Временные неприятности (сборник) - Дмитрий Иванов

3. Краткое изложения сюжетных линий социальных романов «Что поделаешь…», «Братья Безобразовы», «Белые ночью» и патриотического русофобского романа в стихах «Кому на Руси жить?». Всего на 34-ёх листах плюс изображение Земфиры и Алеко в интимной позе;

4. Две заключительные главы жалостных повестей «Федот Федотович» и «Таймень» из сериала «Герой нашего века» – дюжина совершенно нечитаемых листов с французскими ругательствами и запахом камелий;

5. Второй и третий тома поэмы «Мёртвые в душе» – 242 страницы второго тома и три листа нецензурных выражений относительно третьего, вымарано цензурой.

В правом нижнем углу списка чётко прорисовывались подпись эксперта и оттиск большой имперской печати с изображением четырёхглавого орла, символизирующего основные религиозные течения Соединённых Штатов Европейского Севера. Подпись и печать не закрывали визу, которую каждый мог легко прочитать: «Все подшитые в большую папку № 23–14/2 документы написаны на русском языке крайне плохим почерком, предположительно принадлежащим лицу негроидной расы».

Откуда-то снаружи свёрнутой в спираль Галактики на процесс снисходительно взирал Господь, тот самый, которого человечество уже начало забывать за перманентным процессом получения удовольствий.

Бог был создан людьми путём овеществления многократно усиленных миллиардов мыслей. Не Бог создал человека, а человек Бога (по образу и подобию ли?). Создал с тем, чтобы потом можно было ему поклоняться. Чтобы нашлось, кому открыть душу. Порой и такой малости бывает достаточно для полного счастья.

Скоро это поймут все… Не было бы только поздно.

Дело чести

Спираль мироздания закручивалась всё туже. Незаметно подступил апофеоз демократических ценностей. В специализированных славянских школах строго рекомендовалось изучать английскую и китайскую классику, а также таджикский эпос «Шахнаме» и «Драхти Асурик» – в подлиннике. Один только Урал всё ещё вставал преградой на пути прогресса. Однако, судя по всему, сопротивление региональных воротил нефтяного и газового бизнеса ослабевало в связи с активной разработкой новых источников энергии.

Ранним февральским утром 2037-го года дежурный комиссар Санкт-Петербургского отделения Европейского департамента полиции Эжен Сваровски был разбужен диким воем зуммера служебной связи. Вызывал старший патруля доверительного участия Питерс Пеновс, из латышей, кажется.

– Месье комиссар, у нас здесь что-то странное происходит. Похоже на нарушение восьмого пункта уголовного уложения Евросоюза. Вам придётся приехать…

– Какого чёрта, Питерс?! Вы будите меня в такую рань, чтобы блеять что-то невнятное. Давайте по существу, и молите своего античного Бафорета[17], чтобы вопрос оказался стоящим… Иначе не посмотрю на ваши неформальные связи в Европарламенте и нарушу обет толерантности – у меня осталось ещё три возможности в этом году – и лишу вас спец-пайка натуральных продуктов до конца квартала.

– Хорошо-хорошо, не кричите так! Сейчас объясню суть дела. Мы приехали в назначенное место, где должно было осуществиться исполнение оплаченной смерти… Да-да, но тут такое… Наш заказчик был убит ещё до реализации своей заявки. Нет, не случайно… Тоже по оплаченному требованию. Того клиента обслуживал другой патруль.

– Так они заплатили за убийство друг друга?

– Так точно, оба внесли всю сумму полностью, мы проверили. Только один успел осуществить задуманное, а заявка второго осталась невостребованной.

– У того, кто убил, было назначено более раннее время, Питерс?

– В том-то и дело, месье, что более позднее. Но тут и другие странности есть. Например, убитый также стрелял раньше назначенного в разрешении на акцию.

– В самом деле?!

– Да, господин комиссар. Приезжайте!

Сколько Эжен Сваровски служил в департаменте, ни разу не случалось подобного. С тех пор, как Европарламент, подогреваемый публичными выступлениями и финансами партии «Полная свобода индивидуальности», разрешил заявленные и оплаченные убийства благонадёжным гражданам, но не чаще одного раза в пять лет, всё обходилось вполне штатно. Патрули доверительного участия, выезжающие к месту заявленного убийства, обычно фиксировали смерть, ставили на бланке заказчика печать, которая свидетельствовала о законности произведённого действия. Реже приходилось констатировать отказ заявителя от совершения акта гражданской свободы то ли по причине его малодушной трусости, то ли по иным – чаще всего форс-мажорным – обстоятельствам. Но вот то, что произошло сегодня, выглядело крайне нестандартно и оттого заставляло нервничать. Никому ещё не приходило в голову совершать оплаченное по закону убийство раньше положенного, поскольку тогда оно превращалось в вопиющее уголовное деяние. В самом деле, никакой патруль не станет свидетельствовать правильность совершения подобного гражданского акта сертификатом соответствия.

