Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

Князь Ярослав не стал брать этих мощных укреплений. Целую Седмицу его оденпская рать, ливонские немцы, эсты и ливь грабили и жгли Псков. Весь посад, все Запсковье, все Завеличье были выжжены. Ворог ограбил и разорил все окрестные села и монастыри. На восьмой день Ярослав увел из Пскова свои войска. Но ратные взяли в полон и угнали с собой множество отроков, отроковиц, малолетних детей и потому псковичи были вынуждены вести переговоры с князем и орденскими немцами.

Дети оказались заложниками. Плач и стенания стояли во Пскове. У псковских воев и воевод теперь были связаны руки. Положение города и многих псковичей казалось безысходным.

Глава XIV. Во откровение

Князь Александр сидел за столом в покоях владыки Спиридония. На столе стояли дорогие вина и сладости, но князь, слегка пригубив вина из чаши, не притрагивался к остальному. Яркое февральское солнце светило сквозь небольшие оконца, собранные из разноцветных стекол, и хорошо освещало владычную палату. В солнечном свете лампада перед образами неярко горела и слегка потрескивала в красном углу. Солнечные лучи на улице будили в душах людей радостные чувства, у многих на лицах были улыбки. Но нерадостно в этот яркий, морозный февральский день было на душе у новгородского князя.

Князь совещался с владыкой. Батюшка Ярослав Всеволодович слал тревожные вести из Владимира. К царю Батыю в помощь пришли новые рати из Великой Степи. Татары по ошему берегу Днепра подошли к Киеву. Татарский воевода царский сродник Менгу-хан повел переговоры с Михаилом Черниговским. Быть беде, если Михаил договорится с татарами и сдаст им Киев.

Но важнее было другое. Князь рассказывал о том, что псковский переветник Твердила Иванкович со своими сторонниками и ливонскими немцами овладел Псковом, а теперь воевал и жег новгородские села у рубежей с Псковской землей. Ярослав же, переветник, остался на столе в Медвежьей Голове. Не решился сам сесть во Пскове, а вверил его орденским немцам и Твердиле. В Кром псковичи видно немцев не пустили. Но весь остальной город теперь был в их руках. Была ли велика немецкая рать в городе, о том он не ведал, но известно было, что во главе этой рати и волостелями над Псковом немцы поставили двух вятших мужей своего ордена. Князь Ярослав-переветник и немцы возвращали псковскую молодь и детей, взятых в полон в октябре. Но псковичи, обиженные Твердилой, сотнями и тысячами теперь бежали в Новгородскую землю, ища здесь заступничества.

Из Заморья же пришли известия, что римский папа объявил крестовый поход против Северной Руси, покорившейся татарам. Теперь у ливонских немцев, датчан, свеев, мурман и всех, обращенных ими в латинство народов полуночных стран[145] развязаны руки для войны с Русью. Сейчас свей обращали в латинство соседей новгородцев и православной корелы языческую емь. Есть известия, что свей готовятся к походу на Русь. Теперь предстояло решить, самим ли собирать полки и идти на Псков, чтобы укоротить Твердилу и немцев, или посылать к батюшке и просить помощи. Нужно ли и может ли владыка послать во Псков, чтобы вразумить псковичей своим священническим словом.

Архиепископ Спиридон сидел за столом напротив, молча и внимательно слушал князя. Лишь когда Александр окончил и вопросительно воззрел на владыку, тот, не торопясь, взвешивая каждое слово, серьезно и строго заговорил. В его умных голубых глазах Александр прочел великую заботу и тревогу о своей пастве и о нем — новгородском князе. Седина заметно тронула усы и бороду владыки. Но, несмотря на свою худобу и монашескую сряду, выглядел он еще крепким и сильным мужем. Слово его было ясным и четким. Он просил Александра не торопиться с принятием решения о походе на Псков. Новгородцы еще не были готовы для войны со своим «младшим братом». Что же касалось прекращения разбоев, творимых Твердилой на псковско-новгородском рубеже, и возмещения убытков, то все это можно было оговорить через посылов. Владыко обещал, что своим священническим наставлением постарается укоротить псковского посадника и его сторонников.

А то, что происходило во Пскове, должны были решать пока только сами псковичи. Новгородцам необходимо было выждать время и посмотреть, как там сложатся дела при немецкой рати, стоявшей в городе. Словом серьезного повода для войны со Псковом пока еще не было. Князю же следовало собирать силы и ждать. Ждать, ибо скорее всего подлинная беда еще грядет.

Духовный пастырь окончил, помолчал. Молчал, обдумывая все сказанное, опустив очи долу, и князь Александр. Протянув длань к чаше с дорогим вином, Спиридон поднес ее к устам и отпил немного. Затем попросил дорогого гостя испить вместе с ним еще и откушать чего-нибудь. Князь слегка улыбнулся и с удовольствием исполнил просьбу. Хозяин стола справился о здоровье жены и матушки князя. Александр отвечал, что все идет хорошо, слава Богу. Владыко пожелал здравия и ему самому. Просил не держать обиды, если высказал мысли, несогласные с помыслами князя. Александр встал из-за стола, собираясь уезжать, благодарил пастыря за совет и угощение. Спиридон прочел благодарственную молитву и, отпуская, благословил Александра.

