Вторая мировая: ошибки, промахи, потери - Лен Дейтон

Раздел Польши между Германией и СССР и начавшаяся между двумя странами торговля были не единственной горькой пилюлей, которую пришлось проглотить британским адмиралам летом 1940 года. Адмиралтейство всегда полагало, что в случае войны можно будет воспользоваться портами Ирландии. Заправочные базы в Куинстауне и Берехейвене и военно-морская база в Лох-Суилли на западном побережье позволили бы противолодочным флотилиям далеко выходить в Атлантику. Без этих баз каждому эскортному кораблю пришлось бы пройти лишних 400 миль. Право на использование этих баз в военное время было подтверждено в разговоре ирландского борца за независимость Майкла Коллинза, адмирала Битти и Уинстона Черчилля еще в 1922 году, когда Черчилль, секретарь по делам колоний и доминионов, занимался Ирландской республикой.

История этой неожиданной перемены отношения Ирландии такова, что ее стоит повторить еще раз ко всеобщему удовольствию. В апреле 1938 года правительство Чемберлена отказалось от права использовать ирландские порты, гарантированного договором 1922 года. Черчилль пришел в ужас и заявил, что в такое время ничего более безрассудного нельзя придумать. В речи перед палатой общин он назвал случившееся «добровольной сдачей в плен» и «плачевным и непостижимым». Однако его позиция не встретила поддержки. Буквально все депутаты — как от правящей консервативной партии, так и от оппозиционных Лейбористской (социалистической) и Либеральной партий — поддержали Чемберлена. Однако когда началась война, Ирландия осталась нейтральной, и предостережения Черчилля оказались справедливыми. Ирландское правительство ответило отказом на просьбу Великобритании использовать эти порты, хотя часть сырья, доставлявшегося конвоями, предназначалась нейтральной Ирландии.

Конвои, зажатые у родных берегов в водах, омывающих Ирландию, становились прекрасной добычей для бесстрашных германских подводников. Адмиралтейство никак не могло оправиться от этого потрясения, и тут летом 1940 года на оперативных картах произошли еще более страшные перемены. Германия захватила Данию, открыв таким образом ворота на Балтику, и Норвегию, базы которой открывали путь в Северную Атлантику. Единственным светлым пятном среди этого мрака было то, что норвежский торговый флот — один из крупнейших в мире, — спасаясь от немцев, ушел в Великобританию. Эта огромная прибавка к тоннажу британского торгового флота позволила Великобритании пережить самые черные дни.

Когда летом 1940 года Германия захватила Францию, французский флот не ушел в английские порты, чтобы продолжать сражаться. В Атлантике и Средиземном море Королевскому флоту пришлось взвалить на себя весь тот груз, который прежде он делил с французским флотом. Атлантическое побережье Франции предоставило Германии превосходные базы для подводного флота, находящиеся далеко от аэродромов Королевских ВВС. Из этих портов германские субмарины получили прямой выход в океанские просторы.

Когда адмиралтейство на основе полученных радиоперехватов сделало вывод о том, что германские подводные лодки используют французские порты, министерство иностранных дел заявило, что это невозможно: французы этого не допустят. Лейтенант-волонтер Миншэлл, тот самый молодой офицер, у которого был большой глобус, вызвался лично проверить эти сведения. Одна из субмарин Королевского флота доставила его к побережью Франции, где он на лодке французских рыбаков проплыл в устье Жиронды. Миншэлл провел там пять дней, отмечая перемещения германских субмарин, и собранных им сведений оказалось достаточно даже для того, чтобы убедить людей из министерства иностранных дел в том, что Германия использует французские порты. Он вернулся в Великобританию на парусной шхуне и был награжден «упоминанием в боевых сводках»[13].

Вооруженные силы Великобритании вступили в войну, ожидая, что она окажется такой же, какую им пришлось вести в 1914 году: Британский экспедиционный корпус отправится во Францию, где ему отведут небольшой участок Западного фронта, а тем временем Королевский флот — с помощью французского флота — будет защищать морские коммуникации, ожидая повторения Ютландского боя. Однако картина кардинально изменилась. Германия захватила почти всю Европу, в том числе побережье Ла-Манша, находящееся всего в двадцати одной миле от Британских островов. Италия выступила на стороне Гитлера, так что средиземноморские пути тоже подвергались постоянным нападениям, и британская армия в Египте оказалась под угрозой. К лету 1940 года никто уже больше не оставался в заблуждении, что эта война будет напоминать предыдущую.

