Минск – Бейрут – неизвестность - Ирина Аффи

Сердце, столько лет бывшее в заточении у разума, взбунтовалось. Оно требовало освобождения от этой долго терзавшей неопределенности.

В течение года Ахмед поднатаскал младшего брата Хади в административных вопросах, нашёл врача-стоматолога, который заменит его на время, разобрался со всеми банковскими делами и был готов отправляться на учёбу.

Собирая документы, пересматривая фотографии своей молодости, он заботливо складывал их с собой. Да, отражение в зеркале мало чем напоминало того атлетично сложённого, курчавого мальчика. Как большинство южных мужчин, он очень изменился внешне в период с двадцати пяти до тридцати пяти лет и сейчас был полысевшим солидным мужчиной, с небольшим животом. Конечно, хороший вкус в одежде, красивые черты его лица, высокий рост, широкие плечи нравились женщинам. Но между тем пареньком на фотографии и им теперешним пропасть. Да и в душе, конечно, нет того озорства, максимализма и бесстрашной дерзости.

«Узнает ли она меня?»

В Москве его встретил сотрудник клиники, помог пройти оформление всех необходимых документов и проводил в общежитие. Задавал много различных вопросов, но в итоге успокоился и, обьяснив, куда и когда являться завтра, оставил его.

Столица, при более близком знакомстве с ней, поразила Ахмеда. Это не город, это мощный живой организм с потоками людей и машин. Он впервые увидел метро, этого подземного спрута, заглатывающего входящих в него. После уютного и какого-то домашнего Минска Москва была похожа на большой вокзал.

Кафедра приняла его дружелюбно, коллеги с душой помогали освоить необходимые новые навыки. Но за пределами больницы всё было строго. На любой отьезд из Москвы ординатор должен был получить согласие с кафедры. Ахмед знал, что много раз отпускать не смогут, тем более недавно приехавшего ординатора, и ломал голову, как на несколько дней незаметно съездить в Минск в разведку. А там уже, если всё устроится, со временем можно будет отпроситься официально.

С ним работал коллега армянин Георгий Кананян, живший в Москве долгие годы. Они сдружились понемногу, болтая за обедами в ординаторской, а иногда и проводя вечера за ужином, вкушая удивительно вкусные блюда в армянском ресторане. Узнав о непростой истории Ахмеда, он взялся помочь. Пригласил на выходные дни к себе на дачу заведующего кафедрой, где в тесной дружеской обстановке они втроём приятно общались на темы, далёкие от медицины и между делом выпросил четыре дня отгулов авансом для себя и Ахмеда, а уже в понедельник днём на машине повёз его в Минск. Добрались со всеми остановками только ранним утром во вторник. Уставший друг остался спать в машине, а Ахмед отправился по знакомому адресу. Он и не предполагал, что так сентиментален. Старый знакомый двор, деревья стали ещё больше… подъезд не изменился и на двери квартиры всё та же табличка.

Не справившись с волнением, от которого сдавило грудь, он присел на ступеньку, чтобы успокоиться. «Надо было костюм одеть, а то джинсы и байка, как-то несолидно. Нет, костюм бы помялся. Боже, о чём я думаю! Надо взять себя в руки и сделать этот шаг. Осталось только нажать кнопку звонка, бешеное сердце, успокойся! Интересно, кто откроет?»

Он позвонил. Послышался звук шаркающих шагов и в приоткрытую дверь на цепочке просунулась голова сильно постаревшей тётушки Цили с невероятного увеличения очками на переносице, как голова черепахи Тортилы вылезла из панциря.

– Молодой человек, вам кого? – спросила она всё тем же ядовитым голоском.

Ахмеду стало невероятно весело от этого «дежавю».

– Я к Анжеле, она дома?

– Нет, но скоро будет. Хотите пройти и подождать её или зайдёте позже?

– Я бы подождал…

– А кто вы?

– Знакомый.

– А… – она не смогла задать следующий вопрос, потому что после звонкого шлепанья босых ног в дверь просунулась чернявая голова улыбающегося пацанёнка, в пижаме и с замотанным горлом.

– Кто тут, а, бабушка? – он пытался пристроить лицо в дверную щель так, чтобы охватить всё любопытным взглядом. Ахмед замер, и огромными от напряжения и влажными от нахлынувших чувств глазами тоже пытался рассмотреть мальчика, частями виднеющегося из-за двери на цепочке. Мальчонка перестал веселиться, пристроил голову полубоком на уровне бабушкиного живота так, чтобы левый глаз видел всё и уже серьёзно смотрел на гостя.

– Папа?

Этого Ахмад не ожидал никак.

– Да. – хрипло выдавил он из сдавленного горла.

– Ой! – воскликнула Циля и начала бренчать цепочкой, впуская гостя. – Ой! Ну, надо же!