Горислав редко бывал у тестя в Новгороде. Но всякий раз, когда приезжал навестить детей, привозил гостинцев и хоть немного серебра. Вот и в этот раз он приехал к тестю морозным зимним вечером в пяток в конце февраля, расцеловал детей, попарился и помылся в бане, а наутро собрался ехать на торг. На следующий день с зарания решил первым делом съездить за реку и помолиться на литургии в соборном храме Святой Софии. Давно его тянуло туда.

Уже занимался сиреневый февральский рассвет на востоке, когда Горислав тронулся со двора. Переехав лежавший подо льдом и снегом Волхов на версту выше Великого моста, он въехал в ворота Детинца и направил коня к собору. Коня оставил у коновязи, у портала снял шапку, перекрестился и вошел в храм. Внутреннее пространство храма уже было озарено светом десятков свечей и лампад. В храме было тепло, народу было немного. Литургия еще не началась. Он взял свечей и продвинулся немного вперед. Распахнув полушубок и согреваясь телом и душой, остановился у десного столпа центрального нефа. Стал осматриваться вокруг. Началась литургия и, крестясь, Горислав стал понемногу слушать и вникать в слова молитв. Народ все подходил, заполняя храм. Вот ошую, недалеко от него у противоположного столпа пришли и встали две женщины. Невольно Горислав обратил внимание на них. Без особого напряжения вспомнил, что видел раза два их обеих на княжеском Городище. Видимо почувствовав его взгляд, одна из них обернулась, улыбнулась слегка, поклонившись ему, тронула за локоть другую и что-то ей шепнула на ухо. Но та лишь кивнула головой, и стояла не шелохнувшись, глядя только на образа. Странно, но Горислав испытал некоторое чувство досады и горечи. Стараясь больше не обращать внимания на пришедших, он вновь стал усердно слушать молитвы.

Так прошло около часа. Он вспомнил о свечах, продвинулся немного вперед, что бы поставить их перед образами. Когда прошел, а потом поворотился вспять, то вдруг увидел, что та — другая, которая не обернулась, внимательно рассматривает его. В ее больших и красивых синих очах светилось столько ума, было столько затаенной печали, тоски о чем-то утраченном и дорогом, столько ожидания и затаенных грез, столько скрытых желаний и томительной неги, что Горислава словно обожгло. Вспыхнув легким румянцем, они оба слегка поклонились друг другу. Вот тогда Горислав и вспомнил, что видел эту женщину, точнее ее глаза уже давно — год, а то и два назад.

Все, казалось, было по-старому на княжеском Городище под Новгородом, хотя Неле уже более шести лет не была здесь. Она и ее девушка, бежавшие в начале января из Пскова, добрались сюда лишь к февралю. С ними тогда оставили город сотни псковичей. Но только Неле рискнула приехать на княжеское Городище и сразу разыскала Ратмира. Тот, тепло встречая беглянок, улыбнулся ей как старой знакомой, внимательно, но недолго слушал ее о том, что творилось во Пскове, помог устроиться на Городище при княжеском дворе и обещал, что скоро поведет женщин для разговора ко князю.

И действительно, уже на второй день князь Александр позвал их в большую палату терема, где в присутствии десятка именитых новгородских мужей и Ратмира встречал их. Когда она с прислугой вошла в палату и увидела довольно большое собрание в основном молодых, хорошо одетых мужчин (явно знатного происхождения), то немного обеспокоилась. Но потом ее глаза стали узнавать отдельные некогда знакомые лица, и она успокоилась. Служанка ее и вовсе оробела, так как пока еще плохо понимала по-русски. Большинство мужей сидело на лавках вдоль длинного дубового стола. По интонациям голосов можно было догадаться, что здесь шел напряженный, бурный разговор. Пока они оставались незамеченными, Неле никак не могла определить, кто же здесь новгородский князь. Но вот один молодой, рослый, широкоплечий, светло-русый, голубоглазый муж в лазоревом кафтане поднялся с лавки, увидев ее, и она скорее догадалась, чем узнала, кто это. Многим он напомнил ей того, кого она так любила в юные годы. Не стесняясь присутствовавших, он подошел к ней, по-русски пожелал здравия, тронул сильными дланями за плечи и троекратно поцеловал в ланиты и уста. Слезы навернулись ей на глаза, она легко смахнула их перстами. Поклонилась молодому князю в пояс и, потянув запястье его десницы к своим устам, поцеловала ему руку. Ему на глаза навернулась слеза, но он не подал виду, а спросил, как она жила все эти годы. Неле отвечала, что жилось ей нелегко, но она всегда вспоминала Великий Новгород и Русь и часто ходила в русский храм в Оденпе. При этих словах князь Александр отвернул глаза и попросил рассказать ее о том, что она видела и слышала за этот год жизни во Пскове. Неле рассказывала долго. Особенно заинтересовало князя и всех присутствовавших то, как Герпольт с русскими оденпцами, немцами и эстами брал Псков, как горели посад и предградье, как дрались с врагами псковичи и как потом вели себя Твердила и его сторонники. По всему выходило, что рассказ Неле многое открыл князю и его окружению.