Волшебный камень - Николай Асанов

— Пришел, Сергунька, не обидел старика. Я так и знал, что придешь…

— Я не один, дедушка.

— С кем ты? Не признаю я, глаза тоской выело.

— Это товарищ Саламатов.

— Здравствуй, здравствуй, комиссар!

— Здравствуй, князь! — сказал Саламатов.

Он постоял немного, приглядываясь к остякам. Цинготные лица. Воспаленные глаза… Несут легкую ношу, а сами качаются, как от ветра.

Противоположный берег реки исчерчен оленьей ископытью, мелькают маленькие фигурки женщин и детей, собирающихся в дальнюю дорогу.

— Н-да!.. — сказал комиссар.

— Вот так, — сказал князь.

— Куда же вы теперь?

— На Обь.

— Да ведь туда и дороги нету…

— Тайная дорога, темная, трудная дорога, — печально сказал Каркудинов.

— Вот беда мне с вами, — сказал Саламатов. — Ну куда вы пойдете? Детей поморозите, оленей поморите, сами совсем ослабнете. Оставайтесь.

— Нельзя здесь оставаться: голодно, — сказал князь. — Раньше меха купцу дал, меха чиновнику дал — они муку дадут, сахар дадут, мануфактуру дадут, вино дадут. У тебя жены нет, тебе меха не нужны.

— Нужны, — сурово сказал Саламатов. — И ты меня этим не дразни. Не мне нужны, так другим. Это я глупость сказал. Оставайтесь. Из-под земли достану!..

Старик вдруг покачнулся к комиссару и обнял его. Саламатов смущенно отвернулся.

Потом Каркудинов закричал что-то тонким, похожим на птичий, голосом остякам, и слова эти вдруг понеслись от одного к другому, заставляя людей вскрикивать, бросать вещи, которые они грузили на нарты, смеяться, ликовать.

— Пойдем, Нестеров, — сказал Саламатов Сережке. — Пойдем, парень, государственное дело делать. Будешь мне помогать?

— Буду, — сказал Сережка счастливым голосом.

В тот же вечер Саламатов выехал в уезд.

Там он уговорил членов ревкома оказать помощь остякам. Из скудных запасов, которых Саламатов не трогал даже для нужд своего обносившегося и изголодавшегося отряда, он взял для остяков и мануфактуру и сахар. Муку получил из гарнцевого сбора бывшей земской мельницы. Так, по крохам, он насобирал для охотников почти всего. Не было только водки. Но, полагая, что водка нужна остякам для лечебных целей, — так усиленно просил ее Каркудинов, — он отдал приказ милиции объехать всех окрестных самогонщиков. Через два дня ему доставили десять ведер самогона и две бочки барды. С того дня как комиссар вернулся из своей отлучки, Сережка испытывал блаженное волнение. Целыми днями сидел он у Саламатова, если тот бывал дома, что есть духу бегал по его поручениям, а вечерами приходил к Каркудинову. Старик снова стал весел и рассказывал самые замечательные сказки из тех, что знал. Так мальчик приобрел двух взрослых друзей — сказочника и комиссара. Он не мог бы сказать, который из его друзей лучше. С одинаковым вниманием выслушивал он и сказки князя, и рассуждения Саламатова, говорившего с ним, как со взрослым, о всех своих больших делах, особенно если они требовали долгого и медленного обдумывания. И для Саламатова Сережка стал необходим. Одинокий человек, застрявший в холодном и неуютном северном крае, не мог обойтись без слушателя.

Самый счастливый день был для Сережки тот, когда Каркудинов принял по описи от Саламатова все добро. Мешки с мукой и тюки с мануфактурой, лагунки[9] с самогоном и сахарные головы, обернутые в синюю бумагу, были аккуратно погружены на нарты. Погонщики угнали обоз. А к вечеру они вернулись обратно. Теперь нарты были нагружены мехами. Остяки сгрузили меха на дворе у Саламатова и потребовали расписку в том, что долги купцам уплачены сполна. И Саламатов дал требуемую расписку.

С этого дня у Саламатова стало два постоянных гостя. Старый князь приходил с утра, присаживался у стены и покуривал трубочку или строгал какую-нибудь палочку охотничьим ножом, а рядом с ним сидел Сережка, ожидая, когда из-под ножа старика выйдет занятная игрушка — деревянный бог с рыбьей головой или бегущий олень, а то и целая упряжка с нартами и погонщиком. Когда к Саламатову заходил кто-нибудь из отряда или приезжий комиссар из города и в горнице начинался разговор о чем-нибудь секретном, — Саламатов коротко бросал:

— Эй, князь, поди-ка взгляни на погоду.

Старик брал Сережку за плечо, и они выходили на улицу. Там Сережка исправно оглядывал улицу и морозные облака на западе, смотрел, в какую сторону дует ветер, и рассказывал об этом старику, который стал совсем плохо видеть. Но как только гость, которого слушал комиссар, уходил, оба они снова возвращались в теплую горницу и занимали свои места. И старому и малому доставляло одинаковое удовольствие сидеть у главного начальника.

День Николы зимнего был престольным праздником. Хотя и голодно было в селе, однако сельчане пригласили к себе бойцов, и каждый дом гордился своим гостем. По улицам ходили веселые группы людей с гармошками и балалайками. Несмотря на раннее утро, было шумно и людно. В церкви только что окончилась служба. Подвыпившие мужики и бабы вышли на взвоз ожидать запоздавших гостей.

С горы был виден обоз из пяти саней, медленно подвигавшийся по реке. Женщины запели величальную песню, приветствуя поезжан, прибывших на праздник:

Уж ты, сад, ты мой сад,Виноград зеленый!А и чей же то садЛистом зеленеет?Листом зеленеет,Цветами играет…[10]

Вдруг песня оборвалась. Послышался чей-то протяжный, испуганный крик. Затем странное молчание повисло над толпой. По главной улице уставшие лошади тащили возы. На розвальнях лежали тела бойцов, державших заставу против белых в деревне Ксенофонтово. Трупы были раздеты догола и закоченели в самых невероятных позах. Колотые и рубленые раны темнели пятнами на синей, оледеневшей коже. Каждый воз сверху был стянут веревками, чтобы трупы не выпали во время долгой дороги. Вожжи были привязаны к передку, лошади чувствовали их и могли идти без ямщиков. Саламатов выскочил из избы на женский плач, покачнулся и закрыл глаза руками. Сережка, выбежавший вслед за ним из горницы, увидел, как комиссар бросился к реке, будто хотел один, вот так, в чем был, догнать врагов, что убили и изуродовали его товарищей. Сережка закричал, потом захлебнулся слезами и, слепо глядя в небо, побежал за ним. Каркудинов, шедший навстречу от реки, схватил комиссара за руку и что-то заговорил быстро и прерывисто. Саламатов опустил голову и пошел вслед за ним в избу.

В эту ночь Каркудинов и два лучших охотника племени повели красноармейцев тайными тропами на Екатерининскую канаву.

В екатерининские времена была сделана попытка связать реки каналом вместо волока, по которому обычно перетаскивали суда на руках и при помощи лошадей. Канава пересекала водораздел, но уже давно никто ею не пользовался из-за мелководья, и в зимнюю пору служила она теперь лыжной дорогой для охотников. Старый остяк вывел отряд Саламатова в тыл белогвардейцам, воспользовавшись этой тропой.