Рыцарский долг - Александр Трубников

– Слушай, уважаемый, – отчаявшись разжиться бараниной, обратился Робер к проводнику. – Они что, здесь все сговорились путникам овец не продавать? Или нужно слово особое знать? И вообще, ничего не понятно. Паломников, кроме нас, на дороге пруд пруди, и им продают, да еще и улыбаются при этом, как ретельский кюре после рождественского разговения.

– Курбан-байрам, – коротко ответил проводник, не удостаивая де Мерлана даже поворотом головы.

– Курбан-байрам? – удивленно переспросил рыцарь. – А это еще что такое?

– Конечно, Курбан-байрам, как же я мог об этом позабыть! – воскликнул мастер Григ. – Это главный мусульманский праздник. Согласно Корану, Аллах явился во сне к пророку Аврааму и повелел ему принести в жертву своего первенца Измаила. Авраам отправился в долину Мина к тому месту, где ныне стоит Мекка, и начал приготовления. Однако Аллах, видя решимость пророка, смилостивился, и вместо Измаила в жертву был принесен ягненок. Праздник символизирует милосердие Бога и то, что вера – лучшая жертва. Накануне праздника правоверные мусульмане совершают полное омовение, завтракают нечетным количеством фиников (это у них называется мустахаб), затем закалывают овцу, едят баранину и раздают милостыню. При этом, прежде чем зарезать жертвенное животное, его обязательно кладут головой в сторону Мекки. В следующие после праздника дни обычно наносят визиты к родным и близким знакомым, так как посещение в дни праздника жертвоприношения считается благословенным и желательным.

– Теперь понятно, почему они на меня так смотрели, – проворчал Робер. – Не могли понять, кто я такой. Если мусульманин, то почему во франкском наряде, если христианин, то зачем мне их жертвенные овцы. Похоже, в эти дни под ножами гибнет не меньше половины всех окрестных отар. Ну да ладно, доберемся до Багдада, а там уж разживемся мясом через местных христиан.

– Но у этого праздника есть еще одна сторона, о которой мы до сих пор не думали, – задумчиво произнес киликиец. – Курбан-байрам знаменует начало муаззама, первого месяца мусульманского года. А в это время запрещены войны и, что намного важнее, все походы.

– Это означает, – подъехав к друзьям, прибавил Сен-Жермен, – что мы пробудем в этом городе не меньше месяца. А, учитывая то, что сейчас происходит в Иерусалимском королевстве, это очень скверно. Теперь, после того как мы прибыли в Багдад, счет у нас идет на дни.

– В любом случае, мессир, на то чтобы связаться с монголами, понадобится некоторое время, – отвечал мастер Григ. – К тому же вполне возможно, что нам придется скакать в столицу империи, Каракорум, чтобы передать послание вновь избранному хану.

– Мы уже вблизи городских ворот, – вмешался в разговор брат Серпен. – Приготовьте фирман халифа, уважаемый мэтр.

По мере приближения к внешним стенам, Багдад начинал понемногу терять в глазах путников так поразившее их издали великолепие.

– Все предместье – сплошные руины, – покачивая головой, произнес Сен-Жермен. – Точно так же выглядит сейчас и Константинополь – остатки былого величия и процветания.

– Это аш-Гарбия, – старая, западная часть города, – отозвался мастер Григ. – С тех пор как город разрушили сельджуки, люди предпочитают селиться на восточном берегу Тигра, в аш-Шаркии.

Дорога вывела караван ко вторым, если считать от верхнего течения реки, городским воротам, которые назывались аз-Зафария, но приготовленный было мастером Григом фирман понадобился им не скоро. В канун Курбан-байрама желающих попасть в город купцов, а особенно паломников, оказалось столь много, что путникам пришлось ожидать своей очереди почти до самого вечера. Фирман халифа оказал свое обычное действие, пошлина оказалась не такой уж и большой, хотя втрое превышала ту, которую заплатил перед ними караванщик из Мосула, а стражники, убедившись, что имеют дело не с торговцами, а послами, не проявили к их грузам особого интереса.

– Ну вот мы и в Багдаде, – оказавшись внутри городских стен, произнес Робер, при этом не скрывая облегчения. – И где же ваши монголы, уважаемый мэтр?

– Не так быстро, сир рыцарь, – улыбнулся мастер Григ. – Сначала мы переправимся на восточный берег и остановимся в христианском квартале. Затем дождемся окончания празднеств и отправимся в караван-сарай, принадлежащий уйгурам, где нас должен ожидать тот, кто знает меня в лицо.

