Невинные рассказы - Михаил Салтыков-Щедрин

– Да, господа, геральдика – важная вещь! – продолжает между темГолубчиков, – нельзя не сожалеть, что в нашем отечестве наука эта находитсяеще в младенческом состоянии…

Под влиянием всех этих напоминаний Иван Фомич, который доселе пребывалв закоснелости, делает первый шаг, чтоб окончательно смягчитьнеудовольствие генерала Голубчикова.

– И благоприятные известия изволили получить, ваше превосходительство? – вопрошает он заискивающим голосом.

– Самые благоприятные-с.

– То есть в каком же роде?

– В самом благонадежном-с. Короче сказать: опасений никаких иметь неследует.

Генерал окидывает нас торжествующим оком. Мы все легко и веселовздрагиваем; некоторые из нас произносят: "Слава богу!" – и крестятся.

И не оттого совсем мы крестимся, чтоб от «этого» дела был для насущерб или посрамление, а оттого единственно, что спокойствие и порядоклюбим. Сами по себе мы не землевладельцы, и хотя у нас имеются некоторыеблагоприобретенные маетности, но они заключаются преимущественно вломбардных билетах, которые мы спешим в настоящее время променивать напятипроцентные. Итак, не корысть и не холодный эгоизм руководит нашимидействиями и побуждениями, а собственно, так сказать, патриотизм. Сейпоследний в различных людях производит различные действия. Иных побуждаетон лезть на стену, иных стулья ломать… нас же побуждает стоять смирно. Согласитесь, что и это своего рода действие! Мы до такой степени любим нашеОтечество в том виде, в каком оно существовало и существует издревле (аunaturel), что не смеем даже вообразить себе, чтоб могли потребоваться вфигуре его какие-нибудь изменения. Конечно, мы не хуже других понимаем, чтонельзя иногда без того, чтоб фестончик какой-нибудь не поправить… ну, тампомощника, что ли, к становому прикинуть, или даже и целый департаментикдля пользы общей сочинить – слова нет! Но все это так, чтоб величия-тодревнего не нарушить, чтоб гармонию-то прежнюю соблюсти, чтобы всякоедыхание бога хвалило, чтобы и травка – и та радовалась!

Такой образ мыслей, по мнению моему, есть самый благонадежный иоснованный на истинном понимании вещей. Чтоб сделать мысль моюосязательнее, прибегну к сравнению. Благоразумно ли было бы с моей стороны, если бы я, например, заявил желание, чтоб у генерала Голубчикова былримский нос? Нет, неблагоразумно. Во-первых, потому, что он и нынесостоящим у него на лице учтиво вздернутым башмачком приводит в трепетсердца всех повивальных бабок, а во-вторых, потому, что месторождениеримских носов – Рим, а не Россия (самое название достаточно о томсвидетельствует). Другой вопрос: благоразумно ли было бы, если бы япожелал, чтоб на скотном дворе пахло фиалкой, а не навозом? Нет, неблагоразумно, ибо запах фиалки приличествует гостиным, а не скотнымдворам. Примеров подобного рода безумных желаний можно привести множество, но и приведенных двух, кажется, вполне достаточно, чтоб убедить всех икаждого, что в иных случаях желание нововведений и каких-то там переменсовершенно равносильно тому, как бы кто настаивал, чтоб у отечества нашеговырос римский нос.

– Итак, это дельце в архив можно сдать? – говорит Иван Фомич, веселопотирая руки.

– Как видно-с.

– Да-с; это, что называется…

– Всегда должно было ожидать.

– А ведь сначала-то оно было пошло… тово…

– Да, бойко, бойко было пошло.

– Политика – и больше ничего!

– Конечно, политика! Да оно и натурально, – продолжает ораторствоватьГолубчиков, – мы только тем и крепки, господа, что никогда никаких вредныхнововведений не принимали, а жили, с помощью божией, как завещали нампредки.

– Однако Петр Великий, ваше превосходительство?.. – учтиво замечаетГенералов.

– Ну что ж… хоть и Петр Великий! бороды сбрить приказать изволил – ибольше ничего!

– Регулярное войско завел-с! – диким голосом отзывается из отдаленногоугла батальонный командир, который упорно молчал, покуда, по его мнению, разговор касался гражданской части.

– Уж Петр Михайлыч не может утерпеть без того, чтоб за свою часть незаступиться! – говорит Иван Фомич, ласково подмигивая.

– В гражданскую часть не вступаюсь-с, а своего дела не упущу-с! – как-то особенно исправно скандует командир, как будто получает за этоблагодарность по корпусу.

