Тело в шляпе - Анна Малышева

Глава 11. ИРИНА

Иван был родом из Новосибирска, его родители до сих пор жили там. При этом все студенческие годы их семья — Иван, Ирина, Лиза — были на иждивении у ее мамы, и родители Ивана помогать им не считали нужным. Почему, хотелось бы спросить? Вопрос, который Ирина задавала себе регулярно. Ее мама еще работала, но зарплату медсестры большой никак не назовешь. Отец умер, когда Ирина училась в десятом классе, но даже тогда, когда он был жив, достаток в семье был весьма скромным. Отец был слишком мягким и слишком интеллигентным, денег зарабатывать не умел и был счастлив своей должностью старшего научного сотрудника в каком-то НИИ. К тому же в последние годы он тихо спивался, на что уходила большая часть его. скромной зарплаты.

Иван где-то что-то подрабатывал, но эти деньги уходили больше на развлечения, чем на жизнь.

В трудные моменты Ирина не стеснялась напоминать Ивану, ЧТО она для него сделала.

Торчал бы сейчас в своем Новосибирске — раз; и если бы не мама, которая кормила его все студенчество и Лизой занималась, фиг бы он так окрутел — два. Это теперь мама для него слишком простая, а тогда все ему нравилось — и котлетки, и чистые пеленки, и то, что посуду за ним моют, и что ночью ребенок спать не мешает, потому что детская кроватка — в маминой комнате.

Ирина, к тому же очень обстоятельно, с цифрами и фактами в руках, умела доказывать, что жизнь домохозяйки и матери — тяжелейший труд, который лишь частично, лишь слегка может быть оплачен высокими заработками мужа. Убедить в этом Ивана было несложно, равно как и в том, что работать, имея ДЕТЕЙ и ДОМ, позволяют себе только безответственные ехидны.

С Ромой они всерьез поссорились и, собственно, так толком и не помирились больше, после того, как он позволил себе в этом усомниться.

— Ир, не смеши меня, — сказал он однажды в присутствии Ивана, что было расценено Ириной как попытка вбить клин и подорвать ее авторитет в глазах мужа, — неужели ты думаешь, что Ваня не нашел бы себе мцсквичку, при его-то популярности у девчонок? Или ты считаешь, что он умер бы с голоду, если бы не женился на тебе? Выжил бы как-нибудь, уверяю тебя. А то, что Лиза пла-хала в комнате у твоей мамы, так ведь рожать на третьем курсе — это ты придумала, а не он. Почему он должен тебе рукоплескать и благодарить за то что ребенок не у него над ухом орал?

Что касается загулов родного мужа, когда он исчезал на неделю-другую на рыбалку, охоту или "отдохнуть от всего, так вымотался", то Ирина относилась к ним плохо, но терпимо. Во всяком случае, у нее всегда была возможность впоследствии отыграться и потребовать компенсации. Многие приписывали ей женскую мудрость, говорили, что она "делает вид, что ничего не замечает". Ничего подобного — все она замечала, но прекрасно отдавала себе отчет, что ничего с этим поделать не может. К тому же Иван привыкал возвращаться, а привычка — вторая натура. Цикличность загулов успокаивала: ушел — вернулся, ушел — вернулся. Главное, чтобы из ритма не выбивался. Ирина называла временные пропажи мужа "критическими днями": "Так организм устроен, что поделаешь, со всеми бывает".

К тому же — не цойман, не вор. Она могла сколько угодно предполагать или догадываться, что подразумевается под очередной «рыбалкой», но ведь не видела же она этого собственными глазами. И не хотела видеть и знать. Поэтому логика железная — она регулярно устраивала облавы, подробно выспрашивала подружек в ВИНТе — с кем, куда, надолго ли? И — ничего конкретного.

.

Попался Иван только один раз, и совершенно случайно. В тот раз Ирина его специально не ловила; она знала, где он, но ей и в голову не могло прийти… Как минимум пару раз в неделю среди дня он наведывался в квартиру тещи, "чтоб спокойно поработать — без телефонов, без посетителей". Неля Павловна все дни напролет проводила у Ирины, с детьми, и потому ее квартира была пуста и безлюдна. Но однажды теща Кусяшкина вернулась существенно раньше обычного. Собственно, ничего ТАКОГО она там не увидела, просто в квартире с Иваном была девушка. Но Ирине оказалось достаточно. Скандал был грандиозный, Ирина даже собрала вещи, детей и уехала к маме, в ту самую квартиру, пообещав заняться разводом в самые ближайшие дни. Это не было инсценировкой, Ирина действительно переживала, плакала, чувствовала себя оскорбленной.

