Вы слышите их? - Натали Саррот

Кончено. Он их предал. Не удержался. Трусливо, чтобы обелить себя, спастись, переложить на них всю вину, он пошел и донес. А теперь слишком поздно, дело заведено и неотвратимо пойдет своим чередом. Здесь не ведают приливов и отливов, метаний туда-сюда, вальсов-сомнений, — шаг вперед, шаг назад, — к которым они привыкли там, у себя, где все остается без последствий, пе влечет за собой никаких наказаний. Здесь все четко. Необратимо.

Правосудие должно считаться только с фактами. Ни с чем иным. Ваше имя. Год рожденья. Место жительства. Подымите правую руку и произнесите: Клянусь. Правда ли, что обвиняемые неизменно отклоняли заботы, на которые вы, по вашей доброте, были так щедры? Правда ли, что из-за своей разболтанности, из эгоцентризма, из мелочного самолюбия они пренебрегали удовольствиями, по справедливости считающимися самыми возвышенными, самыми чистыми, которые вы стремились разделить с ними? — Да, правда. Но, возможно, я сам… — Пе пытайтесь запутать… сбить… Отвечайте на вопрос. Это правда? — Да, правда. — Они презирают искусство. Так вы заявили. — Ну, в общем, они это демонстрируют… — Вот именно. Мы принимаем в расчет именно то, что было продемонстрировано, понятно? — Да, понятно. — Вы сказали, что они ушли к себе в момент, когда вы любовались статуей. А затем без конца, не переставая хохотали с целью оскорбить вас, причинить вам боль, зная, что наверняка добьются своего, что вы беззащитны. — Это правда. Во всяком случае, так я думал. — У вас были для этого все основания. Имелись прецеденты. Многочисленные. В судебном досье содержатся отягчающие документы. Это, как я вижу, уже не первая ваша жалоба. Ну-с, поглядим… Шесть лет тому назад они точно так же встали и вышли из комнаты под каким-то ничтожным предлогом, почти не извинившись, не слишком вежливо, в тот момент, когда вы читали им вслух. Припоминаете? — Да, я читал им отрывки из Мишле. — Именно так. Через некоторое время — примерно год спустя, — когда вы привели их в музей… — Не в музей. На выставку. — Возможно, в докладе не уточнено, Допустим, на выставку. Они отвернулись от полотна — восхитительного — Мастера из Авиньона. — Не отвернулись. Я преувеличил. Они стояли перед картиной, но не смотрели на нее. У них был замкнутый, обращенный в себя взгляд… И когда я сказал: Это прекрасно… — Вы подали жалобу, употребив в ней слово «отвернулись». Вы не должны были этого делать. — Да. Если быть совершенно точным, мне следовало заявить, пожалуй, что в ответ па мое замечание «это прекрасно»… они промолчали. — Но убедительно, в таком случае нужно еще доказать, что молчание было враждебным, известна поговорка: молчание знак согласия? — Это было враждебное молчание. — И это все? Ничего больше? Пожимания плечами? Хихиканья или хотя бы ухмылки? — Нет, ничего такого я не заметил… — И у вас нет свидетелей? — Нет, мы были одни. — В таком случае, доказательства отсутствуют. Здесь, как вам уже было сказано, принимается во внимание только то, что было продемонстрировано. — Значит, доказательств нет? Действительно? Молчание знак согласия… не спорю, это убедительно. Весьма убедительно. Разумеется, им случалось молчать и в других случаях, относительно которых я мог бы поклясться… — Все так же опираясь только на впечатления? Впечатления такого рода ненадежны. Именно в этот день, хотя бы на мгновение, неведомо для вас, в этом молчании могло быть как раз согласие. — Да, хотя бы на мгновение? Даже у них? Даже они… как знать?., даже они, забыв на этот раз о моем присутствии, могли почувствовать, как, проходя надо мной, обтекая меня стороной, наплывают от картины некие флюиды, исходит некий ток… даже они… не исключено… пусть у них и пониженная проводимость, пониженная чувствительность… даже их могло пронять… И одного этого мгновения достаточно, не так ли? Минута раскаяния искупает все грехи… — Да, но вернемся, если не возражаете, к тому, что может быть доказано. Когда они встали, когда поднялись к себе, когда стали смеяться так, как вы это описываете, чем глубоко задели вас… вернемся к этому. На этот раз вы слышали их не один. — Нет, со мной был мой друг, он тоже слышал и сказал, в этом я уверен… — Хорошо, хорошо, садитесь, мы рассмотрим это. Пусть войдет свидетель. Клянетесь ли вы говорить всю правду? Только правду? Поднимите правую руку и произнесите: Клянусь. — Клянусь. — Слышали ли вы смех этих молодых людей? — Да, слышал. — И, слыша на протяжении некоторого времени этот смех, вы сказали о них: это свидетельствует о их посредственности… Погодите. Не перебивайте. Впоследствии вы уверяли вашего друга, будто сказали: это свидетельствовало бы об их посредственности. — То есть… — Отвечайте на вопросы: когда вы произнесли эту фразу впервые, сказали ли вы «свидетельствует» или «свидетельствовало бы»? Изъявительное наклонение или условное? Как вы понимаете, это чрезвычайно важно. «Свидетельствует» или «свидетельствовало бы»? Припомните…

