Тайна золотого обоза - Алексей Макеев

Лишь пара вороных лошадей стояла в конюшне, которая была построена в дальнем конце просторного двора. Ухаживать за ними приходил угрюмый, молчаливый лесник, который, почистив станки и задав коням корма, брал у управляющего деньги и, не сказав ни единого слова, снова скрывался в лесу.

На этой паре граф иногда выезжал за пределы своего поместья, собственноручно управляя пароконной упряжкой. Еще издалека, заметив его пролетку, всяк старался разминуться с ней подальше. Особенно женщины. Ходили слухи про жительницу деревни Лешакино, которой не повезло встретиться с графом на глухой лесной дороге. Что с ней произошло, она не рассказывала. Хотя и так всем все было понятно. Поплакавшись своим сестрам, униженная сельчанка бросилась в ближний омут Вишневки.

Несколько раз сельчане пытались поджечь дом Замолотского, но из этого так ничего и не вышло. Лишь в семнадцатом, когда старая власть уже отошла, а новая еще не установилась, в один из дней в поместье нагрянула толпа мужиков из окрестных сел. В угрюмо-молчаливом доме их встретил один лишь дворецкий, который сообщил, что «их сиятельство изволили отбыть на променад», а «граждане крестьяне» имеют право взять себе все, что им понравится. Ближе к вечеру в помещениях графского дворца не осталось ни мебели, ни даже занавесок на окнах. К большому сожалению мужиков, никому из них так и не удалось найти графские сокровища.

Замолотский умер летом восемнадцатого года, превратившись к той поре в полуживую мумию. Его верный дворецкий умер весной того же года, кухарка куда-то исчезла еще до февральского переворота, и за графом ухаживать было некому. Умер он в тот день, когда к нему пришли с обыском сотрудники ЧК.

«Смотри-ка, все в точности, как рассказала Вероника… – мысленно резюмировал Гуров. – Интересно, а где же его похоронили? Что-то об этом нигде ни слова».

Пока он читал этот материал, на его почтовый ящик пришло еще одно письмо. Открыв файл, Лев увидел обнаруженную Жаворонковым где-то на виртуальных просторах Интернета информацию о матери Замолотского-младшего, Анне Дреколиной, дочери малоизвестного аристократа из мелкопоместных, но тем не менее имеющего титул князя. Как явствовало из статьи, князь Теодор Дреколо корнями происходил из Валахии, где его предки обладали большими земельными владениями. По женской линии он был потомком первого валахского властителя Раду Негру, или Черного Князя.

Род Дреколо процветал столетиями. Но с какой-то поры на их семью посыпались всевозможные бедствия, из-за которых она утратила «нажитое непосильным трудом», и дед Теодора был вынужден бежать в Россию, чтобы не стать жертвой разгоревшейся междоусобицы.

Не менее интересной выглядела и информация, согласно которой самый дальний предок Дреколиных (как они стали писаться в России) был родом из Трансильвании. И даже, более того, являлся незаконнорожденным сыном знаменитого Влада Цепеша, прозванного Дракулой. По всей видимости, отсюда и фамилия – Дреколины, что можно было расценивать как искаженное Дракула.

«Ну надо же! – мысленно подивился Гуров. – И этот из трансильванцев. В общем, выходит так, что аристократия всей Западной Европы, вплоть до Виндзоров, основательно «одракулена», пусть и в разной степени…»

Глава 4

В дверь кабинета раздался деликатный стук, и на пороге появился капитан Сильченко. По его лицу было заметно, что он чем-то очень раздосадован.

– Лев Иванович, нашел я Твиста. Только допросить его уже не получится. В морге он лежит… – капитан сокрушенно развел руками.

По его словам, выйти на фармазона для него особого труда не составило. Найдя в информационной базе Главка «досье» мошенника, Сильченко установил круг подельников Твиста по прежним делам. Заявившись к одному из них прямо на дом, капитан объявил, что якобы в столичных «ювелирках» вновь появились поддельные драгоценности, в чем полиция подозревает его кореша. Тот, струхнув, начал уверять, что они с Твистом «не при делах» и что своего бывшего подельника он не видел со вчерашнего дня. Хотя до этого почти ежевечерне бывали «на одной тут блат-хате», где перекидывались в картишки «ни на что».