Мероприятие закончилось успешно — Иван страшно испугался. Он звонил по двадцать раз на дню, оправдывался, уговаривал, просил прощения. Она простила, тем более что жить в однокомнатной квартире вчетвером уже не было никакой мочи.

А потом у Ирины появился, или, как она говорила, «завелся», Гена, и жизнь потекла совсем по другому руслу.

Глава 12. ВАСИЛИЙ

Василий не любил ссориться с Саней, и сейчас он всей душой стремился к миру. Он уже составил текст покаянной речи — весьма, правда, кондовый, но она ведь многого не запросит, а сам факт того, что капитан Коновалов посыпает голову пеплом и просит простить его, дурака, должен был отозваться в ее душе прекрасной музыкой.

К тому же он не допускал мысли, что ее обида на него была чрезмерной. Ведь знает же она, что он относится к ней со всей возможной нежностью. К тому же они уже пережили период конфликтов и привыкания друг к другу. Когда Саня впервые появилась в управлении, маленькая, хорошенькая и наглая, Василий тоже попытался ее выгнать. Журналистов он не любил с детства, и доказывать ему, что для Саши Митиной из "Городского курьера" он должен сделать исключение, было бесполезно. Однако Саня проявила завидное упорство. Отсутствие гостеприимства ее не испугало, даже взбодрило. Она ходила в отдел, на работу, поила пивом сотрудников всего управления, рассказывала последние новости, демонстрировала сногсшибательные туалеты — от юбок длиной (нет, короткостью) в 20 сантиметров, до кислотного цвета кофточек, от которых глаза заклинивало на лбу. Она сочиняла поздравительные стишки к дням рождения оперативников и, главное, не публиковала в своей газетке особых гадостей. Материалы показывала и фактические ошибки безропотно исправляла. Споры возникали только вокруг оценок работы милиции. Она уверяла, что это уже "не вашего собачьего ума дело; оценивать качество вашей работы — святое право налогоплательщиков". Василий так не думал, но с годами пришел к выводу, что совсем избавиться от журналистов, как и от тараканов, невозможно: трави, дави, затыкай щели- все равно рано или поздно появятся. А если так, то из всех зол Саня — наименьшее, к тому же очень симпатичное. Значит, навсегда с ней ссориться нельзя. "А то, — говорили в отделе, (Господи, пощади!) пришлют вместо нее какого-нибудь урода".

Под «уродом» оперативники подразумевали «дурака», но Гоша Малкин трактовал подобные сентенции как фрейдистскую оговорку.

— Саня — душка, красавица и умница. Вот основа вашего с ней бескорыстного профессионального сотрудничества.

— И вашего, — отвечал Василий.

— И нашего, — соглашался Гоша. На самом деле Саня не была красавицей. При дотошном анализе ее внешности недостатков можно было насчитать немало: и волосы могли бы быть погуще, и нос — покороче. Но обаяния в ней было — море, и смотреть на нее, а в особенности — слушать ее, любили все. Она относилась к тому типу женщин, в которых невозможно не влюбиться, хоть немножко, и которых невозможно разлюбить.

Ведомые любовью и нежностью оперативники не упускали возможности сделать для Сани что-нибудь приятное. К прошлому Международному женскому дню празднику, ненавидимому сильной половиной человечества, отдел по расследованию убийств приготовил ей подарок — отпечатанный в типографии плакат: "Их разыскивает милиция" с портретом Сани и подробным описанием ее внешности. Описание выглядело так: "рост выше среднего, телосложение астеническое, волосы русые, тонкие, до плеч, глаза зеленые, небольшие, нос заостренный, уши чуть оттопыренные".

— Слушай, Саня, — потрясение сказал Леонид, — да ты страшилка какая-то получаешься.

— А я тебе про что говорю, — охотно согласилась Саня. — Внешность подкачала. Поэтому я в приличные места и не хожу, все у вас да у вас.

— Нет! — Леонид решительно вычеркнул и про нос, и про небольшие глаза, и про тонкие волосы. — Напишем так: "Стройная, походка легкая, на щеках ямочки, голос приятный, улыбка открытая…"

— Про зубы, про зубы не забудь, — подсказала Саня. — Зубы смотреть будешь? Прикус правильный, укус смертельный. И про ногти…

Плакат удался и до сих пор украшал Санино рабочее место в редакции «Курьера», то самое рабочее место, где ей надлежало быть и где сегодня ее не было.

Василий был готов извиняться, текст приготовил, доброе выражение лица репетировал, а Саню найти не мог. В редакции сказали, что она уже два дня не появлялась, злобно так сказали, с намеком на возможные санкции за столь вольное поведение. Дома ее тоже не было, во всяком случае к телефону никто не подходил.