Вкус манго - Мариату Камара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спали мы на кучах листьев и веточек, и я зарылась в свою. Однако мне не спалось, и явно неспроста. Вскоре я услышала тяжелые шаги, закрыла глаза и притворилась спящей. Я надеялась, что это Адамсей, которая спала неподалеку, но сама знала: это не она.
Салью лег рядом со мной. Не верилось, что он способен обидеть спящую, но он начал меня щупать, гладить мне грудь, раздвигать ноги. Я резко села.
— Что ты здесь делаешь? Где Адамсей? — закричала я.
Салью улыбнулся своей зловещей улыбкой и давай щупать меня дальше. Я чувствовала несвежий запах его дыхания и его пота.
— Прекрати! Прекрати! Прекрати! — вопила я. Наконец мне удалось крикнуть во все горло.
Через пару секунд послышались шаги и голос Ибрагима:
— Что происходит? В чем дело?
Салью вскочил, поправляя хлопчатобумажную рубаху и штаны. Я одернула юбку, которая успела задраться выше талии.
— Мариату приснился кошмар, — заявил Салью подоспевшим Мохамеду и Ибрагиму, сделав вид, что сам только подошел ко мне. Опустившись на колени, он поцеловал меня в лоб. — Не бойся, дитя! — проворковал он. — Засыпай. Я разыщу Адамсей, вместе вам будет спокойнее.
На следующий день мы с Адамсей, Ибрагимом и Мохамедом отравились домой в Магборо, а Салью — в свою деревню к первой жене и двум маленьким детям. Я вздохнула с облегчением, надеясь, что никогда его больше не увижу. То, что он со мной делал, обескуражило меня и смутило. Я никому об этом не рассказала.
Но вскоре Салью зачастил в Магборо. Он заявлялся к нам домой то молоток у Али попросит, то иголку с ниткой у Мари: якобы из-за войны у его семьи не хватало самого необходимого. Придет и искоса за мной наблюдает. У меня при виде Салью каждый раз мурашки по спине бежали, а несвежий запах я чувствовала даже после его ухода.
— Мари, я должна кое-что тебе сказать, — начала я как-то вечером, когда мы с тетей мыли плошки у реки. — Салью — нехороший человек. Когда мы прятались в кустах, он меня щупал. Я его боюсь и не хочу за него замуж. Даже видеть его больше не хочу.
Случившееся дальше мне не забыть никогда. Мари схватила с земли прут и, повернувшись ко мне, хлестнула по лицу так, что у меня пошла кровь. Я окаменела от шока.
— Не смей проявлять неуважение к Салью! — строго проговорила Мари. — Он хороший человек и никогда тебя не обидел бы. Он хочет тебя защитить. Никогда больше не оскорбляй старших!
Мы снова принялись мыть плошки, и я с трудом сдерживала слезы.
Через несколько дней Салью застал меня дома одну. Все остальные были на ферме.
— Где йа Мари? — спросил он, увидев меня.
— Сейчас придет, — соврала я, желая дать ему понять, что тетя скоро вернется.
— Я подожду, — сказал Салью, усаживаясь на скамейку в гостиной.
Я хотела уйти, но тут он вскочил и схватил меня за талию. Я начала пинаться и отбиваться.
— Поднимешь шум — сделаю так, что тебя накажут, — холодно пригрозил он.
Салью поволок меня по коридору и бросил на пол в комнате в самой глубине хижины. Засунув мне в рот тряпку, он сорвал с меня блузку и задрал мне юбку так, что она закрыла мне лицо. Я почувствовала его на себе, потом в себе. Он внедрялся в меня, делал больно.
Я пыталась вырваться, пиналась, царапалась, но Салью был слишком силен. Куда маленькой двенадцатилетней девчонке против здоровяка вроде Али.
Сделав свое дело, Салью одернул мне юбку, поправил волосы и погладил по щеке. Он наклонился так низко, что мы соприкоснулись носами.
— Никому не говори, — велел Салью низким грубым голосом, вытащил мне тряпку изо рта и нежно поцеловал в губы.
О случившемся я никому не рассказала, поскольку даже не поняла, что именно сделал Салью.
Теперь мне стало ясно, и у меня должен был родиться ребенок.
Я села на кровати и оглядела девичью палату. На глаза попались синие таблетки, которые, по словам Абибату, убивали боль. Маленький пузырек стоял на столе возле моей кровати. Соседки по палате крепко спали.
Я откинула влажную от пота простыню, спустила ноги с кровати и встала на голый бетонный пол. Зажав пузырек обрубками рук, я снова села на кровать и попыталась его вскрыть. Культи болели от натуги, но я не отступала. Наконец крышка открылась.
Я передохнула и взмолилась: «Возьми меня к себе, Аллах! Возьми меня и моего ребенка. Я хочу умереть».
ГЛАВА 8
Порой молчание громче любого крика.
Я была уверена, что соседки по палате спят, а мои родные ночуют во фритаунском доме Сулеймана, но ошибалась. Абибату осталась в больнице. Она спала на полу рядом с одной из коек, и, когда я поднесла пузырек ко рту, мгновенно подскочила ко мне и выбила посудину у меня из рук. Маленькие синие таблетки рассыпались по полу, шурша, как разбегающиеся мыши.
Когда последняя таблетка перестала кружиться, воцарилась тишина. Неведомое прежде чувство накрыло меня с головой. Энергия бурлила и кипела, контролировать ее я не могла. Развернувшись, я в бешенстве накинулась на Абибату. Я орала, плевалась, толкалась. Пинала тетю, когда она попыталась меня схватить.
Соседки по палате проснулись и в изумлении уставились на меня.
Абибату отступила, и я бросилась на кровать, а потом свалилась на пол. На миг меня охватило желание убить тетю — тогда никто не помешает мне уничтожить себя вместе с ребенком внутри.
Я долго сидела на полу, подтянув колени к груди и упершись подбородком в перевязанные руки. Гнев стих, и мне стало ясно: если я убью Абибату, на земле станет одним любящим меня человеком меньше.
Абибату баюкала меня, пока я безутешно рыдала.
— Не хочу, чтобы ты убила свое дитя, — тихо сказала тетя, думая, что я решила избавиться от ребенка.
Но мне и самой не хотелось жить.
— У меня нет будущего. У меня нет будущего. У меня нет будущего, — снова и снова повторяла я ей.
— Не говори так! — строго велела Абибату, повернув меня лицом к себе. — Тебе есть для чего жить. У тебя есть отец и мать. Есть кузены, бабушки, тетушки. Они все тебя любят, и ты любишь их.
Я качала головой, не желая ничего слышать.
В палате воцарилась тишина: мои соседки засы-пали.
Я следила за мухой, кружащей у керосиновой лампы, и тут, словно волна на берег, на меня накатило спокойствие, и
