Parzival - Wolfram von Eschenbach

Кукумберландец убиенный.

Чего ж ты медлишь, Парцифаль?

Ужель гнетет тебя печаль?

Неужто, выиграв сраженье,

Ты взять не хочешь снаряженье

Тобой убитого бойца?

Или страшишься мертвеца

Ты, славный отпрыск Гамурета?

Иль навыка не приобрел?..

"Сильнейшего ты поборол! -

Раздался голос Иванета. -

Здесь все тебе принадлежит:

Его копье, и меч, и щит,

И этот конь, и эти латы!.."

Он обнял юношу, как брата,

И снаряженье снял тотчас -

От наколенников до шлема -

С того, чей гордый дух угас

И чьи уста навеки немы.

(Пусть безутешных женщин стон

К нам долетит со всех сторон...)

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

"Теперь снимай свою хламиду! -

Промолвил юный Иванет. -

Ты не по-рыцарски одет

И просто шут бродячий с виду!.."

Наш мальчик не без огорченья

Внимал словам нравоученья:

"Одежду, что дала мне мать,

Я и не думаю снимать!

Доспехов мне любых дороже -

Пусть что угодно говорят -

Дурацкий, ветхий сей наряд

И туфли из телячьей кожи!.."

И Парцифаль надел впервые

Стальные латы боевые,

Сей символ доблести мужской,

Поверх одежды шутовской.

Затем уселся он картинно

На благородного коня

(О, несравненная картина!)

И молвил: "Выслушай меня,

Друг Иванет. Сейчас свершилось

Все то, что мне сыздетства снилось:

Долг рыцаря исполнен мной.

Но – господи! – какой ценой!..

Артуру доброму с приветом

Вручи украшенный портретом

Сей драгоценнейший бокал.

Скажи: не славы я искал.

Иные чувства – честь и вера -

Мою обуревали грудь.

Но заклинаю: не забудь

Злодейских козней лицемера!

Да внемлет жалобе моей

Светлейший среди королей,

И не избегнет страшной кары

Обидчик бедной Куневары.

Поверь: ее внезапный смех

Мне как бы предвещал успех.

Зачем же царедворец дерзкий

Свершил поступок свой премерзкий?

За что презренный этот пес

Удар невинному нанес?

(Я разумею Антанора...)

Не знаю, скоро иль не скоро,

Но отомщение грядет.

Всему на свете свой черед...

Однако мне пора в дорогу.

Прощай. Господь тебя храни!.."

И на прощание они

Смиренно помолились Богу.

. . . . . . . . .

Где Парцифаль? Простыл и след.

Уже он скрылся за горою...

А тело павшего героя

Покрыл цветами Иванет,

И по законам здешних мест

Соорудить решил он крест,

Всем видимый издалека:

Злосчастный дротик Парцифаля

И поперечная доска

Сей скорбный крест изображали...

Он в Нантес возвратился вскоре.

Король Артур в великом горе

Воспринял юноши доклад.

Рыдали дружно стар и млад,

И всех окутал мрак могильный...

Господь, помилуй и прости!..

Артур велел перенести

Убитого в свой склеп фамильный.

И сам, как говорит преданье,

Присутствовал при отпеванье...

. . . . . . . . .

Должно быть, Итеру назло,

И впрямь затмение нашло

На молодого Парцифаля.

Иначе, думаю, едва ли

Ввязался б он в столь дикий спор,

А Итер жил бы до сих пор.

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

Наш глупый мальчик в это время

Стремится вдаль своим путем.

Он не жалеет ни о чем.

Его не давит скорби бремя.

Кастильский конь его удал,

Испытан в зное он и в стуже,

Необычайно резв к тому же...

На третьи сутки увидал

Наш дурень крепостные башни:

"Ужель на королевской пашне

Такие крепости растут?

И для чего их сеют тут?.."

Вопрос был глуп, смешон, наивен,

Но дивный град был вправду дивен:

Там башни гордые росли,

Казалось, прямо из земли.

Князь Гурнеманц71 сим градом правил.

Вершитель многих громких дел,

Под сенью липы он сидел

И вдаль суровый взгляд уставил.

Вдруг видит: всадник перед ним,

Весьма похожий на ребенка.

"Будь, старче, Господом храним! -

Сей незнакомец крикнул звонко. -

Моя возлюбленная мать

Мне старших привечать велела

И ради праведного дела

Советы их перенимать".

"Что ж, – князь промолвил. – В добрый час!

Ты здесь желанный гость у нас.

В какое ни войдешь жилище -

Ни в чем тебе отказа нет.

Но, думаю, мужской совет

Тебе всего нужней, дружище!..

Притом, надеюсь, мой урок

Ты не воспримешь как упрек..."

И в тот же миг с его ладони

Взмыл, колокольчиком трезвоня,

Ученый сокол, устремясь

В столицу, коей правил князь.

