Королева черного золота - Светлана Алешина

– Нет, не знаю, – сказала я сухо. – Вот вы мне и расскажите, что это такое. Так сказать, просветите меня.

– Ну уж нет! – Щеглов расхохотался, снова наливая себе шампанского. – Если вам на земле жить надоело, то я-то умирать раньше времени не собираюсь!

– Стоило тогда вчера трепаться? – сказала я презрительно. – Хотели цену себе набить в моих глазах, да? Этаким борцом за порядок на заводе представиться, а на самом деле вы просто пустое трепло!

Лицо Щеглова вытянулось, он посмотрел на меня ошалело.

– Слушайте, вы что, собственно, хотите, а? – сказал он настороженно. – Я вас уже спрашивал об этом. Вы мне так ничего и не ответили.

– Я хочу знать: в реактор, который вчера взорвался, могла случайно поступить левая партия нефти, не прошедшая лабораторной проверки?

– Левая партия? – Щеглов изумленно посмотрел на меня. – Впервые слышу про такое. Здесь, на нашем заводе, все надежно схвачено, и на входе, и на выходе, постороннему человеку голову оторвут, вздумай он какой собственный бизнес устроить без ведома других. Чтобы неизвестно какая партия нефти прошла в реактор… Чушь какая-то! Да и зачем это? Готовый керосин все равно поступит в общую емкость.

– Вчера мы видели, как его сливают прямо из трубы, – возразила я.

– Да, действительно, – согласился Щеглов. – Вот и надо воровать керосин из трубы, а не левые партии нефти на завод присылать!

– Вы уверены?

– Не знаю, – Щеглов с сомнением покачал головой. – Никогда не слышал, чтобы на наш завод неизвестно откуда нефть прибывала. А что, у вас есть сведения, что такое имело место? – спросил он, внезапно оживляясь.

– Нет, у меня только предположения, – отвечала я. – Сначала расскажите, а Сергей Викторович, который погиб, знал о ПДК на сернистый ангидрид?

На мгновение лицо Щеглова снова стало серьезным.

– ПДК по сернистому ангидриду? Может, и знал, – сказал он сухо. – Он ведь был химик по образованию в отличие от меня. При чем здесь это?

– При том, что превышение концентрации сернистого ангидрида могло привести к взрыву реактора, даже если вентили были открыты в правильной последовательности.

– Серьезно? Ну ни хрена себе! – Щеглов выглядел совершенно выбитым из колеи этой информацией.

– Вы что, никогда не слышали про такую возможность?

– Никогда! – с совершенно искренним видом признался он. – А вы откуда про это знаете?

– Секрет фирмы, – ответила я.

– Но даже если это так, – проговорил рассеянно Щеглов, – что это нам дает? Что из всего этого следует?

– Из этого следует, что тот, кто занимался левым бизнесом – перерабатывал нефть на керосин, минуя лабораторию, – мог случайно отправить в реактор партию нефти, в которой было превышение ПДК на сернистый ангидрид. А он про это ничего не знал. И в произошедшем взрыве обвинили аппаратчицу Наташу Шутову, которая на самом деле во всем этом не виновата.

Щеглов вдруг стал серьезным и задумчивым, откинулся на спинку стула, отодвинулся от меня, стал рассеянно смотреть в сторону.

– Вон вы куда, барышня, клоните, – сказал он наконец. – Только ведь это не я, а покойный Сергей Викторович Венглер, царство ему небесное, хотя он и был сволочью, – это он левый керосин гонял. Вот, значит, и поплатился! – добавил он не без иронии.

– Проболтались-таки! – сказала я насмешливо. – А тоже мне, грозились: жить хочу, ничего не скажу!

– Ничего и не скажу! – повторил Щеглов с детским упрямством. – И вам я ничего не говорил, барышня. Вам все это в пьяном сне приснилось!

Пожалуй, Щеглов становился невыносимо груб, но делать было нечего, такая уж у меня работа. Мне подумалось, что обижаться на него пока еще рано, можно попробовать еще кое-что из него вытянуть.

– А что, про это на заводе никто не знал? – осторожно поинтересовалась я. – Что Венглер керосин воровал?

– Обижаете, барышня, все знали, – нехотя отозвался Щеглов. – Все, до самого последнего рабочего.

– И директор знал?

– Ясное дело!

– И терпел такое?

– Так Венглер же делился! – Щеглов нагло ухмыльнулся. – Здесь от его левого бизнеса многие доход имели.

– Поэтому-то они все так и поспешили обвинить во всем Наташу Шутову, – подытожила я. – А мои возражения, что я ей вовсе не мешала следить за технологическим процессом, что видела, как она нужный вентиль открывала, никто и слушать не хотел. И вы, между прочим, тоже не хотели!

– И не хочу! – Щеглов расхохотался. – То, что я вам теперь по пьянке наболтал, в счет не идет, этому ни один следователь не поверит. И обелить Наташку Шутову не мечтайте, это здесь никому не нужно, понимаете? Жизнь она вам, конечно, спасла, здесь не поспоришь, но…

– Эй, стой, стой, стой!

