Еще одна блондинка - Сандра Мэй

– Я сказала, не надо вешать мне лапшу на уши. И опекунов мне тоже не надо. Я большая девочка.

– Сожалею, но законодательство в данном случае говорит другое.

– Мне на... плевать, что там и кто говорит. К Кошелке я не вернусь. Суперпупс сам умрет при одной только мысли о том, что я опять буду под его присмотром. Тебя... вас я не знаю и знать не хочу. И с какого перепуга я должна ехать в какую-то Англию с незнакомым фраером? Может, вы меня собираетесь запереть в замке и растлить?

– Что?!

– Что слышали. У меня здесь своя компания...

– Малолетних хулиганов.

– А не ваше дело. Мне с ними нравится.

Джон прищурился, и в синих глазах зажегся опасный огонек.

– Послушайте, если вам семнадцать, то в здешнем обществе вы – самая старшая.

– Фи, дяденька, как неприлично! О возрасте женщины говорить некрасиво. Это тайна, которую она уносит с собой в могилу.

– И будьте уверены, могила вас ждет очень скоро. Вам уже пора переходить в следующую группу, а оттуда путь на небеса превращается в финишную прямую.

– Ох, красиво заливаете, жаль, сегодня не воскресенье, а мы не в церкви. Я не проститутка, если вы на это намекаете.

– Вы ею станете, мадемуазель Арно, если будете продолжать подобный образ жизни. А даже если и не станете – в тюрьму попадете все равно.

– Это за что это?!

– За воровство. Или скажете, что не знаете, о чем я говорю?

– Ничего я вам не скажу, и вообще – шли бы вы отсюда. Неровен час, испачкаете костюмчик или своими шикарными колесами вляпаетесь в крысиное дерьмо. Я с вами не еду.

– Дядя Гарри...

– Не тычьте мне в нос своим дядей Гарри! Вы когда с ним виделись последний раз? Разоваривали? Писали письмо? Сейчас не девятнадцатый век, а я – не олигофрен. Просто и ваш дядюшка, и вы сами волнуетесь за свои деньги! Еще бы – такой широкий жест, мильёны долларов бедной сиротке, какая досада, что она наверняка начнет их спускать не по делу. Вот вы и прискакали со своим опекунтвом. В глазах всех Суперпупсов и Кошелок – Загородный герой, денежки под присмотром, а там – мало ли что там дальше может случиться. Поем в вашем замке грибного супчика...

– Прекратите, вы! Хватит нести бред!

– Не нравится – чешите отсюда. Да, кстати, мильёны тоже можете забрать. Обойдусь.

– Последний раз спрашиваю: вы едете со мной?

Зеленоглазое чудовище поманило Джона пальчиком, и он машинально наклонился к ней. Ростом девчонка была ему чуть ниже груди...

И тут она ему подробно и очень спокойно объяснила, куда, каким образом и с какой скоростью он должен идти вместе с деньгами, Англией и своим опекунством.

Пару секунд Джон стоял на месте и просто смотрел на этот маленький ротик – впрочем, нет, ротик был не маленький, совершенно нормальный и даже очень симпатичный. Розовый такой... чувственный, можно сказать. Если бы не слова, которые только что вырвались из этого ротика.

Через пару секунд холодное презрение хорошо воспитанного человека победило шок, и Джон Ормонд процедил сквозь зубы:

– Что ж, мадемуазель сделала свой выбор. Она желает оставаться в сточной канаве и продолжать зарабатывать на жизнь умыканием чужих кошельков. Увы, ничего подобного я лично предложить мадемуазель не могу. Позвольте откланяться.

Он развернулся и пошел прочь, чеканя шаг. Кто-то из подростков изловчился и подставил Джону ногу, и молодой граф Лейстер с мстительным наслаждением наступил на нее всем своим весом. Разочарованный вой несся ему в спину, и неожиданно Джон почти воочию представил их всех в образе бродячих, шелудивых, трусоватых и злобных дворняжек.

Вздор. Каждый должен заниматься своим делом. Жить своей жизнью. Возможно, дяде Гарольду приспичило заниматься благотворительностью от недостатка ощущений, но Джон не умеет и пока не испытывает к этому благородному занятию никаких склонностей. Есть опекунские советы, есть пансионы для таких, как Жюльетта Арно, там работают профессионалы, умеющие работать с подростками, вот пусть они ею и занимаются!

Память совершенно некстати подкинула воспоминание. Когда «Благотворительный фонд Ормондов» начал свою деятельность пять лет назад, Джон впервые встретился с этими самыми профессионалами. Он был уже взрослым, успешным и уверенным в себе мужчиной, боссом огромной компании – и все же встреча с инспектором по делам несовершеннолетних, мисс Хайтекстон, повергла его в состояние, близкое к панике. Пожалуй, именно тогда Джон Ормонд понял, что творилось в концлагерях во время Второй мировой. Он с содроганием рассматривал тогда влажные пятнистые стены, мутные стекла, забранные решеткой, колючую проволоку, щедро увивавшую ограду неказистого здания. И еще детей. Таких же точно детей, озлобленных, враждебных, сквернословящих и курящих дешевые сигареты...

С тех пор он исправно перечислял крупные суммы на счета разных приютов, потому что считал, что глупо пытаться осчастливить сразу всех, нужно оказывать конкретную помощь конкретным людям. Но в приюты больше не ездил. Никогда.

Джон упрямо тряхнул головой, отгоняя неприятное воспоминание, и решительно подхватил мэтра Жювийона под руку.

– Пойдемте.

– Но... девочка...

– Девочка уже большая, она так сказала, и у меня нет повода ей не верить. Возможно, она просто молодо выглядит. Лично я за всю свою жизнь не слышал столько ругательств, сколько она выдала за три секунды. К тому же она не хочет ехать.

– Но, дорогой мой... Так нельзя!

Джон остановился и сурово посмотрел на расстроенного мэтра.

– Мне что, перекинуть ее через плечо и увезти силой? Она не ребенок, мэтр! Меньше чем через год она сможет голосовать и быть избранной.

– Но вы...

– Да, я подписал бумаги, я ее опекун. Не волнуйтесь, ни один сантим, цент или пенс из ее доли наследства не пропадет, я лично буду следить за счетами, которые придут из пансиона...

– Какого пансиона?

– Для трудных подростков, куда ее отправит опекунский совет, раз она категорически не хочет ехать со мной.

– Мсье Ормонд...

– Мэтр?

– Вы обещали. Я слышал. Вы обещали дяде. На кухне.

– Это была минутная слабость. Я расчувствовался и представил себе милое дитя в кудрях и фартучке, которое останется совершенно одно перед лицом жестокой жизни. Что же делать, если на самом деле милое дитя может скрутить эту самую жизнь в бараний рог?

Лицо мэтра выражало досаду и озабоченость, Жан Клош спокойно курил в сторонке, сплевывая в воду и завороженно следя за рейфом плевков по течению. Джон почувствовал, что с него на сегодня достаточно.

– Поехали, мэтр. С вашего позволения, из вашего офиса я свяжусь с инспекторами...