Капитан выяснил у подельника фармазона, где тот проживает, и они вместе отправились на съемную квартиру Твиста. И только там стало известно, что всего полчаса назад ее обитателя увезли в морг. Сильченко опросил соседей и выяснил, что ночью в «однушке», которую снимал фармазон, был слышен какой-то непонятный шум. Соседи не придали этому никакого значения – мало ли что может происходить у молодого, одинокого мужика? Может, он там развлекается с какой-нибудь красоткой? И только после обеда кто-то, случайно толкнув входную дверь, обнаружил, что она незаперта. Заглянув в прихожую, любознательный жилец с ужасом увидел человека, лежащего в луже крови с перерезанным горлом.

– …Опергруппа там работала, – хмурясь, повествовал Сильченко. – Но, как мне сообщили в их райотделе, ничего дельного в квартире Твиста найти не удалось. Ни отпечатков пальцев, ни каких-то предметов. Ни спички, ни окурка. «Глухарь»!.. Там, правда, на одном из соседних домов есть камера видеонаблюдения, которая вроде бы поймала край номера автомобиля, на котором приехали убийцы. Но их самих – дело-то было ночью – не разглядеть. Одни лишь темные силуэты. Непонятен и мотив убийства, к тому же такого зверского…

– Да ну что там могло быть? – Лев поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. – Основная причина ясна. Его погубила выигранная в карты золотая ложечка – это безусловно. Но вот кто убийцы – да, пока очень большой вопрос.

По мнению Гурова, убийство могли совершить какие-нибудь «безбашенные беспредельщики», игнорирующие не только УК, но и неписаные законы преступного мира. Все же Твист в среде московского криминала числился «в авторитете», и на его убийство могли решиться только те, кто не считал нужным оглядываться на мнение «воров в законе», которые, скорее всего, на это событие обязательно отреагируют.

Не исключено, предположил он, что неизвестные могли узнать о золотой раритетной ложечке, наверняка стоящей огромных денег, от кого-то из гостей Амбара. Не исключено и то, что Твист с кем-то из убийц был хорошо знаком, раз ночной порой впустил к себе опасных гостей. Следовало думать, что визитеры потребовали отдать им раритетное золотое изделие, однако он никак не желал с ним расставаться.

Но, как видно, требования переросли в жесткий прессинг, сопровождаемый угрозами. Поэтому в конце концов Твист все же сдался и отдал вымогателям этот раритет – ложечку в квартире найти не удалось. Тем не менее те по каким-то причинам его убили. Может быть, они не захотели оставлять живого свидетеля и поэтому, получив желаемое, немедленно пустили в ход нож? Оставалось неясным и то обстоятельство, почему убийство было совершено столь зверски. Это давало повод думать о том, что кто-то, одержимый местью, сводил с Твистом счеты.

– Лев Иванович! – выслушав Льва, капитан заговорил с беспокойством в голосе. – У меня такое предчувствие, что и Кастет тоже в «группе риска». Надеюсь, задержать этого домушника мы успеем раньше, чем его убьют.

– Если только его не убили уже. – Гуров говорил, продолжая расхаживать по кабинету. – А это очень даже может быть.

Из его логических умозаключений следовало, что подобный финал мог быть ожидаем с учетом того, что именно Кастет раздобыл золотую ложечку. А почему бы и нет? Раз он домушник, значит, стащил ее из чьей-то квартиры. И тут есть смысл задуматься – из чьей именно?

Вполне возможно, предположил Лев, Кастет и был главной мишенью беспредельщиков. А Твист – всего лишь попутная, в чем-то даже случайная жертва. Тот, кто послал к нему убийц, как видно, очень не хотел, чтобы о нем во внешний мир просочилась хоть какая-то информация. Он вполне мог подозревать, что во время игры Кастет проболтался Твисту «откуда дровишки». Вот по этой-то причине и прикончили фармазона – для полной гарантии сохранения тайны, чтобы информация о том, где именно раздобыта ложечка, не стала всеобщим достоянием.

Пригладив коротко постриженную шевелюру, Сильченко задумчиво кивнул.

– Похоже, так оно и есть, – хмуро рассудил он. – Ну, что ж, выходит, теперь надо вести поиски не Кастета, а его трупа. Хорошо, попробую использовать тот же вариант – найду кого-то из приятелей Кастета и «простимулирую» его откровенность.

Попрощавшись, он вышел, а Лев набрал номер Амбара и, услышав отклик, залихватским тоном поинтересовался:

– Здорово! Ты, что ль, продаешь фарфоровый сервиз?

Это была кодовая фраза, позволявшая без какого-либо риска выяснить, есть ли рядом с Бородкиным посторонние уши.

– Левваныч, здравия желаю. Я ща на улице, барбоса своего выгуливаю. Слушаю вас.

– Константин, ты не в курсе, что сегодня ночью зарезали Твиста? – Гуров говорил спокойным тоном, но Амбар все равно переполошился.