Лебединая верность - Андрей Дементьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пока мои дочери молоды…»
Пока мои дочери молоды,Я буду держаться в седле.А все там досужие доводыО годах… – оставьте себе.
Пока мои внуки готовятсяПодняться на собственный старт,Я мудр буду, словно пословица,И весел, как детский азарт.
И пусть им потом передастсяИ опыт мой, и ремесло…А мне за терпенье воздастся,Когда они вскочат в седло.
«Левитановская осень…»
Левитановская осень.Золотые берега.Месяц в реку ножик бросил,Будто вышел на врага.
Красоту осенней чащиНанести бы на холсты.Жаль, что нету подходящихРам для этой красоты.
А холодными ночамиИстерзали лес ветра.
Всё у нас с тобой вначале,Хоть осенняя пора.
«Ты любил писать красивых женщин…»
Александру Шилову
Ты любил писать красивых женщин,Может, даже больше, чем пейзаж,Где роса нанизана, как жемчуг…И в восторге кисть и карандаш.
И не тем ли дорого искусство,Что с былым не порывает нить,Говоря то радостно, то грустноОбо всем, что не дано забыть?
И о том, как мучился художникВозле молчаливого холста,Чтобы, пересилив невозможность,Восходила к людям красота.
Сколько ты воспел красивых женщин!Сколько их тебя еще томят…Если даже суждено обжечься,Жизнь отдашь тыЗа весенний взгляд.
Потому что в каждый женский образТы влюблялся, словно в первый раз.Буйство красок – как нежданный возглас,Как восторг, что никогда не гас.
Всё минует…Но твою влюбленностьГениально сберегут холсты.И войдут в бессмертье поименноВсе,Кого запомнил кистью ты.
Строфы
«Будь здорова… Сегодня и завтра…»
Будь здорова…Сегодня и завтра.Будь здороваВо веки веков.И вдалиОт безжалостной правды,И вблизиУтешительных слов.
«Как немыслимы без берега…»
Как немыслимы без берегаДаже малые моря, —Так без твоего доверияНевозможна жизнь моя.
«Может быть, я неласковый сын…»
Может быть, я неласковый сын,Что ОтчизнеПризнаний не множу.Но слова,Словно шорох осин…Мне молчание лесаДороже.
Письма
Любовь свой завершила кругВнезапно, словно выстрел.И от мучительных разлукОстались только письма.
Куда бы я ни уезжал,Я их возил с собою,Как будто от себя бежал,Чтоб вновь побыть с тобою.
И, окунаясь в мир любви,В твои слова и почерк,Я годы прошлые своиУгадывал меж строчек.
И труден был тот перевал,Где, распростясь с минувшим,Все письма я твои порвал,Чтобы не мучить душу.
В окне, как в пыльном витраже,Ночной Нью-Йорк светился.На поднебесном этажеЯ вновь с тобой простился.И бросил в ночь, в глухую мглуЗнакомые страницы,И письма бились на ветру,Как раненые птицы.
И унесли они с собойМою печаль и память.А ночь стояла, как собор,И продолжала ранить.
«Меня спасет земля Святая…»
Меня спасет земля СвятаяОт всех хвороб,От всех невзгод…Добро ее мой дух питаетНа полный вздохКоторый год.
Я вознесу молитву Богу:«Спаси нас и помилуй нас…»Еще не кончилась дорога.И впереди нелегкий наст.
Хочу пройти его достойно.И знать, что наша жизнь с тобой —Не суета, не хмарь, не войны,А вечной нежности прибой.
«Люблю шаббат в Иерусалиме…»
Люблю шаббат в ИерусалимеЗа благодать и тишину.Машины, как в застывшем клипе,На сутки отошли ко сну.
И в каждом доме в этот вечерВсе шумно празднуют шаббат.Во взглядах полыхают свечи.Плывет по дому аромат.
Я тоже здесь с друзьями вместеПью ветхозаветное вино.И греет сердце желтый крестик.Мы с ним сегодня заодно.
Ведь Бог един… Какой бы верыМы ни придерживались впредь,Нам не уйти из общей сферы:За жизнью – смерть,За жизнью – смерть.
Люблю библейские субботы.Живу легко и не спеша.Одни мечты в нас и заботы.Едины Небо и душа.Мы получаем жизнь от Бога.И всех роднит Всевышний дар.Христос когда-то в синагогахМолитвы древние читал.
И не традиции нас разнят,А сами разнимся мы в них.Встречаю я всеобщий праздникСреди друзей и древних книг.
