Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин

Дискуссия, развернувшаяся после выступления Ленина, выявила два важных момента. С одной стороны, те, кто выступал до этого с критикой ленинских инициатив, видели теперь пути для компромисса. И видели их именно в области стратегии партии, ее конечных задач. Вместе с тем, особенное значение приобретали разногласия в вопросах тактики. Одно дело в теории согласиться с ленинским видением финальных перспектив революции, но совсем другое – занять предельно конфронтационную позицию по отношению к правительству и советскому большинству сейчас. «В практическом смысле он (доклад Ленина – А. С.) не так ценен, как в теоретическом» – утверждал Наумов. Многие справедливо отметили, что сказанное вождем не дает ответа на злобу дня – как относиться к правительству и к Совету в его нынешнем составе. «Вопрос о практических лозунгах – говорил Ф. Голощекин – Тезисы т. Ленина – на них можно вырисовать любой узор для практических шагов… Стремиться мы будем туда, куда зовут тезисы». Принять решение по главным вопросам текущей политики, а не ограничиваться стратегическими соображениями, призвал и Каменев: «Нам необходимо закрепить в резолюции мнение о Временном правительстве и о войне». Таким образом, если стратегия становилась почвой для компромисса (на основе признания «Апрельских тезисов» как дальнего горизонта революции; тут петроградские большевики уже приблизились к своему вождю), то тактика оставалась предметом внутрипартийной борьбы, причем Каменев и его единомышленники захватили в ней инициативу, а сам Ленин демонстрировал заметную уступчивость.

С другой стороны, ход прений, по словам самого Ленина, «показал разноголосицу». И дело вовсе не сводилось исключительно к борьбе сторонников разных взглядов. Нет, очень многие выступления показали эклектическое сочетание ленинских идей и каменевских практических установок во взглядах делегатов конференции. Некоторые ораторы соглашались с Лениным и предлагали… «оказывать давление» на правительство (что для самого Ленина было неприемлемо) и т. д. Радикальные требования ленинской стратегии шли вразрез с умеренной политической практикой, от которой партия пока была не готова отказываться. Причем сам Ленин также не предлагал конкретных рецептов.

Учитывая все это, также как и серьезные теоретические разногласия между представителями различных течений, которые все еще сохранялись, Зиновьев предложил не выносить резолюцию, ограничившись обменом мнениями. Однако с ним не согласились ни Каменев, ни Ленин, который предложил избрать согласительную комиссию и поручить ей выработать проект резолюции. Это предложение было принято, и в состав комиссии избрали самого Ленина, а также Молотова, Шутко, Багдатьева, Сталина, Зиновьева и Каменева. Молотов и Шутко соглашались с тезисами вождя, представляя левое крыло партии (впрочем, как мы видели, уже с самого начала марта). Каменев и Багдатьев были противниками предложенного Лениным курса. Позиции Сталина и Зиновьева можно, с известной долей условности, считать компромиссными. О колебаниях Зиновьева и его осторожных попытках смягчить противоречия между идейными противниками уже говорилось, а идейная эволюция Сталина в апреле 1917 г. была отдельно рассмотрена выше.

Проекты резолюций по важнейшим вопросам были готовы на следующий день, 15 марта. Их обсуждение вылилось в дискуссию между Лениным и Каменевым. Владимир Ильич попытался ответить тем, кто упрекал его за отсутствие конкретных практических предложений. Выход для большевиков сейчас – утверждал он – в том, чтобы оказывать давление на «мелкую буржуазию» (т. е. на крестьянство), «толкать ее вперед», т. е. способствовать эскалации революционной борьбы, углублению общественных антагонизмов: «Захват всей земли есть движение вперед революционного народа. Замена постоянного войска милицией – движение вперед».

