Верные враги - Ольга Громыко

– Далеко?

– На пару верст. Если усилить входной портал амулетом – до десяти.

Я досадливо чмыхнула носом. Сам капкан выглядел вполне обыкновенно, но амулет вполне мог быть зарыт в снег под ним. Значит, будем считать по максимуму... Леший, даже за неделю не оббежать, тем более что в этот круг попадает весь Выселок. Там-то как загадочного ловца искать? В каждую дверь стучаться и спрашивать: «Извините, это не вы ли мой капкан заколдовали?» А ведь в городе он, скорее всего, и прячется, схоронив клетку где-нибудь в подвале, крепко запертом и без окошек. Проверяют ее, думаю, по утрам, как обычную крысоловку, пока добыча не завонялась... стоп. Хе-хе!

– Шелена, что-то случилось? – осторожно поинтересовался Верес, не дождавшись продолжения разговора. Веник продолжал ритмично, но неестественно шебуршать по одному месту – любопытство пересилило обиду, и мальчишка, усиленно напуская на себя оскорбленный и независимый вид, жадно прислушивался.

– Нет, – тоном «да, но не твое дело!» отрезала я, вставая из-за стола.

Колдун укоризненно сдвинул брови, но ничего не сказал. Веник еще яростнее заскреб по полу, пыль взметнулась чуть ли не до потолка, выкурив меня из кухни эффективнее ладана. Нет, эти храмовые штучки на меня не действуют, просто запах противный. Серебро еще туда-сюда, прикасаться к нему я не люблю, но и рассчитывать, что с поджатым хвостом убегу при виде торжественно предъявленного мне крестика из этого металла, весьма опрометчиво. А уж серебряной, самой ходовой монеткой меня тем более не отпугнешь!

И видел бы волийский коллега Вереса, малость тронутый на охоте за нежитью ведьмак, как упущенный им оборотень на следующий день тщательно осматривает место неудавшейся засады и выколупывает из стволов серебряные арбалетные болты, дабы продать их ювелиру и хоть немного компенсировать моральный ущерб...

Верес стрелял куда лучше.

Я сердито фыркнула, злясь скорее на себя. И, разложив по расстеленной на полу холстине пучки трав, скрутки коры, терпко пахнущие пакетики, маленькие терочки-ступочки, а в центре водрузив горшок с топленым гусиным жиром, углубилась в составление мази под хорошо оплаченный заказ – естественно, в обход знахарской кассы.

Думалось под это рутинное и вместе с тем увлекательное занятие просто замечательно.

Поздно вечером, когда колдун уже заснул, а мальчишка при рыжеватом свете свечи терпеливо царапал пером пергамент, переписывая заданное мастером заклинание, я неожиданно нависла у него над плечом и вкрадчиво поинтересовалась:

– Слушай, где ты раздобыл столько дохлых ворон? – Рест, и без того настороженно косившийся на меня из-под отросшей челки («неужто про кружку узнала?!»), окончательно стушевался:

– Мальчишки возле портовых складов из луков стрелять учатся, ну, я и насобирал... там приезжие купцы зерно хранят, ворон уйма...

– Еще парочку принести можешь?

– Зачем?

– Суп сварю, – съязвила я. – А то человечина уже в горло не лезет.

– В горшке еще каша осталась, – не сдержавшись, злорадно напомнил он.

Стоящее на припеке «яство» успело застыть и покрыться сероватой слизистой корочкой. Когда пять минут назад я попыталась выдернуть позабытую в нем ложку, приподнялся весь горшок.

– Несешь ворон или при мне доедаешь это, с позволения сказать, содержимое на завтрак?

Рест, упрямо закусив нижнюю губу и демонстративно уставившись в книгу, обмакнул перо в чернильницу. Я «сочувственно» похлопала его по плечу и вернулась в комнату.

Пару дней вороны добросовестно тухли на чердаке. На печи, конечно, процесс пошел бы быстрее, но мы и так были очень даже в курсе его успешного протекания. Когда я наконец сгребла их в мешок и на отставленной руке вынесла во двор, Рест торопливо распахнул все окна, предпочитая выморозить избу, чем сидеть в настолько специфическом тепле.

– Будь осторожнее. – В настигшем меня уже в сенях голосе явственно проскальзывало беспокойство. Либо догадался, что я задумала, либо Вересу просто не понравилось злорадно-предвкушающее выражение моей физиономии.

– Уж как-нибудь, – буркнула я, хотя вообще-то не собиралась отвечать. Заботится, ишь ты. Что некому кормить их будет и гонорар за оборотнихину башку на сторону уплывет. Интересно, кстати, кому он ее сбыть хотел? В жизни не поверю, чтобы колдун взялся за это богоугодное дело из чистого альтруизма, он же не дайн. Обычно, если оборотень особо не шалит, то городской маг и не чешется. Сдельно работающие наемники вроде Вереса – тем более. Зачем? Всё равно рано или поздно отыщутся доброжелатели с увесистыми кошелями, желающие за дело или на всякий случай избавить округу от намозолившего глаза монстра.

Но сейчас был определенно не лучший момент для ехидных расспросов – несмотря на столь трогательную тревогу о моем благополучии, дверь за нами с воронами безжалостно захлопнулась.

Снег обжигал босые пятки. Распущенные волосы, шевелясь от ветерка, не защищали от мороза, а только холодили плечи. Я торопливо на цыпочках – словно по раскаленным уголькам или стрекучей крапиве – перебежала двор и прошмыгнула в сарай. Ко внутренней стороне двери тоже крепился крюк. Я заправила его в петлю и перевела дух, глубоким брезгливым выдохом вытолкнув из легких ледяной воздух. После двора даже эта продуваемая развалюха казалась хорошо протопленной комнатой.

Дымок захрапел и попятился к задней стенке, коза подозрительно косилась из своего уголка, напружинив ноги, но не торопясь вскакивать с нагретой подстилки. Зато кошка, беззвучной белесой тенью возникнув в отдушине под крышей, с интересом подалась вперед, шевеля растопыренными усами. Ну да, не розами пахнет. Да и не пахнет, строго говоря. Смердит, аки цельная дохлая корова, в считаные секунды весь сарай провонялся!

Превосходно!

Я опустилась на четвереньки, уперлась ладонями в соломенную подстилку. Волосы свесились до самого пола, шелковистым пологом отгородив меня от окружающего мира, помогая сосредоточиться на внутренних ощущениях.

Менять ипостась в укромном, но открытом всем ветрам и вурдалакам уголке за поленницей я больше не рисковала. В доме – тем более. Такого подарка судьбы ни один колдун не упустит: достаточно даже не заклинания или меча, а сильного пинка в спину, чтобы сломать яично-хрупкий в момент перестройки хребет.

Да и не слишком-то это приятное зрелище.

Волевое напряжение мышц перешло в мощный спазм, скрутивший тело до самых кончиков пальцев, с хрустом выворачивающий суставы, раздирающий сухожилия, сгибающий кости и сминающий хрящи. Превративший его в единый сгусток боли с запертым в переплавляющемся горле криком. И – волна липкого, животного, всепоглощающего ужаса от нарастающего удушья и невозможности сделать вдох... ...в тысячный раз, и каждый – как будто последний...