Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов

Из Всеподданнейших донесений контр-адмирала Повалишина императрице:

«Тяжело ранены флота капитаны Тревенен и Экип… Не могу умолчать, чтобы не отдать справедливой похвалы при сем сражении боевым командирам кораблей, а именно господину Тревенену и Экипу…»

«Сожаление Вашего И. В. желание скорого выздоровления Тревенену переданы, но он теперь от опасности не отошел…»

Из доклада контр-адмирала Повалишина вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу Чернышеву:

«Сейчас по опасному состоянию жизни Тревенена и по неотступной его просьбе отправил к порту кронштадтскому „Не тронь меня“, зная, что подпаду под гнев Ея Императорского Величества, едино сделано из человеколюбия».

Солнечным днем линкор «Не тронь меня» ошвартовался в Военной гавани. Редкий погожий день радовал столпившихся на верхней палубе матросов. Лазурное небо, мирная жизнь на берегу приятно томили душу, ласковый с небольшими порывами ветерок нежно холодил лицо, лениво шевелил кормовой Андреевский флаг.

В полной тишине сводили и сносили раненых. Последним несли на носилках Тревенена. У трапа выстроились, сняв шляпы, офицеры. Крайними на левом фланге стояли гардемарины.

Капитан, без кровинки в лице, одними глазами прощался с офицерами. Около гардемаринов вдруг приподнял руку, поманил Головкина. Василий наклонился и еле разобрал шепотом сказанные слова:

— … Кругом света…

Носилки еще спускали по трапу, как со стороны Ораниенбаума донеслись пушечные залпы. Императорский двор отмечал очередную годовщину восшествия на престол Екатерины II…

Вознамерился в этот день обязательно преподнести подарок виновнице торжества командующий гребным флотом, любимец Екатерины II, французский принц Нассау-Зиген, состоявший на русской службе. Отметить праздник победной реляции захотелось…

Не выяснив сил и диспозиции противника, которым командовал король Густав III, пренебрегая штормовой погодой, он очертя голову бросился в бой. Шведы, заняв весьма удобную позицию в шхерах, укрытые от волны и ветра, спокойно поджидали русские гребные суда с выбивавшимися из сил гребцами. Сбитые с курса разыгравшимся штормом, галеры сделались легкой добычей шведских пушек, открывших губительный огонь. Поражение было полным, бой бесславным. Русские не досчитались 52 галер и семи тысяч офицеров, матросов и солдат…

В одночасье сиюминутное подобострастие одного никчемного человека обернулось страшной бедой для многих тысяч людей…

А эскадра Чичагова продолжала сторожить шведов у Свеаборга, и адмирал доносил императрице, что «владычествует на море».

Вскоре к эскадре Чичагова присоединился отряд Повалишина, а через два дня пришла печальная весть о кончине Тревенена.

В тот же вечер на корабле «Не тронь меня» отслужили по нем панихиду, а офицеры помянули своего покойного командира добрым словом в кают-компании.

Спустя две недели из Петербурга неожиданно прибыла эстафета: «Блокаду снять, эскадрам возвратиться в Ревель и Кронштадт».

Швеция и Россия подписали мир в этой бесславной войне, где не оказалось победителей.

Но какая же война без лавров? Неважно, каким образом заполученных…

Адмирала Чичагова императрица увенчала орденом Святого Андрея Первозванного и орденом Святого Георгия I класса, принца Нассау-Зиген тоже не обошли, пожаловали чином адмирала и золотой шпагой с алмазами.

Кампания кончилась, в мирной тиши пороховой дым на время рассеялся, гардемарины покинули палубы кораблей и вернулись в стены родного корпуса. Здесь их ждала заслуженная награда. «За храбрость в трех сражениях» Василия Головнина наградили золотой медалью.

Наступила осень и с ней учебная пора. Несколько поиному виделись Головнину младшие кадеты и преподаватели, по-другому воспринимались знания, особенно по таким предметам, как история русская и всеобщая, география, морские науки. В эту первую для себя кампанию он впервые соприкоснулся с морем, овладел начальными навыками морской практики на корабле, побывал в боевых схватках с неприятелем. Слышал визг и разрывы вражеских ядер, посвист пуль, не кланялся им, а приучился исполнять свое дело на корабле, как и положено истинному моряку. Не раз холодило сердце, когда вскрикивали и падали замертво рядом товарищи, отпевали и хоронили в море убитых. Навсегда врезались в память грустный взгляд командира и его прощальные слова… Василий Головнин пообвыкся в корабельной среде офицеров и матросов. Присмотрелся и приноровился, как лучше исполнять свое дело вместе с товарищами на корабле.

