Маленький Диккенс(Биографическая повесть) - Чацкина София Исааковна

Улица, где стоял дом, была тихая. Иной раз на ней не было ни одной живой души. Здесь жили переплетчики и книгопродавцы, прачки, портнихи и портные. На окнах зеленые ставни, на дверях хорошо вычищенные медные дощечки и молотки.

Хозяева квартиры были хорошие люди. Когда Чарли был болен, они ходили за ним как за родным, и ему жилось здесь лучше, чем у старухи Ройлэнс, но как-то слишком уж тихо и однообразно. Зима шла к концу, стало теплее, хотя лили дожди и туман по-прежнему окутывал город. Чарли стал поздно приходить домой и вечером, после работы, подолгу шатался один по улицам.

Огромный город неудержимо манил и притягивал мальчика. Как раньше он бегал по всей тюрьме, все выглядывая и узнавая, так теперь шагал по огромному городу. Хотел его знать, как знал тюрьму.

Тесные, закупоренные колодцы-дома тянулись на целые мили кругом. Мрачные, черные, высокие. Чарли любил заглядывать в окна. Кто жил там за освещенными окнами? Какие это были люди? Как они двигались, ходили, говорили? Добрые они были или злые, счастливые или несчастные? Он много думал о людях. Ему хотелось все про них знать. А где же можно было увидеть больше людей, чем на улицах! И столько разных людей! Не беда, что они незнакомые, что с ними редко удавалось поговорить. Можно было идти за ними вслед, шмыгнуть в лавку, где они что-нибудь покупают, увидеть дом, где живут, или куда ходят в гости. Если хорошенько постараться, можно понять, о чем люди думают, почему печальны или веселы, сообразить, куда спешат, зачем спешат, кто их ждет. И ждет ли их кто-нибудь?

Одинокие люди больше всего привлекали мальчика. Он знал, что им всего тяжелее и жалел их. Он любил одиноких, худых, сморщенных желтых старичков. Они плелись с растерянным видом, точно оглушенные и напуганные уличной суматохой. Такие старички — всегда маленькие старички. Может быть, когда-нибудь и были большими, а теперь съежились и стали маленькими. Пальто на них всегда особенные, каких никто не носит. На этих пальто большие тусклые пуговицы, не такие как у всех. Старички носят измятые и вытертые, но жесткие шляпы. Шляпы плохо держатся у них на голове.

Дома, где они живут, такие же ветхие, печальные, расшатанные, как и они сами.

По вечерам, в праздники, Чарли замечал, что его старички плелись неуверенной походкой, и глаза их светились мутным блеском. Это значило, что старички пьяны.

Чарли немного вырос, голос его стал грубее. На фабрике и в тюрьме привык к площадной брани. Теперь он смелее заходил в кабачки.

Был кабачок недалеко от фабрики на мрачной, глухой улице. Раз Чарли зашел туда. Он сидел там долго, пил пиво и глядел в окно на высокие угрюмые черные дома по ту сторону улицы. По временам какое-нибудь лицо появлялось за грязным стеклом и сейчас же пропадало в сумраке. Небо было хмурое, лил дождь и прохожие шли поспешно, безнадежно поглядывая на небо. Дождь лил все сильнее — тяжелыми, крупными каплями Мокрые зонтики, забрызганные грязью подолы. Потом приходил фонарщик и зажигал фонари на улице. Пламя ярким языком вспыхивало в одном фонаре за другим, как будто спрашивая: зачем освещать такую безобразную картину?..

Вдруг в кабачок вошла целая компания мальчиков. Они сели в самый дальний угол, потребовали водку и закурили большие трубки. Совсем как взрослые. Громко смеялись и бранились, потом заговорили вполголоса. Видимо боялись, что их услышат.

Мальчиков было трое. Один был года на два старше Чарли, с маленькими, юркими глазками. Одет он был в длинную куртку с отвороченными рукавами — словно с чужого плеча. Он сидел за столом, засунув руки в карманы полосатых штанов. Другие были моложе.

Чарли подсел к ним поближе. Они не обращали на него внимания. Чарли слышал, как большой мальчик спросил товарищей:

— Каково охотились нынче? Велика ли добыча?

— Отличная была охота, — сказал самый младший.

— Да, поработали-таки, — добавил другой.

— Тебе что попалось? — спросил маленького старший мальчик.

