Развилка - Василий Сахаров

К счастью в передовом отряде немцев был всего один танк, несколько мотоциклов, два грузовика с пехотой и три бронетранспортера. Эта группа значительно опередила остальные подразделения 8-й танковой дивизии, и комсомольцы смогли ее остановить. Половина этих отважных ребят погибла, но они не отступили. Танк был подожжен двумя комсомольцами, которые закидали боевую машину «коктейлями Молотова» с крыши дома, а пехота и бронетранспортеры после перестрелки откатились назад.

Истребители выиграли полчаса. За это время к разрушенной баррикаде подошел сводный взвод милиционеров, рота рабочих и еще несколько фронтовиков, а старшина собрал трофеи, послал связных к подразделениями на соседних улицах и обзавелся пулеметом…

– Идут, – сказал Захарову молодой боец, услышав приближающийся шум моторов.

– Да, – старшина кивнул, взглядом проследил, как комсомольцы занимают боевые позиции, и поднялся на второй этаж жилого дома.

Захаров засел в обычной квартире, чьи окна выходили на улицу, прикинул сектор обстрела, остался доволен и затих. Жильцы разбежались. Он был один и в этот момент понимал, что, скорее всего, уже не увидит свою семью, жену и детей. Слишком невелики шансы выжить. А еще он думал о том, что мог бы уйти, но не уйдет. Не честно это. Не правильно. Нельзя оставить мальчишек, которые еще не видели жизни. И, наверное, сейчас самый важный момент в его жизни. Возможно, ради него он и появился на свет.

Немецкий MG-34 в умелых руках машинка хорошая, а старшина умел с ним обращаться, и надеялся проредить наступающих фашистов. Главное – не прозевать момент, потому что патронов мало, всего одна лента.

На улице вспыхнула перестрелка. Фашисты получили подкрепления и двинулись вглубь города. Пехотинцы стреляли во все, что внушало подозрения. Они были в авангарде, а за ними шла бронетехника.

Защитники Москвы, следуя указаниям старшины и других фронтовиков, огонь не открывали. Пусть враги подойдут поближе. Но все-таки нервы ополченцев не выдержали и кто-то выстрелил. Попал или нет – неважно. Его примеру последовали другие бойцы, и начался бой.

Опытные немецкие солдаты грамотно давили одну огневую точку за другой, расстреливали опорные точки ополчения из автоматов и забрасывали их гранатами. А если они не могли достать стрелков свое веское слово говорили танковые пушки или пулеметы бронетранспортеров. Фашисты все ближе и ближе. Они уже возле дома, в котором засел старшина. Ополченцы стали отступать и Захаров, выдохнув, прижал к плечу приклад MG, поймал в прицел вражеского пулеметчика в «ганомаге» и открыл огонь.

Оружие задергалось в руках старшины. Но он не промазал. Пулеметная очередь прошлась по открытому бронетранспортеру и свалила двух солдат, стрелка и механика-водителя. После чего Захаров стал расстреливать пехоту. Он бил короткими экономными очередями и старался убить как можно больше врагов. Однако лента закончилась быстро и старшина, бросив пулемет на пол, быстро отступил вглубь комнаты.

Вражеские автоматчики стали расстреливать окно, но поздно. Старшина покинул квартиру и выбежал на лестницу, где находился резерв, несколько комсомольцев, и один из них передал ему винтовку.

Старшина передернул затвор и начал спускаться. Комсомольцы последовали за ним и на первом этаже они столкнулись с немцами. Пехотинцы ворвались в подъезд. Не развернуться, не повернуться, и старшина выстрелил от бедра. Его пуля вошла в грудь вражеского солдата, и он мог бы упасть, однако за его спиной были другие немцы, которые толкали тело мертвого камрада вперед.

– А-а-а!!! – не выдержав нервного напряжения, истошно завопил кто-то из ополченцев за спиной старшины и бросил в толпу врагов противотанковую гранату.

«Дурак! Какой же дурак! Мальчишка! Что же ты творишь?!» – подумал Захаров и плечом толкнул дверь ближайшей квартиры.

К счастью для старшины и еще двух бойцов, дверь была открыта. Они вломились в квартиру, и произошел взрыв. Мощная граната встряхнула дом и с потолка посыпалась штукатурка. Однако старшина с бойцами, в отличие от тех, кто остался снаружи, не пострадали. А когда слегка контуженные они покинули квартиру, то обнаружили только трупы. Комсомольцы и немцы лежали вперемешку среди кусков разбитой лестницы и вывалившихся из стены кирпичей.

– За мной! – подобрав немецкий автомат и сдернув с мертвого пехотинца подсумок, сказал старшина и первым выскочил во двор.