Она плакала, обнимала Ахмеда, назвала его «сынок», а Ахмед не мог оторвать глаз от сына, который стоял чуть поодаль, осторожно рассматривая отца. Он был так похож на него самого в детстве, как будто сошел со старой фотографии.

– Мама говорила, что ты приедешь. – деловито сказал он, идя за папой в комнату. – Я, честно говоря, не очень верил. А сейчас она в аптеке, потому что я заболел. Ей дали больничный, а мне противные лекарства.

– Как ты меня узнал? – Ахмед сел, усадив сына себе на колени. – Даже бабушка, которая меня видела раньше, и то не узнала.

– И я тебя видел раньше. – он показал рукой на комод, где стояли такие же фотографии, как и те, что хранились у Ахмеда.

– Но, я же не похож совсем?

– Ну, ты же смотрел на меня, как… Как… – он не находил нужного слова. – Как родной, вот! Как дедушка. Как мама. Значит, ты папа.

– Да. – это был очень важный шаг для него, важнее всех генетических экспертиз, назвать его по имени. – Ты Имад?

– Да, папа.

– Ой! Ой, а чего же я сижу? – услышав о дедушке опомнилась Циля. – Михаил Яковлевич! Миша! Иди, посмотри, кто приехал к нам! Миша!

Она выбежала из комнаты в кабинет профессора, поделиться радостью. Ахмед не ожидал такого тёплого приёма от этой семьи. Он боялся, что его вообще не пустят на порог и будут обвинять во всех смертных грехах. Поэтому и Георгия попросил подождать в машине, чтобы не позориться перед другом. Да, надо на радостях не забыть про него, бедного.

– Мой мальчик! Какой же ты прекрасный! Даже лучше, чем я представлял себе! И невероятно умный! – сказал он, разглядывая сына.

– А разве мама не посылала тебе мои письма? И фотографии?

– Да, конечно… но… – боясь обмануть его ожидания, соврал он. – Но дети быстро растут и быстро меняются. И ты стал совсем взрослый.

– Да, пап. Хорошо, что ты приехал.

– Наша встреча – самое долгожданное, хорошее и важное, что было в моей жизни. Иди ко мне, сынок. – Он сильно прижал своего птенца к себе и держал, не в силах разжать руки.

– Пошли, пап, я тебе покажу свою комнату. – промычал Имад, выбираясь из удушающих объятий, и за руку повёл его в свою комнату, но в дверях столкнулся с входившим дедушкой.

– Дедуля, мой папа приехал!

– Здравствуйте, Михаил Яковлевич!

– Рад за тебя, малыш. Здравствуйте, Ахмед! – надо же, он помнит его имя! – Вы какими судьбами к нам?

– Я к сыну и Анжеле… – он замялся, не зная, стоит ли начинать разговор при сыне. Похоже, профессор понял неуместность подробных распрашиваний сейчас.

– Это хорошо! Он Вас очень ждал. Мне показалось, вы куда-то собирались?

– Да, деда, я хотел показать папе свою комнату, портфель и всё-всё-всё!

– Не буду мешать, поспеши, бабушка готовит славный завтрак.

Он притянул отца за руку, показал комнату, стол, все свои «сокровища», взахлёб рассказывая всё подряд, перескакивая с одного события на другое. Доставал коробки и ящички из шкафа, там был немыслимый хлам, имеющий, как оказалось, большую ценность. Вот эту стекляшку ему привёз друг с моря, её отшлифовали волны и теперь это почти драгоценный камень. А этот сучок, если нарисовать пятна, похож на змею. О, вот и пистолет из прищепок! Рогатка… А это ракушки! Он выменял их у мальчишек. У мамы не получается пока свозить его на море, работы много, но он уже слышал море, когда прикладывал ракушки к уху. А когда он вырастет, то будет моряком и будет жить на море.

«Бедный мой малыш, если бы ты знал, что от дома твоего папы до моря двадцать минут на машине, что там куча ракушек, пальм. И если бы ты был рядом, я возил бы тебя туда каждый день! Кормил свежими фруктами целый год! Как бы я хотел показать тебе всё! И показать тебя всем, такого распрекрасного! Когда-нибудь обязательно я тебя привезу туда! Ты мой первый сын, мой наследник!»

Он незаметно смахивал слёзы.

– Па-а-а, ты чего? Ты плачешь? Чего?

– От счастья, что вижу тебя.

И они, крепко обнявшись, продолжали сидеть на ковре. Имад уткнулся ему в плечо и затих от блаженства. Он чувствовал, что этот неизвестный пока ему мужчина, его папа, замечательный и очень его любит. Он так бы и лежал на его плече. Надо не отходить от него ни на шаг, чтобы он не уехал опять. Какой он сильный и большой! И пахнет вкусным одеколоном. А почему у него шея колючая? Там тоже борода? Он оторвал голову от папиного плеча, чтобы внимательнее рассмотреть шею, и увидел стоящую в дверях маму.