонимание?! — совершенно искренне изумился я. — Нам хватит нейтралитета! Вечный мир и всеобщее благолепие — это, знаешь ли, не для нас. Вы — сами по себе, мы — тоже… а большего нам никогда и не требовалось!