По следам большой смерти - Виталий Сертаков

Летчики кричали, что им нигде не дают посадки, что на борту женщины и дети. Они умоляли их принять и клялись, что среди них нет зараженных. Но Васильев не стал слушать. Он сказал, что отвечает за жизнь двух тысяч человек, среди которых тоже немало детей. Охранники на вышках развернули пулеметы и ударили по топливным бакам летучих грузовиков. Тех, кто успел выскочить и бежал в степь, затравили на джипах, как волков. Затем полковник распорядился перекрыть обе дороги, а на территории городка разбить огороды. Коммуна готовилась к длительной осаде, но нападений не последовало, не считая редких вылазок местных крестьян. Спутниковое телевидение сначала передавало классическую музыку, затем остались одни помехи. Закрытые линии связи молчали. Родине стало не до Госрезерва.

Они зимовали в хранилищах, питались консервами, охотились в степи и даже нападали на крестьян в окрестностях Оренбурга. Они держали круговую оборону и не подпускали к запасам пищи толпы одичавших горожан. А спустя шестьдесят шесть лет после Большой смерти произошло событие, изменившее привычный уклад.

Что-то случилось на юге, и степь умерла за одно лето. Южные склады стояли заброшенные, старики запрещали к ним приближаться. Немногие пережившие Большую смерть, вспоминали, что раньше для посещения южных складов требовался специальный допуск. Когда-то южные склады охраняли гораздо тщательнее, но охрана потеряла смысл, поскольку под землей две системы катакомб соединял восьмикилометровый тоннель. Осенью людей поразила неизвестная зараза, женщины начали рожать уродов, а снизу пошел противный сладкий запах. Тогда старики повелели тоннель засыпать. Выходить наружу тоже стало небезопасно. За зиму погиб скот, весной не вернулись перелетные птицы. Когда охотники осмелились выйти, их глазам предстало сплошное море мхов цвета лаванды. За мхами, куда ни кинешь взгляд, пузырилось и стонало Желтое болото.

Легенды шептунов сообщали, что в ту весну погибло от мора больше половины жителей. Уцелевшим пришлось научиться собирать росу и питаться насекомыми. Зато окончательно прекратились набеги кочевников и горожан. Постепенно внуки военных забыли язык и сами превратились в дикарей. Они научились жить в кругу пожарища, не приближаясь ночью к прожорливым Желтым топям. Ценой многих смертей они выяснили, что можно употреблять в пищу из растущего и ползающего в фиолетовых мхах. Шептуны изменялись, не замечая этого, и понятия не имели, что происходит во внешнем мире. Внешний мир для них ограничивался болотами. Самые храбрые охотники, отважившиеся пересечь трясину по древним дорогам, задыхались от чистого воздуха и возвращались смертельно больными. Однако продолжительность жизни, сократившаяся лет до тридцати, начала постепенно увеличиваться. Люди выиграли бы борьбу за существование, если бы не новая напасть.

Снизу, из ядовитых южных складов, из паутины недостроенных шахт, пришли безглазые демоны, вытеснив шептунов на поверхность. Шептуны яростно сражались, отстаивая свои жилища и остатки окаменевшей пищи, свои подземные скотоводческие фермы и колодцы с чистой водой. Самое удивительное, что белые бесы не увлекались людоедством и не пили вина из черепов врага. Всех захваченных в плен они относили в нижние тоннели и бросали в грязь.

Силы оказались неравны. На тот момент, когда Анна Третья приземлилась в центре поселка на своем драконе, в живых осталось не больше трех сотен шептунов. Их медленно добивали солнце и сладкие туманы, им приходилось жить в пещерах на склонах холмов. А безглазые плодились с ужасающей скоростью. Никто не знал, сколько их там внизу и как далеко они прорыли свои норы. На несколько месяцев установилось шаткое равновесие, а затем твари начали вылезать на поверхность. В безлунные ночи они безбоязненно бродили по болотам, жрали червей и мелких грызунов, воровали детей из землянок. Едва занимался рассвет, демоны спешили назад в убежища. Когда шептунам удавалось поймать зазевавшегося беса, они не отказывали себе в удовольствии помучить его, привязывали его и смотрели, как солнечные лучи превращают кожу врага в незаживающую язву…

– Плохо дело, господин, - подытожил чингис. - Здеся мы их полтыщи положили, а выходить, ишо немерено попряталось…

"Плохо не это", - думал Артур, разглядывая трупик одного из безглазых детенышей. Добросовестные гвардейцы зарубили взрослую самку и вместе с ней - троих ее детей. Крошечная девочка неопределенного возраста пыталась спрятаться на груди у матери, одной длинной лапкой уцепившись за ее шею. В левой лапе маленькая самочка сжимала кривую деревяшку, обмотанную пучками травы и тряпками.

Артур наклонился и кинжалом разжал цепкие пальцы. На ладони у нее лежала кукла. Грубо выполненная, без лица, но с большими ушами и короткими кривыми ножками.

– Плохо другое, - вслух повторил президент. - Эти мутанты напали на шептунов не от хорошей жизни. Их самих что-то вытеснило из южных складов…

– Это всё химия! - авторитетно произнес умное слово чингис.

– Это уже не химия, капитан. Тащи сюда летуна, самого сильного. Мне срочно нужна связь с Хранителями.

5. СОРВАВШАЯСЯ СДЕЛКА

– На первый вопрос я тебе ответил. - Исмаил подкинул дров в очаг. - Когда Бердер поедет пить горячую водку к косоглазым братьям, он передаст твою просьбу.

– А когда он поедет пить водку?

– Клинок, ты стал нетерпелив, как глупый мальчик! - Хранитель укоризненно покачал головой. - Когда начнется осенний праздник урожая, китайские братья пригласят нас к себе. Или не пригласят, это их право,

Хранитель памяти перевел внимательный взгляд с брата на Артура, затем кашлянул и попытался разрядить обстановку.

– Ты продал всю добычу немцам и полякам? - удивился Кристиан.

Валдайский отшельник в неделю произносил не больше десятка слов, а уж добиться от него связной фразы было настоящим подвигом.

– Нам нужны деньги, - сдерживая нетерпение, пояснил Артур. - Нам нужны деньги и солдаты. Двадцать тысяч пеших штыков и, как минимум, десять тысяч конницы.

– Наемники готовы пойти с тобой на юг? - Исмаил разлил по кружкам травяной чай. - Раньше ты верил, что наберешь достаточно русских.

– Ты говорил слова "обязательный призыв", - усмехнулся в усы Хранитель памяти.

– Я посоветовался с Думой, - Коваль отхлебнул душистый напиток. - Для нашего дела призыв не годится. Дружина должна быть добровольной.

– Немного найдется ковбоев, готовых бросить свои огороды.

– Пусть так. Я говорил с епископом Варшавским и бургомистром Берлина. Я встречался с датчанами, норвегами и президентом Нового Хельсинки. Я делал подарки в Киеве и Екатеринбурге. После продажи моторов и станков нам хватит денег на сорок тысяч солдат. На два года кампании. Иноземцы пойдут первыми, а наши добровольцы - следом. Еще двадцать тысяч.