Не минули его внимания и многие стороны взаимоотношений между такими разными по характеру и положению морскими офицерами, как всякий пытливый человек он сделал выводы, заимел начальные собственные суждения и выработал свой взгляд на исполнение служебного долга. Обозначились первые вешки на его жизненном фарватере. Для уверенного плавания предстояло еще не раз мерить глубины, отыскивая верный путь.

Моря ближние и дальние, океаны

Нельзя сказать, чтобы граф Иван Григорьевич Чернышев в прошлом был далек от флотской службы. Он в самом деле не командовал боевыми кораблями, не участвовал в сражениях на море, но не по своей вине, так как и связал свою судьбу с флотом в свое время по «высочайшему» повелению. Началось все три десятилетия тому назад. Елизавете Петровне пришелся по нраву высокообразованный дипломат, знакомый с тонкостями европейского этикета и церемониала. В бытность своей службы в Англии Чернышев проявил большой интерес к кораблестроению, первенствующей роли флота в жизни этой страны. Елизавета Петровна определила графа воспитателем к маленькому наследнику престола Павлу Петровичу.

С приходом к власти Екатерины II наследник сразу лишился отца и каких-либо видов на престол, стал обузой для матери. Царица не сменила наставника сыну, а, наоборот, осыпала милостями, сначала пожаловала в генералпоручики, а вскоре назначила членом Адмиралтейств-коллегии и советником Морской комиссии. Произошло это не случайно. Как раз в это время императрица вдруг решила связать жизнь сына с морским ведомством. В восемь лет Павел получил высший флотский чин генерал-адмирала с назначением на пост президента Адмиралтейств-коллегии. Его воспитатель становится командиром галерного флота.

Как деятельная натура, Чернышев берется основательно за создание крупных гребных судов новой конструкции. Ему помогают в этом корабельные мастера-самородки Борисов и Григорьев.

Но императрица благоволила Чернышеву, одаривая орденами, неспроста. Рассчитывала иметь возле сына своего осведомителя. Однако просчиталась. Чернышев наконец-то понял отведенную роль и напрямик отказался:

— Ваше величество, состоять при его высочестве шпионом не по мне, увольте, эдаких способностей не имею.

Екатерину покоробил такой поворот. Привыкла, что при дворе все покупается и продается… Вскоре удалила его от двора — назначила послом в Англию.

Но за брата вступился влиятельный царедворец Захар Чернышев и наследник — цесаревич. Екатерина с неохотой вернула графа и определила на должность вице-президента Адмиралтейств-коллегии. С той поры Иван Чернышев ведал всеми делами по морскому ведомству и сделался главным докладчиком императрицы по морским делам. Императрица не забывала жаловать наградами Ивана Чернышева. Особо отметила в последней войне со Швецией. Самолично вручила графу редкие награды — алмазные знаки ордена Святого Андрея Первозванного «За труды в вооружении флота при управлении Морским департаментом».

Весьма часто с Морским ведомством пересекались и переплетались предприятия Коллегии иностранных дел и Коммерц-коллегии. Поэтому нередко приходилось встречаться и обсуждать Чернышеву общие проблемы с гофмейстером графом Безбородко и графом Воронцовым. Так было, когда готовили к отправке к берегам Русской Америки экспедицию Муловского.

Великий океан напомнил о себе вскоре после окончания войны со шведами.

К Безбородко и Воронцову обратился почетный член Петербургской академии Кирилл Лаксман. Предложил завязать торговые отношения с дальневосточным соседом, Японией.

Перед тем как докладывать императрице, Безбородко советовался с Чернышевым.

— Япони от нас морем отделены, Иван Григорьевич, с ними у нас никаким образом не ладится.

— То верно, граф, не однажды наши мореходы с времен Великого Петра покушались с ними якшаться, но они отстраняются.

Безбородко огорченно вздохнул.

— А надо бы. Бона с китаями торговля пошла, купчина Шелихов промышляет на пользу отечеству в Америке.

Чернышев согласился.

— За мною дело не станет. Сыщем людей морских и судно определим. Токмо бы не противились япони.

Надо сказать, что собеседники не ошиблись в суждениях о трудностях взаимного сближения с нашим дальневосточным соседом. Быть может, у японцев были основания настороженно относиться к пришельцам из-за океана.