— Золотые часы, — ответил маленький шепотом. Они зашептались, тесно придвигаясь друг к другу, и Чарли больше ничего не мог разобрать.

Потом младшие ушли, а старший остался. Он курил трубку и, как видно, скучал. Наконец позвал Чарли.

— Иди сюда! Что ты вечно сидишь один? Одному скучно. Познакомимся.

Чарли подсел к нему.

— Ты голоден и устал, молокосос? — спросил большой мальчик. — Ты наверное работаешь на фабрике?

Чарли ответил утвердительно.

— Родители у тебя есть?

— Есть, — сказал Чарли.

— Почему же они заставляют тебя работать?

— Отец в тюрьме. Мы очень бедны.

Чарли никому этого не говорил и сам не понимал, как это он вдруг признался.

— Эге! — большой мальчик выразительно свистнул и глубоко засунул руки в карманы. — Сынок пойдет по той же дорожке. Тебе не миновать. Яблоко от яблони не далеко падает. Надоест ведь голодать и работать на других. Деньги у тебя есть?

— Нет.

— У меня нынче тоже плоховато. Осталась одна мелочишка. Ладно, я угощу тебя на все!

Он потребовал еще водки. Чарли водку терпеть не мог и никогда не пил. Но теперь выпил за компанию.

Большой мальчик хотел поговорить о чем-то нужном. Но не удалось. В окне вдруг показался его маленький товарищ и с таинственным видом сделал ему знак рукой. Большой тотчас же встал.

— Ну, прощай пока, — сказал он Чарли. — Будем с тобой знакомы.

Мысль о крестном — корабельном мастере — не покидала Чарли. Пойти к нему в воскресенье нельзя было, отец привык, что сын этот день проводил в тюрьме. Чарли решил сказаться на фабрике больным, чтобы его пораньше отпустили.

Он отправился к крестному в Индийские доки.

Крестный жил подле канала, где был подъемный мост. Мост открывался по временам, пропускал корабли и барки с грузом. Чарли прошел мимо трактиров с разноцветными флагами, мимо платяных лавок с матросскими куртками, клеенчатыми шляпами, парусинными панталонами. За ними были кузницы. Здесь громадный молоток неутомимо с утра до ночи колотил раскаленное железо, выковывал якоря и цепные канаты. Потом канавы, мельницы, опять канавы и, наконец, вода. В воде стояли огромные корабли. Пахло сырым деревом: здесь делали мачты и весла, строили корабли и лодки.

Здесь строили корабли и лодки.

Чарли глядел во все глаза на огромные корабли. Они поплывут в далекие, неведомые страны. Хорошо было бы убежать с фабрики и уплыть на таком корабле.

Вдруг чья-то сильная рука опустилась на его плечо.

— На корабли загляделся, малыш? — раздался знакомый голос. Перед Чарли стоял мужчина огромного роста, с густыми, седыми волосами и добродушным лицом.

Мальчик радостно бросился к крестному.

— Что долго не был? Рассказывай, как живешь? Правда ли, что отца посадили в тюрьму? А тебя мать отдала на фабрику? Люди мне говорили. Я не верил, хотел сам к вам зайти, да заболел, долго пролежал в больнице. Недавно только принялся за работу.

Мальчик рассказал крестному о своем горе и попросил — нельзя ли его устроить юнгой на корабль.

— Ты слишком мал и слаб, — сказал крестный, покачав головой. — Не годишься для морской службы. Ты слаб телом и силен головой, тебе нужно бы поступить в школу, учиться. Я бы тебе помог, да слишком мало зарабатываю, самому едва хватает. Прежде я был сильнее, работал за десятерых, а теперь меня доконала болезнь, силы совсем ушли. Бьешься как каторжный день-деньской, а толку мало. Даже накормить тебя — и то нечем.

Чарли ушел от крестного печальный и голодный.

Да, никто не мог ему помочь. Все, кого он знал, были бедняки. У одних совсем не было работы, их презирали, над ними смеялись, их сажали в тюрьму, словно диких зверей запирали в клетку. Другие, как крестный, тяжело трудились и едва сводили концы с концами. Богатых он совсем не знал, о них только слышал. О них много рассказывали в тюрьме и на фабрике. Возвращаясь от крестного, Чарли зашел в ту часть города, где жили богатые и знатные люди.