Все присутствующие замерли, слышно, как муха пролетит. А он, сидя в последнем ряду, сутулится, втягивает голову в плечи… Сейчас раздастся взрыв, это рухнет на них, на него… Он слышит, как твердый голос медленно и четко произносит: Я отлично помню. Я сказал: свидетельствовало бы. Слезы счастья. Избавление. Ему хочется броситься на колени, молить о прощении… Свидетельствовало бы — значит, это правда. Свидетельствовало бы — именно так он и сказал. Не свидетельствует, нет, а свидетельствовало бы… Как мог он быть настолько низок, чтобы усомниться в порядочности, в безупречной добросовестности… свидетельствовало бы, свидетельствовало бы, свидетельствовало бы… значит, еще не все потеряно, еще есть надежда… Он больше ничего не боится, пусть решают, пусть указывают, он приемлет заранее любой приговор, даже обвинительный, в особенности обвинительный, он его заслужил, только он один, любое наказание… Да, я сказал — свидетельствовало бы. Этого требовала, впрочем, простая вежливость. Что мне оставалось?.. Движенье и шепот в зале… — Значит, если бы вы могли, вы сказали бы: свидетельствует?.. Все вокруг него колеблется, шум в ушах, в глазах туман, до него, словно издалека, доносится: Да, я сказал бы так. — Почему? — Потому что мне хотелось преподать ему урок. Проучить его. Он сам виноват. Я был шокирован тем, что он так дурно говорит мне о своих детях, мне постороннему человеку… желая, разумеется, как всегда в подобных случаях, чтоб я ему возразил, надеясь, что я его успокою. Так вот — нет, я ненавижу подобные комедии, человек должен отвечать за свои поступки: если дело обстоит именно так, как вы говорите, то это свидетельствует о их посредственности. Впрочем, от мнительности, от страха он в ту минуту так и услышал: это свидетельствует о их посредственности. Жаль, что мне пришлось потом убеждать его в противном… — Но этот смех… вернемся к нему… этот смех, так потрясший истца, вы же тем не менее их осудили за него… Да, в конце концов это стало раздражать… если прислушиваться. Но, будь я один, я наверняка и внимания не обратил бы. Я ведь человек простой, без выкрутасов. Не придираюсь. Не усложняю. К чему копать, доискиваться? Жизнь и без того сложна. Я бы, как говорится, не стал делать из мухи слона, хотя в данном случае это и не совсем подходящее выражение. И они бы успокоились. Или продолжали смеяться… Какая разница? Эти молодые люди таковы, какие они есть. Не лучше, не хуже прочих. Их не переделаешь. Пусть себе смеются досыта, если душа требует. Жить и давать жить другим…

Блаженная легкость, словно кризис уже позади, жар спал, и просыпаешься с ощущением скорого выздоровления… Крохотная старушка рядом с ним, которая слушала все, вытянув шею, обращает к нему свои добрые выцветшие глаза… щеки обвисают, морщатся, губы растягиваются в широкой беззубой улыбке, голова утвердительно кивает… Как справедлив вынесенный приговор. Как приятно ему подчиниться…

Конец борьбе… К чему? Нужно наконец понять, что мы свое отжили, пришло их время вступать в игру…

Пора покориться, прекратить сопротивление… Не отбиваться, не дрыгать ногами, когда они нежно, но твердо пытаются тебя пестовать, когда пеленают, ворочают с боку на бок и в каждом их взгляде, движении снисходительность, ласковая жалость. Лучше даже опередить их желания — согнуться больше, чем к тому вынуждает бремя лет, дышать тяжелее… ох, мое старое сердце, ох, мои старые кости… Освоить это трогательное кокетство… Постичь это искусство. Ведь тех, кто его отвергает, тех, кто трусливо уклоняется, безжалостно призывает к порядку, бросив насмешливый взгляд, первый же велосипедист, едва не сбивший их, когда они чересчур поспешно шагнули на шоссе или шли чересчур близко от края тротуара…

Как уютно чувствуешь себя, сжавшись в комочек, свернувшись в своей сладкой немощи, гладкой и морщинящейся, точно бычий пузырь, когда из него с едва слышным шипением выходит воздух… Ах, что вы хотите, такова жизнь, ничего не попишешь… Мы сами первые, поверьте, сожалеем об этом, пе стойте, присядьте, позвольте уступить вам место, дайте я понесу… ах, какой он еще молодец, да он еще всех нас переживет… а все потому, знаете, что он ни от чего не отказался, полностью сохранил свои увлечения, свой азарт… не надо мешать им, пусть себе тешатся своими прихотями, своими маниями, прекрасно, когда они держатся за свои цацки… главное, пе перечить… Подойти, если они хотят, склониться, почтительно полюбоваться… и уйти. Каждому свое. У каждого свои вкусы. Что может быть естественнее? Что может быть разумней?