Рус. Заговор богов - Вадим Крабов

Стараясь не терять времени, Рус развеял структуру «сети», прикоснулся к голове человека, свалившегося буквально как мешок с костями, усыпил его Духом жизни с наказом «подлечить» и рванул к Леону. Чувство опасности за друга молчало, но Рус давно убедился, что иногда оно могло обмануть или возникнуть слишком поздно. Уже подбегая к правой «башенке», он услышал сигнал рога «Тревога! К оружию!», доносившийся непонятно откуда.

– Это я, Леон! – крикнул Рус перед входом и вбежал в помещение. Друг, тяжело дыша, сквозь прорубленную кольчугу зажимал себе глубокую рану на левой руке. У его ног лежал убитый тиренец. Точнее, типичный эндогорец с вытянутым щекастым лицом оттенком светлее, чем у тиренцев и тем более месхитинцев. В общем, худой Отиг.

– Где второй? – сразу спросил Рус, впуская в друга Духа жизни.

– Он был один, – пожал плечами Леон, коротким кивком поблагодарив Русчика за лечение.

– Ладно, больше никто не сунется.

Ближе к полудню, разыскав координаты Западной заставы, в сопровождении двух телохранителей-этрусков прибыла Гелиния, недавно выучившая структуру «зыбучей ямы». Учинила отцу настоящий разнос. Хвала богам, не при всех – хватило ума укрыться в штабе. Пиренгул оправдывался, как мальчишка (больше играя, поддерживая в дочери уверенность полновластной княгини), и сердце его пело от счастья – хорошую дочь воспитал, настоящую правительницу! Согласился отселиться из города – как только, так сразу: «Обязательно, Гелингин, что я, не понимаю? Два государя – не дело. Отиг построит тоннель, и я сразу шатер в Альвадисе поставлю. Непременно мать заберу! Ну, не сердишься, доча?» Разумеется, «доча» не сердилась. К мужу из принципа не подошла и отворачивалась, когда он пытался заговорить. Рус плюнул и отстал.

Гелиния поднималась на стену, говорила через «громовую раковину» – панцирь моллюска с простенькой структурой Ревущих, – в ответ армия четко, сохраняя ровные ряды, развернулась и неспешным маршем удалилась. Никто из командиров к ней не вышел, словно она была противно жужжащей мошкой, а не княгиней. Сказать, что это обидело Гелинию, – оскорбить истину: она просто рассвирепела. Только отец смог ее угомонить, а не Рус: жена упорно «не замечала» мужа.

После отбытия Гелинии Пиренгул, очнувшийся Отиг, Леон, этрусский полковник Ратмир и Рус собрались на втором ярусе штаба. Пили вино и подводили итоги.

– Ферапонт еще ответит! – горячился подвыпивший князь. – Не выйти к Гелингин, когда она звала, – оскорбление! – Все понимали, что во втором предложении речь шла о безымянном командующем эндогорским корпусом, а не о вышеназванном царе Эндогории.

– Успокойся, государь, – миролюбиво сказал довольный Отиг. – Признают они и Кальварион и твой Альвадис. Дай время. А Гапону не поздоровилось! – Он, знающий всех магистров эндогорского ордена Хранящих, догадался, кто стоял за големом. – В Великие выбился, выскочка! Я ему специально такую структуру подобрал, чтобы по мозгам – как молотом! Сам удивляюсь, как вспомнить удалось… спасибо, Величайшая!

– А что за структура, учитель? – заинтересованно пробасил Леон.

Отиг принялся увлеченно объяснять. Рус прислушался, но был отвлечен Пиренгулом.

– Как ты смог догадаться, зять? – с хитринкой поинтересовался он, намекая на высшее вмешательство. – Или из потоков Силы рассмотрел?

– Нет. Не догадался я по горам пробежаться, – честно признался пасынок. – Хорошо эндогорцы с армией придумали – молодцы. Все внимание к ней было приковано. Но голем уж больно неуклюж: на земле людей старался не топтать, а со стены смело скинул. Эндогорцы же в горах живут? Значит, есть у них скалолазы, а скалы, начиная с пары стадий от стены, узорами не украшены.

– Подожди, сынок, – не согласился Пиренгул. – Какие скалолазы? Отвесная стена и пропасть с милю! А по дну еще и река бурная бежит! – Однако в ответ на ироничный взгляд Руса поправился: – Теперь-то, конечно, знаю, что есть у них такие умельцы. Хм, и не только воины-маги! Гвозди придумали, веревки. Но раньше ни я, ни даже уважаемый Отиг о них и не слышали!

