Только звёзды знают её имя. Забытая звезда Салема - Аманда Марроне

стояла с высоко поднятой головой. Я сильная. Как Тэмми. У меня в крови молнии. Я сильная. Как Тэмми. У меня в крови молнии…

Преподобный изучал наши лица.

– Кто мог на неё позариться?

Взгляд его серых глаз встретился с моим. Я вскинула подбородок и даже не дрогнула, но в душе жалела, что я – не огородное пугало и у меня нет палки в спине. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не рухнуть на пол.

Он повернулся к дочери, я с облегчением выдохнула.

– Бетти, – мягко сказал Пэррис, – почему ты не смотришь мне в глаза? Это ты взяла тетрадь?

Я увидела, как покраснели её щёки.

– Нет, отец.

– Тебе же будет хуже, если не скажешь правду.

Она покачала головой, но по-прежнему не поднимала взгляда.

– Я не брала вашу тетрадь, отец.

– Тогда ты не станешь возражать, если я обыщу твою комнату?

– Ищите, где пожелаете. Мне нечего скрывать.

Бетти облизала губы и сглотнула. В её словах было столько уверенности, что я забеспокоилась: не переключится ли преподобный обратно на меня. Но прежде, чем я успела всерьёз испугаться, Эбигейл ахнула.

– Не надо, преподобный! – всхлипнула она. – Не поднимайтесь туда, прошу вас!

Он резко хлопнул в ладоши.

– Воры! Воры в моём собственном доме!

Резко повернувшись на каблуках, Пэррис зашагал к лестнице. Бетти стояла с безумными глазами, наблюдая, как он уходит.

– Я блефовала! – прошипела она Эбигейл. – Ради тебя!

– Блефовала? Как ты вообще смеешь блефовать, когда мы… – Эбигейл рухнула в кресло и зарыдала. – Нам конец!

Миссис Пэррис подошла к своему стулу и медленно опустилась на него.

– Какую пакость ты устроила на этот раз, Бетти? – устало спросила она.

В самом деле, какую?

Пока миссис Пэррис и девочки были в гостях у Уолкоттов, я обнаружила, что не единственная, кто озорничает в этом доме. И это значило, что вот-вот разразится буря.

Три года назад Бетти утащила из дома собраний грифельную доску и мел. Доска принадлежала Джонатану Брэттлу, но Бетти была полна решимости продолжать обучение – с благословения отца или без него. Тогда мы с Эбигейл сочли её поступок просто ужасным, но Бетти в красках расписала, как несправедливо, что Томас – которому вся эта наука в тягость – продолжал учиться читать и писать, а она вынуждена заниматься вышиванием. Было трудно с ней спорить. И, уж конечно, писать мелом на доске оказалось куда интереснее, чем выводить своё имя палкой в грязи или пальцем в золе.

Грифельная доска была ещё одним нашим общим секретом. Я до сих пор помню тот день, когда, смущаясь, показала маме своё имя, накорябанное на этой доске, а Бетти – гордая учительница – стояла рядом с мной.

Мама была поражена.

– Здесь твоё имя? Вот эти закорючки обозначают «Вайолет»? И ты сама его написала?

Я кивнула и по маминому лицу поняла, что она преисполнилась гордости.

– Моя малышка учится писать?

Слёзы навернулись ей на глаза, и она обняла меня.

– Жаль, что приходится говорить такое, но никогда не показывай это хозяину и хозяйке.

Бетти схватила грифельную доску, и в мгновение ока вся моя тяжёлая работа пошла прахом.

– Я могу научить тебя писать твоё имя, мама Титуба. – Она изобразила букву «Т», и моя мама скопировала её, нарисовав две палочки.

– Ну, это было довольно просто, – сказала она, но когда Бетти дописала остальную часть имени, мама покачала головой. – Как это называется? – спросила она, указывая на первую букву.

– «Тэ». С неё начинается имя Титуба.

Мама ещё раз нарисовала две палочки и скрестила руки на груди.

– Думаю, с меня этого достаточно. Оставляю обучение вам, умные девочки.

Тогда я была благодарна Бетти за кражу доски, но до сих пор полагала, что это воровство было первым и единственным в её жизни.

Как бы не так!

Сегодня, когда я приподняла её матрас, чтобы положить туда четыре листа, вырванные из тетради, у меня глаза полезли на лоб. Рядом с доской и мелком были припрятаны бусы из ракушек, маленькие куколки и даже жемчужно-белая расчёска. Некоторые из этих вещей – кем-то забытые – Бетти и Эбигейл могли, вероятно, подобрать в доме собраний. Но под матрасом нашлись и другие предметы, которые совершенно точно не принадлежали Пэррисам – несколько напёрстков, записная книжка, карандаш…

Бетти и Эбигейл – дочь и племянница городского священника – часто бывали в гостях у разных семей, и как знать: не использовали ли они эти возможности, чтобы прикарманить парочку безделушек?

Я оставила их трофеи там, где нашла, прибавила к ним несколько страниц, вырванных из тетради, и положила матрас на место – так, чтобы маленький уголок одного листа торчал наружу. Я была уверена, что девочки не заметят его – а вот преподобный непременно заметит.

Мне было неловко подставлять девочек, но, увидев все эти ворованные сокровища, я почти перестала испытывать муки совести. И всё-таки – пусть даже Бетти и Эбигейл шпыняли меня весь последний год – я не получала удовольствия при мысли о том, что вскоре произойдёт.

– Вайолет, убери со стола, а потом сходи за хворостом, – тихо сказала миссис Пэррис. – По-моему, становится прохладно.

Я уже собрала большую вязанку хвороста, да и вечер был тёплым, но я кивнула.

– Да, госпожа. Действительно, холодает.

Миссис Пэррис смотрела прямо перед собой, её лицо было осунувшимся и усталым. Полагаю, она готовилась к той буре, которая вот-вот должна была обрушиться на девушек.

– Томас, а ты сходи к Хаббардам и спроси, нет ли у них какой работы. Я помню, миссис Хаббард говорила, что им не помешало бы отремонтировать сарай, а у мистера Хаббарда артрит рук. Думаю, ты можешь заработать несколько монет на новую тетрадь.

Томас поспешно вышел. Он явно был рад исчезнуть из дома до того, как вернётся отец. Я встала и быстро убрала остатки ужина. Мне тоже хотелось поскорее уйти.

Эбигейл до сих пор всхлипывала, хотя уже гораздо тише, а Бетти сидела, аккуратно сложив руки на столе, – с таким видом, будто бы полностью смирилась со своей судьбой.

На головы Бетти и Эбигейл вот-вот должна была обрушиться буря. Я использовала их, чтобы безнаказанно достать тетрадь и карандаш, которые теперь были завёрнуты в ткань и спрятаны на опушке леса.

Через две ночи я буду с Тэмми и Элизабет – моими новыми сёстрами – и вновь напишу своё имя.

– Миссис Пэррис! – прогремел преподобный со второго этажа.

Мы все, даже Бетти, чуть не выскочили из собственной кожи, услышав этот голос, наполненный такой яростью, что тряслись стены дома.

– Сейчас же