Захаров ожидал, что сейчас примет последний бой и ринулся на улицу. Но здесь, совершенно неожиданно, он обнаружил бойцов Красной армии, не ополченцев, а красноармейцев. Они вели бой с немцами, которые снова отступали, и посреди улицы горела вражеская бронетехника. В штабах все-таки сориентировались, осознали, откуда грозит опасность, и бросили навстречу немцам все, что было под рукой, два батальона мотострелков из 4-й МСД и сводные отряды ополчения.

Фашисты отступили и больше не атаковали. Первый день боев за Москву закончился, и уже ночью старшина Захаров вернулся к полковнику Кириллову.

10.

Рава-Русская. 15.09.1941.

Где-то далеко на востоке кипели кровопролитные сражения. Немцы, несмотря на громкие заявления, не смогли сходу взять Москву и обе противоборствующие стороны бросали в котел все новые и новые силы. Если верить речам Геббельса, немцы уже контролируют всю северо-западную часть города, дошли до Паркового кольца, заняли Химки, Тушино, Кунцево и Фили, под обстрелом Красная площадь, жители радостно встречают германских освободителей и в Москве царит безвластие. А если послушать СовИнформбюро, все наоборот. Немцы несут огромные потери и выдыхаются, горожане массово вступают в ряды ополчения, а доблестные бойцы Красной армии каждый день совершают чудеса героизма. Скорее всего, правда где-то посередине, как обычно.

Что же касательно нас, то занятия в школе продолжались своим чередом и приближался выпуск. Вот только мы никак не могли взять в толк, что ожидает нас дальше. Немцы, с которыми мы могли общаться, были уверены, что война закончится еще до наступления Нового Года. СССР капитулирует и после того как они быстренько дожмут англичан наступит мир, который принесет Третьему Рейху процветание. Следовательно, никакой Русской Освободительной Армии не будет и нас, кто изъявит желание служить Великой Германии, отправят в подразделения вспомогательной полиции, а остальных разгонят. Однако преподаватели придерживались иного мнения, диаметрально противоположного. Они верили, что война продлится долго, не год и не два. Поэтому создание РОА, которое в свете последних событий, немного приостановилось, неизбежно и войны хватит всем.

Иван Сергеевич по этому поводу высказался неоднозначно:

– Это до поры до времени немцы так уверены в своих силах. Погодите, наступит русская зима, они поморозят сопли и начнут понимать, куда залезли. Сейчас у них эйфория, особенно у тех, кто сидит в тылу, и каждый день слушает речи Геббельса. Но скоро она пройдет. Поэтому не забивайте себе голову ерундой…

По моему глубокому убеждению, Иван Сергеевич был прав на все сто процентов и я не отвлекался, впитывал в себя новые знания, хорошо питался, занимался спортом и очень хотел стать сильнее, быстрее и умнее. Что завтра меня ожидает – неизвестно, и пока есть время необходимо готовиться к очередным испытаниям. Я уже не за красных, не за белых, не за немцев, а за самого себя. Минувший месяц очень сильно изменил мое отношение к советской власти в худшую сторону, но я все равно не мог до конца отделить себя от прошлого, в котором было не только плохое, но и хорошее. И как-то незаметно я решил, что пока буду катиться по колее. Куда кривая судьбы выведет, там и буду. Главное – выжить. Остальное пока мимо.

День сменялся другим днем. Наступил выпуск, курсанты сдали зачеты и каждый из нас, невзирая на прежние звания, происхождение, возраст и заслуги, получил чин урядника. Никаких торжеств начальник школы решил не устраивать. Нам выдали немецкие документы и мы отправились в казарму. Я собирался выспаться, однако неожиданно меня вызвали к Ивану Сергеевичу.

Я вошел в пустой класс, увидел Ивана Сергеевича, который сидел за столом и читал какую-то книгу, а затем доложил:

– Господин преподаватель, урядник Погиба по вашему приказанию прибыл!

– Тише-тише, – не глядя на меня, он положил книгу на стол и махнул рукой: – Присаживайтесь, Погиба. У меня к вам есть разговор.

Присев напротив Ивана Сергеевича, я замер. Зачем он меня вызвал? Чего хочет? Сейчас узнаю.

Преподаватель посмотрел на меня и наши взгляды встретились. Я отвернулся раньше и услышал:

– Погиба, у меня к вам два дела. Одно личного свойства. Другое по службе. С какого начать?

Я пожал плечами:

– Без разницы.

– Тогда с личного. Нашелся ваш родственник.

– Какой родственник? – не понял я. – О чем вы, Иван Сергеевич?

– У вашего отца был родной брат, Кондрат. Вы знали об этом?