«Осень вновь в права вступила…»
Осень вновь в права вступилаУ зимы посредником.Ива смотрит в пруд уныло,Шелестит передником.
На пруду, позолоченномЛистьями осенними,Лебедь белый, лебедь черныйВыплывают семьями.
Грустно я смотрю на небоВ бесконечность серости.Ах, как хочется мне снега!Снега первой свежести.
«Всё, что начинается со злобы…»
Всё, что начинается со злобы,Всё потом кончается стыдом.Иногда нечаянное словоМне напоминает бурелом.
Ничего в душе не остается.Как пустырь, заброшена она.И не греет утреннее солнце.И не светит поздняя луна.
Я не знаю, что должно случиться,Чтобы всё забылось и прошло.
Спрячу грусть я в белую страницу.И накрою болью я чужое зло.
Легенда о любви
От толпы и злобы заслонив ее, —Спас Христос Марию Магдалину…И, отторгнув прошлое свое,Грешница пришла к Нему с повинной.
Было в чем ей каяться ЕмуИ чего стыдиться запоздало.Но в душе Марии Он развеял тьму,Чтоб душа отныне не страдала.
Впрочем, может, было всё не так.Просто, как никто, – ее Он понял…А молва о ней – как стершийся пятак,Побывавший в тысячах ладоней.
Веря в милосердие свое,Он сказал:«Тот, кто в грехах невинен, —Тот пусть камнем поразит ее…»
И никто не тронул Магдалину.
Ну, а мне все верится опятьВ светлую и горькую Любовь их.И когда Христос шел умирать,Он вознес те чувства на Голгофу.Сквозь венец терновый на челеВидел Он – брела она босаяПо родной по горестной земле,Именем Его любовь спасая.
Впрочем, может, было всё не так…Но значенья это не имеет.Если всё могло быть только так,Как случилось в той легенде с нею…
«Вдали туман… И в нем – Иерусалим…»
Вдали туман…И в нем – Иерусалим.И облака цепляются за горы.Вот так, наверно, выглядел Олимп.Но мне дороже всех ОлимповЭтот город,Где так давно душа моя живет,Когда я сам в Москве или в поездках…Бежит дорога в тот счастливый год,Когда взошел я на Святое место.
Прошу у Неба подсказать слова,Чтоб их опять с моей любовью сверить.За окнами раскрашена листва,Как будто бы писал ее Малевич.
Спускаюсь вниз я – в суету и шум.Где веером обмахиваясь,ПальмыМолчат в плену своих зеленых дум.И я молчу в тиши исповедальной.
Беловежская Пуща
Изба смотрела на закат,Дыша озерной сыростью.Здесь жил великий мой собрат,Волшебник Божьей милостью.
Он околдовывал зарю,Купавшуюся в озере.Он ей шептал:– Я повторюТвое виденье в образе…
Но, чьим-то именем томим,Не помнил об обещанном,Заря, обманутая им,Бледнела, словно женщина.
И погружался мир во тьму.И сквозь его виденияЯвлялась женщина ему.А может, только тень ее.
Не говорила, не звала,Лишь грустно улыбалась.Наверно, Музою былаИ потому являлась.
«Мы прилетели встретиться с весной…»
Мы прилетели встретиться с весной,Устав от обжигающих метелей.Здесь небо, поразив голубизной,Уходит в ночь на звездные постели.
Мы прилетели встретиться с весной.С весельем птиц над юными цветами.И с музыкой ветров, и с тишиной,Когда в закате краски тихо тают.
Зима осталась где-то далеко.И лишь луна глядит на нас просяще…А на душу приветливо леглоПредчувствие вернувшегося счастья.
Но, вырвавшись из тихой синевы,Мы скоро возвратимся и осилимПоследние неистовства зимы,Чтоб вновь в себе почувствовать Россию.
Москва – Иерусалим«Я хотел писать лишь о любви и верности…»
Я хотел писать лишь о любви и верности…Но пришлось забыть мне замыслы свои.Столько накопилось в мире мерзости,Что не мог писать я больше о любви.
Переполнив душу горем и отчаяньем,Я мечтал всю жизнь начать с нуля.Чтобы зло от наших зорь отчалило,Чтоб от скверн очистилась Земля.
И опять я думаю о Боге,О забытой Господом Земле…
Пожилой «афганец», потерявший ноги,На коляске едет по стране.
Мимо лихо мчатся лимузины.Мимо взгляды на ходу скользят…
Как скользили мимо весны, годы, зимы,Так промчится жизнь —Как равнодушный взгляд.
«Породнился с небом я навеки…»