Резкий и неожиданный выкрик Павлика, нашего оператора, заставил нас обоих вздрогнуть и обернуться. К нашему удивлению, Павлик вдруг стремительно выскочил из-за стола, где он так удобно устроился и ел в свое удовольствие, кинулся к тому месту, где у него были сложены телекамера и прочие телевизионные аксессуары. В испуге мы тоже повскакивали со своих мест, пока что не понимая, что происходит. А Павлик судорожно схватил свою камеру, некоторое время бережно осматривал ее, потом, убедившись, что с ней все в порядке и кассета на месте, положил ее обратно, сокрушенно покачав головой.

– Чуть-чуть не сперли, – сказал он в ответ на наши вопросительные взгляды. – Я только-только отвернулся, задумался, стал пирог с бужениной жевать, смотрю – кто-то вдоль стены крадется и прямо к камере! Если бы я не крикнул, он уволок бы ее на хрен. Слушайте, у вас тут что, на заводе, одни жулики работают?

– Да ладно! – Щеглов беспечно расхохотался, блеснув веселыми и пьяными глазами в мою сторону. – Украли бы – мы бы вам новую купили. Проблем-то куча!

Оптимизму Щеглова можно было позавидовать. Я-то знала, какое горе для телеоператора, когда происходит потеря любимой телекамеры. Впрочем, бдительность спасла Павлика и на этот раз. Мы снова уселись за стол, Павлик же, теперь не доверяя никому, взял свою драгоценную камеру с собой, расчистил место на столе и положил ее рядом, чтобы была в поле зрения. Щеглов с усмешкой наблюдал за его манипуляциями.

Впрочем, настроение у всех было решительно испорчено. К еде мы более не притронулись, Павлик скорее для приличия, чем из аппетита дожевывал свой пирог с бужениной, происшедшее расстроило его больше других. Щеглов, верный своим принципам, продолжал трепаться, рассказывать какие-то анекдоты, впрочем, не особенно смешные и оригинальные, я слушала его рассеянно и едва улыбалась в ответ. Непонятная тревога вдруг овладела мною, я чувствовала, что что-то здесь не так с этим внезапным похищением телекамеры, все это неспроста. Но объяснение, что именно все это должно означать, мне и в голову не приходило.

Наконец Щеглов дал нам понять, что пора вставать из-за стола, и мы поднялись без особого сожаления. Пора было и вовсе уходить с этого крекинг-завода, в данный момент делать тут было абсолютно нечего. Можно, конечно, потребовать организовать беседу с директором завода Михаилом Евгеньевичем, но не было сомнения, что на свои вопросы я получила бы столь же неопределенные, уклончивые ответы, как и от Щеглова. Этот тип был прав: администрации завода совершенно ни к чему, если я докажу невиновность аппаратчицы и виновность их самих. Да еще всплывет история с переработкой левой нефти на левый керосин, что, несомненно, может потянуть за собой и другие неприятные разоблачения. В тот момент я решила непременно написать заявление на имя прокурора области, изложить там все, что видела тут и слышала, потребовать создания специальной комиссии по расследованию причин взрыва. Как я поняла, такая комиссия так и не была создана. Пробираясь по разбитой асфальтовой дорожке между дымящимися паром и нефтепродуктами отстойниками, я пыталась сообразить, какое ведомство в правительстве области занимается крекинг-заводом, куда именно следует мне обращаться с жалобами и своими подозрениями. Логичнее всего спросить об этом у Валеры Гурьева, нашего криминального репортера, тот хорошо знал все подобные вещи.

Миновав проходную и очутившись на небольшой асфальтированной площадке перед въездом на территорию завода, мы все, к нашему всеобщему огорчению, обнаружили, что наша телевизионная «Волга» вместе с Костей Шиловым куда-то исчезла. С одной стороны, конечно, я сама сказала ему, чтобы не ждал нас и отправлялся по своим делам. И наверняка Кошелев не преминул позвонить ему и повелеть немедленно быть с машиной на рабочем месте – теперь у Кости не было уважительной причины послать его на хрен. С другой стороны, нам теперь предстояло добираться в центр города на общественном транспорте, самим тащить на себе все телевизионные аксессуары. Павлик отчаянно кряхтел и ругал свою тяжелую долю телевизионного оператора, наверное, в глубине души жалея, что не имеет права точно так же отругать меня. Впрочем, мы ему помогали, как всегда, приняли на себя часть его груза, но основную тяжесть аппаратуры до ближайшей автобусной остановки Павлику пришлось тащить самому, а это не было особенно легко, так как остановка находилась неблизко. От проходной крекинг-завода к оживленной городской улице, по которой ходил в центр города автобус, вела довольно широкая дорога. Высокий непроницаемый бетонный забор крекинг-завода был с одной ее стороны, с другой – толстая труба теплотрассы, за которой виднелись какие-то дачные участки, желтевшие листвой в это осеннее время года плодовые деревья. Вокруг было пустынно и, можно сказать, тихо, если не считать равномерного гудения крекинг-завода за бетонной стеной, воспринимавшегося как сама тишина. День был почти такой же прекрасный, как вчерашний, теплый, солнечный, только теперь на небе клубилось некоторое количество пушистых облаков, похожих на клочья белой ваты. Не без удовольствия ощутила я эту тишину и покой практически в центре промышленного района города рядом с одним из самых грязных и экологически вредных предприятий, какие только могут быть…