Враги - Дмитрий Шидловский

— Слушай, — быстро проговорил Павел, — может, Дмитрию Андреевичу записку черкнешь? Я передам.

— Нет, спасибо, — улыбнулся Алексей, — у нас через неделю отпуск, пять дней. Разрешена поездка домой, с оплатой проезда за счет казны. Я его сам навещу. Письмо ему позавчера послал. Ты сам-то его часто видишь?

— Конечно. Раз-два в неделю.

— Завидую. Как он? Мне он все больше пишет о своих научных изысканиях.

— Новый адрес его ты знаешь? Дмитрий Андреевич снял двухкомнатную квартирку с мебелью и помещением для прислуги. Живет как барин, с горничной. Похоже, с ней и живет. Видная такая барышня. Жалование библиотечное, конечно, не ахти, я сейчас больше получаю. Но он выпустил цикл статей по истории, вызвавших скандал. Теперь его часто приглашают читать лекции в разные научные общества. В общем, жизнь бьет ключом.

— Это он любит, скандалы вызывать, — улыбнулся Алексей. — А вообще, он молодец.

Они замолчали.

— А знаешь, — после минутной паузы произнес Павел, — ты стал заправским офицериком. Правда. Ты зашел, я аж остолбенел. Выправка, взгляд надменный — белая кость, голубая кровь и все такое.

Алексей смутился. Впервые он взглянул на Павла не как человек двадцать первого века, а как курсант Императорского Морского корпуса выпуска тысяча девятьсот пятнадцатого года, и ужаснулся. Перед ним сидел рабочий паренек, ничем особо не отличавшийся от тех, кого Алексей постоянно видел на улицах, и, как он понял теперь, тех, кем придется командовать, когда, получив офицерские погоны, он окажется на корабле. Внезапно он ощутил между собой и Павлом стену отчуждения и испугался.

— И как ты думаешь дальше жить? — произнес он вдруг. — Так и будешь паровозы гонять?

Павел улыбнулся и с видом человека, обладающего сокровенным знанием, понизив голос, произнес:

— Я-то знаю, как я дальше буду жить. А вот ты как? Ты же понимаешь, всего два с небольшим года осталось…

— Вот я и постараюсь, чтобы через два, и двадцать два, и двести двадцать два года все по-другому было, — перебил Алексей.

— Не дури, — покачал головой Павел. — Историю не переделаешь. А уж революцию тебе точно не остановить. Российская империя прогнила. Ее конец предрешен.

— Предрешен, — кивнул Алексей. — Но кто сказал, что на ее месте обязательно должен возникнуть коммунистический монстр? Есть и другие пути. Демократический, к примеру.

— Опять ты за свое, — тяжело вздохнул Павел. — Тысячу раз говорено.

— Говорено, — снова кивнул Алексей. — Не понимаю твою упертость. Ты же знаешь, что происходило в нашем мире и чем это закончилось. Конечно, твои родители всю жизнь были преподавателями научного коммунизма. Я понимаю, в Советском Союзе это была элита. А я вот из семьи инженеров. Разумеется, в девяностых годах моим тоже пришлось несладко, но какая убогая жизнь в СССР была, они мне достаточно подробно рассказали. Неужели ты хочешь, чтобы в этом мире все произошло точно так же? Я уже не говорю о лагерях и расстрелах. Ах, извини, ты же их не признаешь.

— Да, не признаю, — запальчиво произнес Павел. — Масштабы так называемых репрессий сильно завышены, и коснулись репрессии только тех, кто действительно боролся против советской власти. А коммунизм… Прости, я борюсь за него не потому, что мои родители жили в хорошей квартире и имели машину. Это здесь ни при чем. И я думаю, не коммунистическая партия виновата, что твоя семья жила в коммуналке и ездила на трамвае. Вообще, нельзя все сводить к материальному… Хотя, мне кажется, именно это ты постоянно и делаешь. Пойми, коммунизм — единственный светлый путь, который даст подлинную свободу народам, даст достойную жизнь всем людям, а не кучке избранных.

— А я так не считаю, — печально вздохнул Алексей. — Все бы хорошо, если бы речь шла только о теоретических спорах. Только знаешь что, Паша? Меньше всего мне хотелось бы, чтобы мы с тобой когда-нибудь встретились в бою друг с другом. Помнишь, что говорил тот знакомый Дмитрия Андреевича. Только сейчас я понимаю, что он был прав. Нам нельзя допустить этого, Паша.

Павел машинально дотронулся до револьвера, спрятанного во внутреннем кармане пиджака. Это движение не укрылось от Алексея. В последние дни мичман Костин немало потратил времени на то, чтобы его ученик безошибочно определял, вооружен ли его собеседник. «Черт, — подумал Алексей, — он при оружии, значит… Значит, все очень плохо. Я провожу часы в тире, чтобы метко стрелять в таких, как он, он носит оружие, чтобы не промахнуться в такого, как я. Господи, ну почему все так глупо? Ведь я не хочу ему зла. Мы же с ним друзья. Неужели неизбежно, чтобы идеологические расхождения сделали нас врагами?»