В 1920 году организация, известная в годы Первой мировой войны как «Разведывательный департамент 25» и обычно называвшаяся «Комната 40», сменила свое название на «Школа правительственных кодов и шифров». Название должно было скрыть истинное назначение организации: защиту британских линий связи и перехват иностранных сообщений. Эта организация стала частью Интеллидженс сервис и в 1925 году переехала из здания за вокзалом Черинг-Кросс в дом 54 по Бродвею, поблизости от станции метро «Парк Сент-Джеймс», где в удобной близости от министерства иностранных дел размещалась ее штаб-квартира. За несколько дней до начала войны организация снова сменила название и, став «Штаб-квартирой правительственной связи», перебралась в мило-уродливое, но очень удобно расположенное здание эпохи Тюдоров — готики с викторианской примесью, расположенное в Блетчли-Парке, приблизительно в 50 милях от Лондона. Основной задачей этой организации стало вскрытие германских радиосообщений, зашифрованных с помощью машин «Энигма».

«Энигма» начала свою карьеру в качестве коммерческого шифратора. Она представляла собой что-то вроде пишущей машинки, которая зашифровывала текст с помощью вращающихся зубчатых дисков, через которые проходили электрические сигналы. На приемном конце шифросообщение можно было расшифровывать с помощью идентичной «Энигмы», диски которой поставлены точно в такое же положение, известное только отправителю и получателю. Купив несколько шифраторов, немцы внесли в их конструкцию изменения, направленные на усложнение шифра. В усовершенствованной «Энигме» в каждом диске появились перемычки, меняющие коммутацию электрических цепей. Операторы должны были менять эти перемычки каждые 24 часа в соответствии со специальной ключевой таблицей. Таким образом, общее количество возможных ключей становилось астрономическим.

История вскрытия шифров «Энигмы», можно сказать, началась в октябре 1931 года, в гостинице «Гран-отель» в небольшом бельгийском городке Вервье недалеко от германской границы. Ганс-Тило Шмидт, высокопоставленный сотрудник германского министерства обороны, по собственной инициативе встретился с Родольфом Лемуэном, агентом Второго бюро французской военной разведслужбы. Лемуэн, объездивший весь мир лингвист, родился в Берлине в семье ювелира. Приняв французское подданство, он женился на француженке и, несмотря на успешно идущие дела, стал тайным агентом. Лемуэн быстро нашел общий язык со своим земляком-берлинцем. Отец Шмидта был профессор, а мать — баронесса, однако этот высокообразованный и талантливый ветеран Первой мировой войны с трудом мог существовать на жалованье сотрудника службы распространения ключей. Шмидт предложил продать инструкцию пользователя «Энигмы» и другие справочники и документы. Он также предложил продолжать передавать информацию о вносимых в шифратор усовершенствованиях и сведения о деятельности германского Верховного командования (где старший брат Шмидта Рудольф служил подполковником, начальником штаба корпуса связи). Одно время Рудольф был главой шифровальной службы, где теперь работал Ганс Тило, и именно он принял решение приобрести шифраторы «Энигма», сведения о которых собирался продать врагу его младший брат.

Лемуэн твердо верил, что каждый человек имеет свою цену, и при первой встрече он предложил Гансу Тило сумму, втрое превышающую его жалованье. Руководство Разведывательной службы в Париже одобрило сделку и присвоило Шмидту кодовое имя «НЕ», которое, будучи прочитано по-французски, звучало как немецкое слово «Asche», пепел. Хотя полученный от Ганса Тило материал позволил французам прочесть несколько сообщений, разобраться в сложном устройстве шифратора оказалось делом непростым. Париж, решив, что вскрытие такого шифратора ему не по силам, решил поделиться своими сведениями с Лондоном, но Интеллидженс сервис эта информация не заинтересовала. Тогда французы решили передать все данные полякам.

Успехи французских и британских криптоаналитиков-лингвистов во время Первой мировой войны убедили их начальников махнуть рукой на криптоаналитиков-математиков. Вот почему шифратор «Энигма» победил секретные службы этих стран. В Польше были великолепные математики, много людей, знакомых с немецким языком, и огромное желание справиться с задачей, которую все считали невыполнимой.