Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Батлер Сьюзен

Сталин не клюнул на приманку в виде Маньчжурской железной дороги, он хотел вернуть статус Транссиба времен Российской империи. Рузвельт ответил, что достичь этого можно двумя путями: взять магистраль в аренду или создать совместную с Китаем компанию.

Сталин решил поставить все точки над «i» и заявил: «Совершенно ясно, что если эти условия не будут выполнены, то советским людям будет сложно объяснить, почему Россия вступает в войну против Японии. Это ведь не война с Германией, которая угрожала самому существованию Советского Союза. Они не поймут, почему Россия должна вступать в войну против страны, которая не сделала им ничего плохого». Рузвельт ответил, что он еще не говорил об этом с Чан Кайши, поскольку любая сказанная китайцам фраза через сутки становится известна всему миру. Сталин заметил, что обсуждать эту тему с Чан Кайши пока нет никакой необходимости. Затем, сменив тему, Сталин заявил: «Неплохо бы оформить все эти условия в виде официального документа, согласованного тремя державами». Рузвельт согласился. Сталин сказал, что вообще не стоит обсуждать этот вопрос с китайцами раньше, чем можно будет снять двадцать пять советских дивизий с фронта в Европе, перебросить их на Дальний Восток. В завершение беседы он заметил, что вопрос о незамерзающем порте для России не составит проблемы и что у него не будет возражений о придании ему статуса международного порто-франко.

Так, в течение нескольких минут, им удалось достичь полного взаимопонимания.

Затем Рузвельт начал обсуждение корейской темы. Он сказал, что «имеет в виду», что представители Советского Союза, Америки и Китая должны учредить опеку над Филиппинами и Кореей, при этом около пятидесяти лет потребуется на подготовку самоуправления на Филиппинах, а на опеку Кореи может потребоваться от двадцати до тридцати лет. Сталин ответил, что чем меньше, тем лучше. Рузвельт, продолжая свою линию на отстранение от политики Британии, коснулся, как он выразился, деликатного вопроса: он не видит необходимости приглашать британцев для участия в опеке над Кореей, «но он чувствует, что это может их серьезно разозлить». Сталин ответил, что, скорее всего, они действительно почувствуют себя оскорбленными: «В сущности, премьер-министр может вообще прекратить с нами отношения». Британцев надо было приглашать.

Затем президент коснулся проблем Индокитая. Он предполагал установление опеки и над полуостровом, хотя знал, что британцы не пойдут на это, поскольку это может оказать влияние на Бирму, часть Британской империи. Рузвельт назвал население Индокитая «малорослым, как яванцы и бирманцы… и не воинственным». Затем он повторил свою мысль, которую много раз намеревался публично озвучить: «Франция ничего не сделала для улучшения жизни населения Индокитая с тех пор, как он стал ее колонией».

Упомянул Рузвельт и де Голля, которого они оба не любили. Президент сказал Сталину, что де Голль просил у него транспортные суда для отправки французских войск в Индокитай. «А где это де Голль собирается взять войска?» – поинтересовался Сталин. Рузвельт сослался на де Голля, который якобы сказал, что если он сможет найти морской транспорт, то найдет и войска. А затем добавил: «До сегодняшнего дня я так и не смог найти ему транспортные суда».

Затем Рузвельт заговорил о Китае: «В течение некоторого времени мы пытаемся помочь Китаю выжить». Сталин сухо заметил, что никто не мешает Китаю выжить. Тем не менее затем он заметил, что этой стране нужны новые лидеры наряду с Чан Кайши и что, хотя в партии Гоминьдан[912] есть вполне достойные люди, он не понимает, почему они предпочитают оставаться в тени. Президент сообщил Сталину о предпринятых им шагах: генерал Альберт Ведемейер и генерал Патрик Херли, новый посол США, «достигли прогресса в деле включения коммунистов севера в правительство в Чунцине». Он фактически согласился со Сталиным в том, что китайцам не хватает сильного руководства: «И вина в этом лежит скорее на партии Гоминьдан и чунцинском правительстве, чем на так называемых коммунистах». Сталин ответил, что ему непонятно, почему они не объединяются и не выступают единым фронтом против японцев. «Чан Кайши следует взять на себя больше власти». Сталин не отдавал предпочтения никому из китайцев: ни Мао Цзэдуну, ни Чан Кайши. Он даже как-то, по свидетельству секретаря Гарримана Роберта Мейкльджона, назвал китайских коммунистов «маргариновыми коммунистами»[913].

На этом беседа завершилась. Они уже превысили регламент времени. Вся эта встреча, на которой каждое произнесенное слово обязательно дублировалось переводчиками, продолжалась чуть более получаса. За столь короткое время оба лидера довольно успешно разрешили очень непростые проблемы, связанные с Дальним Востоком. Согласно протоколу беседы, который вел Болен, ни Молотов, ни Гарриман во время встречи не произнесли ни слова.

Когда адмиралу Кингу, главнокомандующему военно-морскими силами США, сообщили о том, что русские совершенно точно вступят в войну против Японии, он с облегчением вздохнул и произнес: «Мы только что спасли жизни двум миллионам американцев»[914].

Глава 15

Урегулирование вопросов

В это утро в Воронцовском дворце на встрече министров иностранных дел под председательством Идена Стеттиниусу удалось убедить Идена и Молотова в том, что президент Рузвельт хочет, чтобы учредительная конференция ООН состоялась практически сразу же (не позднее второй половины апреля): в Америке такое решение поддержат и официально одобрят.

Пятое пленарное заседание открылось с некоторым опозданием, в 16:15. Рузвельт, довольный итогами совещания министров иностранных дел, начал заседание с поздравления министров и дал слово Идену как председателю их совещания для оглашения их решения. Иден объявил, что, идя навстречу пожеланию президента, они назначили датой проведения учредительной конференции ООН 25 апреля, а местом проведения – США. По вопросу о членстве у министров возник щекотливый вопрос: они рекомендовали пока пригласить на конференцию только представителей государств, которые поставят свои подписи под Декларацией Объединенных Наций до закрытия Ялтинской конференции, а в дальнейшем, при созыве конференции, эти представители составят список членов – учредителей ООН. В то же время делегаты от Великобритании и Соединенных Штатов были готовы поддержать предложение о допуске в качестве членов – учредителей ООН еще двух советских социалистических республик.

Сталин коснулся вопроса, который в будущем мог вылиться в проблему: десять будущих членов-учредителей не имели дипломатических отношений с Советским Союзом. Он полагал странным для СССР сотрудничать с государствами, не желавшими иметь с Советским Союзом дипломатических отношений, в создании всемирной организации по безопасности на планете. Какой же был выход?

Рузвельт ответил, что большинство этих государств хотели бы иметь с СССР дипломатические отношения, «но пока не имели возможности что-либо предпринять для этого». В какой-то мере, предположил президент, здесь имело место влияние католической церкви, которое президент назвал «очень сильным». (Католическая церковь была источником постоянных тревог и для президента. Официальная католическая враждебность в отношении любого коммунистического государства грозила Рузвельту тем, что избиратели-католики на востоке Америки могли проголосовать на выборах против него и его политики[915].) Франклин Рузвельт сказал Сталину, что СССР участвовал вместе с этими странами в конференции в Бреттон-Вудсе и в конференции по созданию Администрации помощи и восстановления Объединенных наций (ЮНРРА). На это Сталин возразил: речь шла о принципиально иной конференции, поскольку ее участникам предстояло рассмотреть жизненно важный вопрос создания системы мировой безопасности.