— Конечно, Леша, — натянуто улыбнулся Павел. — Мы же друзья.

— Друзья, — улыбнулся и Алексей, но внутренний голос уже настойчиво твердил: «Перед тобой человек, решивший встать на твоем пути с оружием в руках. Человек, который неизбежно станет твоим личным врагом. Бойся его, беги от него. А если не сможешь убежать — убей, чтобы не быть убитым самому»

— Пора, — засуетился Павел. — Скоро отправление, а мне надо еще в одно место успеть. Рад был тебя увидеть.

— Спасибо, что зашел, — поднялся со стула Алексей.

— До встречи в Питере. — Павел крепко пожал руку друга.

Он подошел к вешалке, натянул полушубок, надел шапку, подмигнул Алексею и двинулся к выходу. Глядя ему вслед, Алексей с ужасом подумал: «А ведь мне придется расстреливать их пачками. Может, не его расстреливать, но таких, как он. Прав ли я? Могу ли я? В тысячный раз задаю себе этот вопрос. А сколько жизней они заберут, если их не остановить? Нет, я буду стрелять».

Выйдя из здания Морского корпуса, Павел быстрыми шагами пошел в противоположную сторону от порта. Идя мощенной булыжником улицей, присыпанной январским снежком, по которой проносились пролетки или с грохотом колес неторопливо катили ломовые повозки, он думал: «Типичный провинциальный город империи… пока. Что дальше? В моем мире, потом, он будет столицей типичного буржуазного государства. Столица захолустной страны, ничего не значащая в мире и пляшущая под дудку капиталистических воротил, — какая печальная судьба. Но я постараюсь этого не допустить. Здесь это будет столица Финляндской Советской Социалистической Республики. Господи, какой восторг, какое счастье, что я попал в этот мир. А ведь вначале боялся, дурак. Как же я сразу не увидел богатейших возможностей, которые мне открывает этот случай? Я могу многое изменить. Если повезет, я даже смогу предотвратить падение коммунизма в конце века. Стоп, что значит — повезет? Я решил, и я сделаю. Нет, не то. Я сделаю все, чтобы коммунизм победил на Земле еще в первой половине двадцатого века.

И тогда… Господи, я даже не могу представить, что будет тогда. Ни Второй мировой, ни холодной войны. Свободное развитие человечества, всеобщее счастье. Я сделаю это, я добьюсь… Вот только Лешка, с которым я только что расстался, не хочет этого. Почему? Он заблуждается, это ясно. Но ведь скоро начнется революция, и тогда… О боже! Но я не хочу этого. Я не хочу воевать с ним, он же хороший парень, умный, добрый. Нет, все будет нормально, все образуется, он поймет. Все будет замечательно».

За этими рассуждениями он и не заметил, как ноги сами принесли его к нужному месту. Расположенный на окраине Хельсинки трехэтажный доходный дом ничем не отличался от других, столь же неприметных зданий, но для Павла это был главный дом в Хельсинки. Привычно взбежав на второй этаж, он подергал ручку звонка. Через несколько секунд за дверью раздались шаги, и мужской голос шепотом произнес:

— Кто?

— Я по поводу ремонта швейной машинки, — назвал Павел слова пароля.

Тут же лязгнул засов, и на пороге возник полноватый человек с маленькими, аккуратно постриженными усиками. Он был в костюме-тройке и штиблетах.

— Проходите, — широко улыбнулся он. Павел попятился, на спине выступил холодный пот. В том, что на конспиративной квартире его встретил незнакомый человек, не было ничего удивительного. Но этот человек не произнес условленного отзыва, и это было опасно.

— Что же вы? Заходите, — повторил мужчина, делая шаг вперед и освобождая Павлу проход.

— Я сейчас… Я ошибся, прошу прощения, — пробормотал Павел и тут же развернулся и опрометью бросился вниз по лестнице.

— Стоять! — Голос сзади грохнул как выстрел. — Полиция!

За спиной у Павла по ступеням загрохотали ботинки преследователя. Стараясь не замедлять бега, Павел сунул руку за пазуху и нащупал рукоять револьвера. Пробегая по площадке, он вынужден был приостановиться для разворота, и в этот момент преследователь налетел на него, с силой толкнул к стене. Стараясь обездвижить Павла, он изо всех сил пытался вытащить из-за пазухи его правую руку. Отчаянно сопротивляясь, Павел все же сумел дотянуться до рукоятки спрятанного в кармане пистолета, взвести его и, извернувшись, выстрелить в противника через одежду. Мужчина вскрикнул от боли и отпрянул. Пуля пробила ему руку у локтя. Павел сделал шаг к лестничному пролету и остановился. Внизу, прямо на его пути, стояли двое мужчин в штатском, наставив на него револьверы. Сверху спускался еще один человек, в костюме-тройке, с револьвером в руке.