Необходимо было разобраться, в чём же дело. Комиссар протёр лицо салфеткой «утренний гигиенический уход государственного служащего, N4» и поспешил в кабинку скоростного служебного транспорта департамента подвесной доставки. Хоть и не любил Сваровски высотной болтанки, но это лучше, чем застрять в дорожной пробке.

Изучение обстоятельств на месте происшествия систематизировало картину раннего утреннего события. В половине шестого по среднеевропейскому времени патруль доверительного участия под командованием Питерса Пеновса прибыл в точку, означенную в рабочем планшете, чтобы засвидетельствовать факт заранее заявленного и оплаченного бароном Жоржем Лотером убийства.

Пеновсу показалось странным, что с противоположной стороны парковой аллеи одновременно с ним появился мнемомобиль с государственным проблесковым маяком министерства внутреннего порядка Евросоюза. Откуда он там? Неужели одно и то же задание поручено двум разным патрулям? Чёрте что такое! Надо будет связаться с диспетчерской и уточнить, в чём дело. Благо – до самого объявленного события убийства оставалось не менее получаса.

Едва подключив широкополосную 3D-оптику, чтобы разглядеть и зафиксировать ожидаемое событие во всех подробностях, агенты услышали один выстрел, затем второй – с разрывом в секунду-полторы – и бросились к месту события. Навстречу им неслись не менее ошарашенные патрульные из второго мнемомобиля. На месте происшествия полулежал некий благообразный господин, сжимающий в руке странное дымящееся оружие, отдалённо похожее на однозарядный пистолет, каким, наверное, пользовались очень и очень давно.

Господин, глупо улыбаясь, протягивал патрульным папку – по-видимому, с документами. При ближайшем рассмотрении было установлено, что из предплечья человека обильно текла кровь – он оказался ранен навылет. В папке же обнаружилась заявка на убийство барона Жоржа Лотера в Приморском парке – 8 февраля 2037-го года в 6:12 утра. В десяти шагах от раненого – в экологически-чистом месиве настоящего европейского снега – Пеновс отыскал своего подопечного – того самого барона, в заявке которого значилось убийство Сергея Ланского в 6:00 утра 8 февраля 2037-го года.

При уточнении, отчего заказчик произвёл выстрел значительно раньше обозначенного в договоре времени, тот показал ручной хронометр, который спешил на тридцать две минуты. Вполне исчерпывающее объяснение.

Всё бы на этом и закончилось. Патрульным не пришло бы в голову будить дежурного комиссара перед концом смены, но дотошность Пеновса вывела дело на новый уровень. Осматривая тело жертвы (потенциального исполнителя незадавшегося заказа), он обратил внимание, что часы барона также спешили – спешили на двадцать минут.

По всему получалось – между двумя лицами, затеявшими стрельбу в Приморском парке, существовал какой-то сговор.

Сваровски чертыхнулся – не такое простое оказалось дело, каким виделось поначалу. Впрочем, формальности с возвратом денег родственникам убитого барона, так и не успевшего реализовать оплаченную заявку на убийство, достаточно легко улаживались. Процедура была прописана, хотя в ход пускалась редко. Относилась она к пункту, озаглавленному «…в случае внезапной смерти заказчика до наступления факта исполнения оплаченного убийства».

Это ладно, зато целый ряд вопросов вырисовывался перед Эженом и понуждал к активным действиям.

По восьмому пункту уголовного уложения Евросоюза в процессе заявленного убийства была запрещена массовая перестрелка группы лиц, получивших право на такое убийство. Это действо приравнивалось по степени социальной опасности к несанкционированному митингу и каралось пожизненной изоляцией от общества. Все органы, выдающие разрешения на убийство, были строго-настрого предупреждены о наступлении уголовной ответственности за нарушение означенного пункта – в части предоставления законного права на убийство одновременно нескольким лицам, вздумавшим затеять перестрелку с целью удовлетворения интересов какой-то группы лиц.