Ковчег - Дэвид Мэйн

Глава тринадцатая

НОЙ

Спустя несколько дней Ной говорит семье в трапезной:

— Если не ошибаюсь, сегодня утром показались настоящие тучи.

Все высыпают на улицу. По небу во всех направлениях ползут дождевые облака. Яфет улюлюкает и взмахивает кулаками, словно бьет невидимого противника. Сим кидает взгляд на невозмутимую Беру. Хам стоит руки в боки и тяжело вздыхает. Мирн хихикает. Жена Ноя морщит нос и возвращается на кухню, откуда кричит:

— Еда стынет!

Они рассаживаются неровным кругом возле очага. Некоторое время едят молча, словно собираясь с мыслями. Наконец Сим спрашивает:

— Как думаешь, сколько еще осталось?

Ной хмурится и тянет себя за бороду.

— Столько, сколько нам потребуется. Хам, когда будет готов корпус?

Хам молчит.

Ной прочищает горло.

Хам молчит.

— Хам?

— Найдите мне смолу! — рявкает он на отца. — И даже не заикайтесь о том, чтобы бросить Илию.

С этими словами, так и не закончив есть, Хам выходит из комнаты.

— Исполины обещали принести смолу, — со вздохом говорит Ной домочадцам. — Они запаздывают — что я могу поделать. Я уже все объяснил Хаму. Видать, придется объяснять снова.

— Неудачная мысль, — бурчит Яфет.

— Точно, оставь его в покое, — вставляет слово жена.

Они приходят днем. Их шестеро, и каждый несет кожаный мешок размером с амбар. Из мешков течет горячая смола: влажная, липкая, моментально пристающая к любому предмету. Ной смотрит, как исполины проделывают ямы вдоль корабля и кладут в них мешки. Не произнеся ни слова, они удаляются на север и скрываются за горизонтом. Ной знает — то, что исполины поспели вовремя, — еще одно чудо. Он знает, что должен пасть ниц и кричать, славя Господа. Однако Ною уже и так было явлено много чудес, он смертельно устал.

— Прости меня, Господи, — тихо произносит он. — Корабль, что строим по велению Твоему, несовершенен, но я делаю, что могу.

Тучи сгущаются, по шее пробегает судорога. Болят спина, правая ступня и коренные зубы слева. В последнее время его мучают запоры, он стал забывчив. Время будет, он еще успеет обратиться к Господу со словами благодарности. Ной на это надеется. Сейчас он посылает Беру отрезать у лошадей хвосты — из них сделают кисти, и приказывает Мирн поддерживать огонь, чтобы смола не застыла. После этого все принимаются смолить внутреннюю часть корабля. Они работают практически в кромешной тьме, тонкие лучики света едва просачиваются сквозь трещины и щели, но именно от трещин и щелей и нужно избавиться. Время от времени, словно новорожденные щенки, словно цыплята из яйца, они выкарабкиваются наружу, чтобы сменить кисти и сделать глоток свежего воздуха. Хам молчит как рыба.

Невероятно тяжелая работа. Жар внутри корабля иссушает их, словно они куски мяса в коптильне. Ближе к вечеру Хам бросает кисть и объявляет:

— Внутри готово. Пора выходить.

— Мы почти закончили, — возражает Ной и выходит вслед за Хамом. От яркого света Ной часто моргает.

— Мы почти закончили внутри, — поправляет его Хам. — Надо смолить еще и снаружи. Значит, придется ждать пару дней.

Ной бросает быстрый взгляд на небо:

— Ни к чему испытывать судьбу.

— Думаешь, твой Бог утопит нас сейчас, когда почти все готово?

— Не богохульствуй, — предупреждает Ной. — Это и твой Бог.

— Просто спросил.

— Давай просмолим прямо сейчас, — волнуясь, предлагает Сим. — Тогда и дело с концом.

— Сначала внутри должна просохнуть смола, — вздыхает Хам.

Воцаряется молчание.

— А мы пока подумаем, как расставить груз.

— Расставить? — переспрашивает Сим. Он быстро переводит взгляд на Ноя, который по-стариковски облизывает губу, стараясь осмыслить слова Хама.

— Да, Господи Боже! — восклицает Хам и устремляется к дому. За ним бежит Яфет, который, похоже, только рад бросить работу. Сим с виноватым видом пожимает плечами и говорит Ною:

— Отец, наверное, он прав. Как-никак ты его сделал начальником.

Собрав остатки достоинства, Ной кивает:

— Конечно. Он прав, нам надо поговорить про это… ну…

— Груз?

Ной утвердительно ворчит. Честно говоря, всерьез он о грузе не думал, но никогда этого не признает.

Через четыре дня все небо уже затянуто тучами.

Ной собирает домочадцев на разговор.