– На то в армии есть секретность! – многозначительно сказал Рус, а Пиренгул нахмурился. Давно думал вызвать сюда Максада, чтобы устроить настоящую службу безопасности, откладывал, полагал, что в засыхающем Тире он пока нужнее, но сейчас решил – вызовет. – Просто я знавал в жизни одного скалолаза немага, который рассказывал о тех веревках. И еще говорил, что ночью и в туман – смерть. Никто в это время и не пробует ходить по скалам, даже обладая ночным зрением и хорошей цепляющей структурой. – Эти сведения Рус почерпнул из памяти воина-мага; того, который возомнил себя «штурвальным». Снял исключительно последний день, глубже не лез. Ему до сих пор становилось плохо: тысячи эльфийских разумов давали о себе знать, не желая укладываться в обычном человеческом мозгу.

– Я и забыл о том человеке, давно это было, а тут все сложилось: день, голем, Эндогория. Вот и все. А «отчим» и так называемый «побратим» мне не помогали. – И одной только этой усмешкой, с которой назвал Бога… не назвал, конечно, но всем ясно, кого он имел в виду, укрепил у Пиренгула мысль о «побратимстве». Кто еще так посмеет? – Я что еще подумал, Пиренгул, может не надо о моем участии знать широким народным массам? Этруски будут молчать, обещаю. Мне и так хватает слухов о том «побратимстве». Люди шарахаются или, наоборот, пристают – надоело.

– Правильно мыслишь, Рус! – поддержал его князь. Без божественной поддержки его победа выглядела гораздо значительней. – Эх, жаль, Эрдоган погиб, я бы ему устроил…

Дело в том, что опрос выживших воинов показал чудовищное нарушение – секретную последовательность камней для открытия врат знали половина воинов. Сотник ввел «ротацию постов», которая, по его мнению, повышала боеспособность. Разведчики наверняка поймали первого попавшегося, тот и выложил им все. Один лазутчик, благодаря Русу выжил, но пока находился в беспамятстве. Позже Отиг наберется сил и сломает ему блокировку памяти, а пока пусть поспит.

– Пришла пора, Рус, приглашать сюда Целителей и… Максада. Сколько еще эндогорских скало… лазов выжило – неизвестно. Говоришь, не можешь снять блок?

– Я не магистр, – поскромничал зять. Он узнал, что кодовая последовательность, по счастью, была известна только двоим: воину-магу, убитому Леоном, и единственному пленнику. Когда Рус прочувствовал строжайшую эндогорскую дисциплину, секретность, возведенную в абсолют, подозрительность ко всем, в том числе и к товарищам по оружию, презрение к тиренцам и грязным рабам, активно насаждаемое в армии, ему стало жаль этих умелых воинов. Не повезло им с царем, от него шли эти неоднозначные нововведения – воин-маг Текущий по имени Ниротон постоянно рассуждал об этом. Весь выживший состав тирской сотни посадили под арест – к ним не подобраться, так что с ними и с остальными семью диверсантами, среди которых остался только один склонный к Силе, вовремя отставший от напарника, пусть разбирается Максад. Давно ему сюда пора.

В городе объявили праздник – первый в истории человеческого Кальвариона. Гелиния расщедрилась и выставила народу каганского вина, фруктов, сладостей и тирские мясные закуски, ради которых повелела забить чуть ли не половину казенных борков и овцебыков. Грация на Фонтанной площади устроила торжественную службу при стечении едва ли не всего, тогда еще невеликого населения княжества. Тиренцы, бывшие рабы (в основном эндогорцы) и даже суровые этруски устроили множество импровизированных концертов с использованием каганских инструментов: разновеликих труб и струнных, напоминающих Русу земные гитары и скрипки с великолепным звучанием. Танцы, веселье длились всю ночь, и главными героями были этруски, Отиг и Пиренгул. По договоренности с князем роль Руса с Леоном скромно умалчивалась.

В Кальварионе Рус погостил у Леона, куда не забыл позвать «великого борца за процветание Тира» Андрея. Друзьям пришлось защищаться от его кулаков, и хитрый Текущий выбил-таки у Руса обещание помочь ему с тем самым «процветанием», то есть ходить по тирским степям и добывать воду. «А то вы тут с эндогорцами развлекаетесь, а я там один скучаю!» – таков был его неоспоримый довод.

Вечером все вместе погуляли на празднике. Первым домой заторопился Андрей: «Сто лет жену не видел! Я, между прочим, чуть ли не до отката каждый день работаю, Силы на возврат домой не остается! Каналы гудят, что пчелы на пасеке!» Оправдался перед товарищами и был таков. «Старый» Леон тоже ушел бы, но не хотел бросать Русчика. А тот от души веселился, подпевал музыкантам, много пил и старался оставаться неузнанным. Ночью, в мерцающем пламени факелов, в мягком свете из окон домов, в цветном отблеске крыш это было нетрудно. Лишь под утро друзья расстались. Каждый пошел к себе. Рус направился не в Кушинар, а во дворец. Соскучился по жене.