– Ну что ж!.. хоть бы и регулярное войско! – не смущается Голубчиков, – это только для спокойствия – и больше ничего! Однако никаких этаких машинили, например, чтоб Иван назывался Матвеем, а Матвей Сидором (как нынче) – ничего этого не бывало!

– А нынче это бывает? – любознательно спрашивает Корепанов.

– Бывает-с, – холодно отвечает Голубчиков.

Нет сомнения, что размышления и соображения насчет величественногохода нашей истории могли бы завлечь нас довольно далеко, но появление милойхозяйки дома весьма естественно прерывает тонкую нить наших историческихразысканий. Анна Федоровна издревле пользуется репутацией любезности инеотразимой очаровательности. Еще в Казани, в доме своих родителей, она ужеумела быть самою приятною и самою занимательною изо всех туземных девиц, несмотря на то, что в этом городе, при помощи разных учебных заведений, уровень любезности вообще стоит довольно высоко. Потом, приняв к себе вкомпанию генерала Голубчикова, Анна Федоровна сделала с ним не столькоартистическое, сколько полезное путешествие по России, успела очароватьПермь, оставила отрадное впечатление в Рязани и овладела всеми сердцами вСимбирске. В настоящее время она председательствует в нашем городе, ипредседательствует с тем тактом, который ясно свидетельствует, что, и невыходя из министерства финансов, женщина может оставаться обворожительною. Хотя она является в нашем (мужском) обществе на минуту, тем не менее ниодного из нас не оставит без того, чтоб не подарить какою-нибудьлюбезностью, доказывая тем осязательно, что для умной женщины минута имеетне шестьдесят секунд, а столько, сколько ей захочется. Мне сказывали (незнаю, в какой степени это достоверно), что она даже секретаря своей палатыне оставляет без вопроса о здоровье жены и детей его в то время, когда этотдостойный муж, посидев с утренним визитом в кабинете егопревосходительства, с пустыми руками и красный как рак перебегает через залв прихожую.

– Вы, конечно, серьезными делами заняты, messieurs? – обращается она, окидывая всех нас ласковым взором.

– Нет, тряпками! – любезно отзывается генерал, который между дамаминашего общества пользуется репутацией милого гроньяра.

– Однако мужчины имеют о бедных женщинах самое обидное понятие! какбудто мы только и можем быть заняты что тряпками… – говорит генеральша, слегка вздыхая.

И затем, сделав каждому из нас приятный вопрос ("la sante de madameest toujours bonne?" или: "а у вашего Колечки уже прорезались зубки, ИванФомич?"), она удаляется, увлекши за собой во внутренние покои Корепанова, который, как человек молодой и холостой, может, конечно, принести большеудовольствия ее demoiselles, нежели нам.

После этого из внутренних покоев к нам высылается превосходносервированный чай с превкусными сдобными булками, причем генерал весьмаприветливо замечает: "Вот это так дамское дело… хозяйничать… чайразливать…"

– А ведь русский народ именно добрый народ! – говорит Иван Фомич, который, как любитель отечественной старины (он в свое время, служа вдепартаменте, целый архив в порядок привел), сгорает нетерпением навестиразговор на прежнюю тему.

– Кроткий народ! – подтверждает генерал Голубчиков.

– И терпелив-с! – отзывается командир.

– Н-да; этакой народ стоит того, чтоб о нем позаботиться! – говоритгенерал, и в глаза его внезапно закрадывается какое-то удивительноеблаженство, чуть-чуть лишь подернутое меланхолией, как будто он в ту жеминуту рад-радехонек был бы озаботиться, но это не от него зависит.

– В нынешнем году все пайки простил-с! – вмешивается командир.

– Все? – спрашивает Голубчиков, вконец побежденный таким великодушием.

– Решительно все-с!

– Какая, однако ж, похвальная черта!

– Желательно было бы, знаете, изучить его, – предлагает Иван Фомич.

– То есть в каком же это смысле?

– Ну там… нужды… желания…

– Гм… я, однако ж, не думаю, чтоб это могло принести ожидаемуюпользу.

– Почему же, ваше превосходительство?

– А потому, ваше превосходительство, что тут нет именно того, что мы, люди образованные, привыкли разуметь под именем нужд и желаний.

– Согласитесь, однако ж, что нужды и желания могут рождаться не толькосами по себе, но и посредством возбуждения, ваше превосходительство! Оставьте, например, меня в покое – ну, я, конечно, не буду иметь ни нужд, ни желаний, а предпиши-ка мне кто-нибудь: "Ты, любезный, обязан иметь нуждыи ощущать желания"… поверьте, ваше превосходительство, что те и другиеявятся непременно!

– Все это очень может быть, но позвольте один нескромный вопрос: лучшели будет?