Лев Борисович, однако, вновь обратил внимание собравшихся на то, что открытыми остаются важнейшие тактические вопросы. Но на этот раз он начал не с разногласий, а с того, на чем он согласен с Лениным. В этом отношении он подчеркнул два аспекта. Во-первых, он находил, что его собственный анализ классовой природы Временного правительства и общественно-политической роли Совета рабочих и солдатских депутатов «совершенно сходится» с ленинским. Во-вторых, он неожиданно признался, что ленинские «выводы также не возбуждают ни в ком сомнения». Таким образом, Каменев принимал ленинскую схему революции и его видение ее задач. Однако, он выразил сомнение в том, «есть ли эти выводы ответ на наше отношение к Советам рабочих депутатов». Если Ленин прав – как бы говорил Каменев – и Советы есть прообраз будущей организации власти, пусть нынешняя революция приобретет социалистический характер, пусть так, но как же большевики должны теперь относиться к этим реально существующим Советам, в которых партия остается в незначительном меньшинстве и которые более чем лояльны к «органу господства помещиков и буржуазии» – Временному правительству? Должна ли РСДРП(б) вступить в конфликт с этой «демократической диктатурой»? И если не должна, то может ли она, вопреки воле Советов нападать на Временное правительство, с которым они вступили в определенное соглашение? В той или иной форме Каменев поставил все эти вопросы и констатировал: «Мы (тут он имел ввиду, конечно, своих оппонентов в партии – А. С.) уклоняемся от прямого ответа». Давление на мелкую буржуазию, стремление радикализировать ее, не есть ответ на вопрос об отношении к Советам и правительству, «но надо же сказать, что делать сейчас». И в нынешней ситуации, «лозунг свержения Временного правительства не организует революцию, а дезорганизует» – делает свой вывод Каменев – а «поскольку вы не призываете к свержению Временного правительства сейчас, призывайте сейчас, как это делается в нашей резолюции, к контролю над ним».

Каменев четко сформулировал свое видение внутрипартийного компромисса. Он готов был согласиться с внесенной Лениным (от имени согласительной комиссии) резолюцией, но считал необходимым дополнить ее двумя пунктами: о контроле над Временным правительством и об отказе «от дезорганизующего в настоящий момент лозунга «свержения правительства»». Такой подход требовал от Каменева признания, которое он и сделал: «Общие соображения исторического хода революции у т. Ленина великолепны». Это была ощутимая победа Владимира Ильича. Теперь речи о потенциале «буржуазной революции» более не шло (как это было, например, в каменевской статье «Наши разногласия»). Теперь даже противники согласились исходить из предложенной Лениным системы координат, рассматривать революцию в теоретическую оптику, привезенную Лениным из его швейцарского «далека». Был ли для Каменева такой компромисс тяжелой жертвой, или он пошел на него искренне, будучи покорен широтой и смелостью ленинской мысли, неизвестно; зато известно, что этот компромисс принят не был.

Обе поправки Каменева к резолюции Ленина были отклонены, причем последняя (об отказе от лозунга «свержения правительства» – А. С.) отклонена 20 против 6, при 9 воздержавшихся. Сама резолюция была принята 33 голосами против 6, при 2 воздержавшихся. Это голосование показало, что низовой партийный актив Петрограда оказался существенно левее старого состава ПК, но и он еще далеко не полностью готов принять ленинский курс. Оставалась некая группа, отстаивавшая прежнюю тактическую линию (которая на деле сводила бы на нет ленинские новации). Эта группа (6 человек) в обоих случаях солидарно голосовала за предложения Каменева и против ленинской резолюции. Но было еще много колеблющихся. Из 41 участника заседания только 20 (меньше половины! – А. С.) проголосовали против поправок Каменева; 9 человек воздержались и 6 вообще не приняли участия в голосовании. Возможно, их удержал от этого личный авторитет Ленина. Но, как бы то ни было, прочной такую победу Ленина считать было нельзя. Особенно учитывая, что впереди предстояла общероссийская партийная конференция, делегаты которой с большой вероятностью могли оказаться консервативнее по взглядам, нежели их столичные товарищи.

После заседания 15 апреля делегаты Петроградской общегородской конференции не собирались три дня. Дело в том, что 18 апреля старого стиля отмечалось 1 мая (по григорианскому календарю) и два дня (16 и 17) ушли на подготовку к торжествам. 18 апреля заседаний также не было – все делегаты участвовали в уличных манифестациях и митингах. Зато в этот день, 18 апреля, произошло событие, самым серьезным образом отразившееся на дальнейшей истории не только большевистской партии, но и всей страны. В этот день была опубликована знаменитая нота Милюкова, вызвавшая грандиозный скандал, кризис и, в итоге, отставку первого состава Временного правительства.

Умеренные социалисты в Совете, выступавшие до этого за программу контроля над деятельностью Временного правительства, были сильно подавлены публикацией ноты; еще больший шок испытали умеренные большевики, которым стоило больших усилий удерживать свою партию от открытого конфликта с правительством и без всякой ноты Милюкова. Теперь же, когда правительство публично продемонстрировало свое нежелание считаться с требованиями Совета и широких солдатских и рабочих масс, умеренные большевики (прежде всего в Петрограде) по-новому оценили слова Ленина, сказанные им 15 апреля в порядке критики предложений Каменева: «Контролировать без власти нельзя». Казалось, теперь сама жизнь подтвердила правоту Ленина с излишней убедительностью.