Тепло попрощавшись с бедуином, к которому успели привязаться во время тяжелого и полного опасностей перехода, братья направились к большому мосту. Они перебрались на противоположный берег и вскоре оказались в квартале Каррада, который выдавал свою принадлежность к христианству разве что наличием церкви. Внешне же его обитатели не отличались от мусульман ни поведением, ни одеждой.

– Теперь я понимаю, почему наш уважаемый мэтр выбрал именно этот квартал, – разглядывая надписи на вывесках бесконечных лавочек и духанов, ухмыльнулся Каранзано. – Не знаю, какие они христиане, но большая часть торговцев, сапожников, медников и скобянщиков на этой улице, если верить их именам, – киликийцы.

– Мы, киликийцы, никогда не обманываем друг друга, – невесело усмехнулся мастер Григ. – Однако, после того как из-под носа моей гильдии уведен такой подряд, – он кивнул в направлении строящихся стен, – лучше пока держаться от них подальше.

Постоялый двор, к которому их привел мастер Григ, принадлежал тюрку-мелькиту по имени Назар. Хозяин, едва завидев среди подъехавших к воротам путников Грига, просиял, тут же начал гонять многочисленных слуг и устроил вновь прибывшим воистину царский прием. Не успело солнце коснуться невысоких городских крыш, как кони были распряжены и почищены, волы вольготно расположились в стойлах, рыцари, сержанты и слуги, развалившись на непривычно мягких подушках, отдавали должное искусству ливанского повара, а прачки яростно терли об рифленые доски плащи и камизы, с которых стекала желто-коричневая от пустынной пыли вода.

Отгремел мусульманский праздник Курбан-байрам, и жизнь в Багдаде понемногу стала возвращаться в привычную колею. Рыцари Святого Гроба быстро восстановили силы и, вознаграждая себя за долгое воздержание, предавались мелким радостям восточной жизни, при этом всеми силами стараясь не впадать в грех чревоугодия и праздности.

Именно здесь, под крышей у гостеприимного Назара, который, казалось, был готов сам наизнанку вывернуться и вывернуть своих работников, только бы угодить единоверцам из далекой Палестины, достославный рыцарь Робер де Мерлан смог наконец-то по достоинству оценить все преимущества крестоносного братства перед орденом монашествующих рыцарей, которые, как известно, в отличие от последних, не дают обет целомудрия. После того как монголы завоевали Хорезм, невольничий рынок, расположенный в одном из живописных предместий Багдада, был переполнен рабынями из Ургенча, Хивы и Бухары, и у братьев, после двух месяцев, проведенных без женской ласки, не было недостатка в плотских утехах. Уже на третий день пребывания на постоялом дворе при виде одалисок, которых в изобилии предоставлял им хозяин, у братьев не разбегались глаза, а на танец живота, вызывавший поначалу скрежет зубов и сверкание глаз, они и вовсе перестали обращать внимание.

Тем временем мастер Григ, не желая предаваться восточной праздности, каждый день, оседлав Лаврентиус-Павла и испросив у Сен-Жермена двух сержантов для охраны и сопровождения, отправлялся на поиски человека, который должен был привести посланников к монголам.

Однажды под вечер киликиец возвратился к друзьям, сияя от радости.

– Нашел! – объявил он Жаку и Роберу, которые, сидя в общем зале, доедали плов и спорили, заказывать еще и жареную рыбу или не объедаться, как вчера. – В Багдаде нужного человека найти не просто, но мне это удалось!

– Что, нашел монголов? – морщась от звенящего над самым ухом бубна и отмахиваясь, как от надоедливой мухи, от пляшущей гурии, единственное одеяние которой составляла набедренная повязка из прозрачного газа, поинтересовался Робер.

– Совершенно верно! Я все узнал, – Жак видел киликийца таким довольным только один раз в жизни, когда тот впервые объезжал улицы Тира на только что привезенном из германских земель жеребце. – Подряд на строительство городских укреплений еще не заключен. Слава богу, жив еще устадар Маджид ад-Дин, смотритель городских жилищ. Власть его, огромная при старом халифе, как выяснилось сегодня во время ужина в его новом дворце, при молодом халифе только усилилась. Проходимцам из разрушенного Ургенча, которые поснимали все драгоценности со своих жен и наложниц и сделали богатое подношение визирю дивана, он поручил на пробу возведение только одного-единственного пролета. Но теперь, после нашей встречи, они будут с позором изгнаны, а главную работу выполнят мастера моей гильдии…