И, внемля дивному посланцу,

Сбежались к князю Гурнеманцу

Его покорные пажи.

«Князь! Что угодно, прикажи!»

И слышат княжеское слово:

"Примите гостя дорогого.

Его ко мне введите в дом,

Где позаботятся о нем!.."

Немедля к городским воротам

Мальчишку глупого с почетом

Сопроводил военный строй.

Так что ж он сделал, наш герой,

Прибывши к месту назначенья?

Не обошлось без приключенья...

Ему стараются помочь

Сойти с коня, а он им: "Прочь!

Я, ставши рыцарем законным,

Обязан оставаться конным.

С коня не смеет рыцарь слезть,

Иначе он утратит честь...

Но матушка моя велела

От всей души приветить вас..."

(Толпа вокруг остолбенела:

Где парень разум порастряс?)

Но снять пора бы снаряженье...

В ответ тотчас же – возраженье:

«Нет! Я свой панцирь не сниму!»

«Что с вами, рыцарь? Почему?»

Когда ж его уговорили,

Под красным панцирем открыли

Шута бродячего наряд...

. . . . . . . . .

Князь, воротясь в столичный град,

Велел пришельца вымыть в бане.

Э! Гость-то прямо с поля брани:

Кровоподтек, два синяка...

И вот по приказанью князя

Бинтом с целительною мазью

Перевязали бедняка...

Однако же пора обедать.

«Чего изволите отведать?..»

Тут гость за стол без споров сел:

Он ведь с тех пор не пил, не ел,

Как в доме рыбака скрывался.

Теперь он до еды дорвался.

Ужасный голод утолял,

А князь ему все подбавлял -

Вино да жирное жаркое...

"Друг, вы нуждаетесь в покое, -

Промолвил князь. – Хотите спать?"

"Моя возлюбленная мать, -

Сказал юнец опять некстати, -

Поди, давным-давно в кровати".

Князь усмехнулся: да, простак...

И молвил: «Спите, коли так».

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

До полдня крепко спал наш соня,

Затем протер глаза спросонья,

Вскочил, увидел пред собой

На дивной ткани голубой

(Знак величайшего приятья) -

Подаренное князем платье:

То бишь, камзол расцветки алой,

Пошитый с роскошью немалой,

Штаны, а также пояс к ним

С отливом красно-золотым

И чудо-плащ, снегов белей,

С отделкою из соболей...

Восстав с постели, гость умылся,

В наряд свой новый облачился,

Всех живших в крепости смутив:

Он был воистину красив!

Тут вышел князь. "Ну, как вы спали?

Я видел, вы вчера устали.

Однако нам пора пойти

Молитву Богу вознести".

И князь в часовню с гостем входит,

Где очи к небесам возводит

Служитель божий – капеллан...

С тех пор молитвы христиан

И христианские обряды

Герой усвоил навсегда,

О чем мы вам поведать рады...

Меж тем роскошная еда

И дорогие вина ждали

Прибывшего в дубовом зале...

. . . . . . . .

Во время трапезы старик

Спросил мальчишку напрямик,

Кто он таков, откуда родом,

Каким владеет он доходом.

И Парцифаль ему, конечно,

Все рассказал чистосердечно:

О Герцелойде и родной

Далекой стороне лесной.

Не позабыл и той минуты,

Когда он взял кольцо Ешуты,

Сигуну вспомнил, а потом,

Как он за Круглым был столом

У короля Артура в Нанте,

И под конец не умолчал

О воинском своем таланте:

О том, как Красный Итер пал...

И князь при этом прослезился.

Он гостя в сторону отвел

И рек: "Столь дивно ты расцвел,

Сколь и чудесно ты родился!

Ты славным рыцарем растешь

Под знаком божьей благодати,

Но иногда ты, рыцарь, все ж

Глупее малого дитяти.

Чти память матери, но, боже,

Мужчине, рыцарю, негоже

На каждом слове вспоминать,

Чему его учила мать.

Нет, до своих последних дней

Ты думай с трепетом о ней,

Но этот трепет спрячь глубоко,

Иначе высмеет жестоко

Тебя презренная толпа,

Что беспощадна и тупа..."

И мальчик понял: старец прав.

А тот, немного переждав,

Свою продолжил дальше речь:

"Стремись священный стыд сберечь,

Знай: без священного стыда

Душа – как птица без гнезда,

Лишенная к тому же крыл..."

И далее проговорил:

"Будь милосерд и справедлив,

К чужим ошибкам терпелив

И помни всюду и везде:

Не оставляй людей в беде.

Спеши, спеши на помощь к ним,

К тем, кто обижен и гоним,

Навек спознавшись с состраданьем,

Как с первым рыцарским даяньем...

Господне ждет благодаренье,