— Я долго думал о том, как разместить животных на корабле. Предлагаю следовать естественному порядку, установленному Богом. Люди созданы по образу и подобию Божьему, и, значит, мы займем верхнюю палубу вместе с обезьянами и прочими двуногими тварями. Под нами, на средней палубе, будут животные с четырьмя ногами. Черви и змеи, насекомые и прочие многоногие и безногие гады будут жить в самом низу.

— Ладно, решено, — пожимает плечами Яфет.

Сим хмурится, но поднимает голос Хам:

— Это нелепо. Взять, к примеру, этих здоровенных чудищ. Как их там? Слоны? Гиппопотамы? На средней палубе их селить нельзя. У нас корабль неустойчивый, а если еще их посадить на средней палубе — будет куда как хуже.

— Ясно, — моргает Ной.

Повисает неловкое молчание, точно все ждут, что решение придет само. Сим пихает уставившуюся в пол жену:

— А ты как думаешь, Бера? Это ты их привезла. Как бы ты их расселила?

Она растерянно моргает, словно ее оторвали от глубоких размышлений:

— Чего? Ну, думаю, по цвету. Коричневые и серые внизу, желтые и оранжевые посередине, черные и белые сверху. Красные спереди, а синие сзади. Есть у нас кто-нибудь синий?

Все пытаются вспомнить, есть ли среди животных кто-то синий, но это никому не удается.

— Или, — продолжает Бера, — если хотите, можно расселить их по цвету, как я уже сказала, но в обратном порядке.

Ной смотрит на нее с открытым ртом, будто ему кажется, что она помешалась.

— А как же птицы? Прикажешь их селить вместе с дикими оранжевыми кошками и оранжевыми змеями?

— И оранжевыми обезьянами, па, — хохочет Яфет, — и оранжевыми бабочками.

— Вы спросили, — пожимает плечами Бера, — я ответила.

— Как всегда, сестрица, предложение интересное, — доносится из-за окна мелодичный голос, — только вряд ли осуществимое.

Наступает хаос, но не бесплотный и пустой, а наполненный движением. Хам на пороге, Илия в его объятиях. Яфет смеется, Мирн что-то весело щебечет, жена Ноя кидается за хлебом и мясом. Непонятно как забредшая в дом овца путается у всех под ногами и блеет.

— Отче, выходи на улицу, — громко зовет Хам; его голос, подобно удару молота, перекрывает общее веселье. — Наша задача усложнилась.

Глава четырнадцатая

МИРН

Илия привезла много животных, и они мне не нравятся. Большие, мохнатые, злобные и неинтересные. Лисы и волки, большерогие олени и медведи. Медведи самые разные: черные, бурые, желто-белые, и все постоянно в дурном расположении. Ну и ну.

Люди, что пришли с Илией, совсем как животные. Страшные, дикие и жестокие. Правда, они останутся ненадолго, что меня очень радует. На следующее утро Илия отпускает их, приказывает им уйти. Похоже, они только рады.

Животные, как пленники, стоят одно за другим, связанные между собой веревками. На медведях и волках ошейники из рыжего металла, шкура местами побита, и можно увидеть их кожу — розовую и кровоточащую. Когда я это вижу, мне становится их жалко. Мы отводим зверей в тень, и папа снова устраивает собрание, чтобы обсудить, как разместить их в лодке. Слушать эти разговоры так скучно, аж плакать хочется. Папа опять предлагает разместить зверей исходя из их близости к Богу, что ставит в тупик всех, а не только меня одну. Бера предлагает распределить животных по цвету. Это просто глупость. Иногда Бера говорит такое, что мне становится интересно, о чем она так много думает.

Потом Илия предлагает рассортировать животных по видам. Мы все на нее недоуменно смотрим, а она начинает рассуждать о животных, откладывающих яйца и живородящих, о строящих гнезда и копающих норы, ящерицах, насекомых и диких зверях. Каждый раз, когда мне кажется, что я поняла, она вдруг добавляет еще что-нибудь, отчего мне хочется плакать — настолько ее слова сбивают меня с толку. Я тихо выхожу из дома и иду через горчичное поле к маленькому ущелью, где течет ручей, к озерцу в скалах и водопадику, туда, где мягкая земля. С собой я набираю глиняных горшков, чтобы собирать животных. Под круглым плоским камнем я нахожу красную многоножку длиной с мою руку и горсть маленьких коричневых жуков с рубчиками на панцирях. Рядом на стебельках травы мне попадаются сине-желтые кузнечики. Их я тоже беру, потому что раньше мне попадались только зеленые. Я кладу им листьев и червей, чтобы они не умерли с голоду. Я вижу крошечных квакающих зеленых лягушек, которые улыбаются мне, и розового тритона, которого я ловлю, упускаю, а потом ловлю снова. Еще я собираю улиток и прочую мелкую живность. Проходит совсем чуть-чуть, а у меня уже едва ли не сыпется через край горшка. Еще мне попадаются сверчки и гусеницы. Но их у меня уже много. Все равно беру гусениц. Слишком много их быть не может.