Современная румынская пьеса - Лучия Деметриус

Присутствующие смеются. Диоген хватает кость и кладет ее в котомку.

А р и с т и п п. Парень, ты что, не видишь? Над тобой же смеются!

Д и о г е н. Вольно им смеяться. Каждый волен смеяться.

А р и с т и п п. Если ты хочешь стать философом, надо научиться ладить с людьми.

Д и о г е н. Что же ты сидишь в конце стола, если умеешь ладить с людьми? Ты ведь, как я вижу, довольно хорошо одет, чтобы сидеть рядом с тем зазнайкой, что бросил мне кость.

А р и с т и п п. Как философ, я призван оказать честь этому месту…

Д и о г е н. Ты философ, который, так сказать…

К и ф а р е д. Это Аристипп, ученик Сократа.

Д и о г е н. Я приветствую философа Аристиппа. Но не раба Аристиппа, который уселся в конец стола, чтобы доставить удовольствие хозяину.

А р и с т и п п. О, сколько раз, дерзкий юноша, ты будешь целовать зад у сильных мира сего, чтобы получить местечко в конце стола!

Д и о г е н. Никогда, старик. Место, где сидишь ты, мне не подходит. Думаю, меня вырвало бы от отвращения…

А р и с т и п п. Чтобы тебя вырвало, надо сначала поесть.

Смех.

А р и с т о д е м. А чтобы поесть, надо иметь что.

Д и о г е н. Уж кость-то я получу… Мне этого достаточно.

А р и с т о д е м. И мне сдается, что для собаки вполне достаточно. Но почему, в конце концов, ты называешь себя собакой?

Д и о г е н. Потому что я виляю хвостом перед теми, кто мне что-нибудь дает, лаю на тех, кто ничего не дает, и вонзаю клыки в мерзавцев.

А р и с т о д е м. Вот как? Ну так повиляй хвостом, собака!

Смех.

Д и о г е н. Я сказал: в мерзавцев я вонзаю клыки.

А р и с т о д е м. А я ожидал, что ты, как послушная собака, отблагодаришь меня за кость.

Д и о г е н. А я не говорил, что я послушный.

А р и с т о д е м. Боюсь, мне придется приказать рабам вытолкать тебя отсюда взашей.

Д и о г е н. Странно, ты терпишь за своим столом стольких собак, а собираешься выгнать именно меня… Но знаешь, что важно, Аристодем? Меня это не волнует. Ты только и можешь, что позвать рабов да выгнать меня. Они останутся твоими рабами, ты — рабом своего гнева, а я останусь таким же свободным, как и был.

А р и с т о д е м. А не слишком ли ты расхвастался после того, как граждане Синопа приговорили тебя к изгнанию…

Д и о г е н. Что поделаешь? И я приговорил их — оставаться там. Кто же больше пострадал?

А р и с т о д е м. А ты не так глуп. Мне нравятся твои ответы.

Д и о г е н. Я вовсе не стараюсь тебе понравиться. Твое мнение обо мне, плохое или хорошее, мне совершенно безразлично.

А р и с т о д е м. Иди, сядь здесь, рядом со мной. Ты больше Аристиппа заслуживаешь того, чтобы сидеть на этом месте.

А р и с т и п п. Первый шаг собаки к хозяину…

Д и о г е н (спокойно). Надеюсь, ты ничего не попросишь у меня в уплату за неудовольствие, какое мне доставляешь, сажая подле себя.

А р и с т о д е м. Я никогда не прошу. Я даю.

Д и о г е н (садясь на указанное место). А я наоборот, никогда не даю. Так что не строй иллюзий на сей счет.

К с е н и а д. Не понимаю, Аристодем, зачем ты окружаешь себя разными сомнительными личностями…

Д и о г е н. Здесь можно чем-нибудь поживиться, кроме болтовни этого слабоумного, Аристодем? Или ты пригласил меня сесть рядом, чтобы насыщать мои уши?

А р и с т о д е м. Что ж ты не угощаешься? Собери остатки еды. Вот кости, вот крошки… Здесь на целую свору собак хватит…

Д и о г е н (собирает объедки и ест). Я не благодарю тебя. Вы сами объедки, объедки и даете.

А р и с т о д е м. О, я считал тебя только наглецом. Теперь же вижу, ты настоящий бунтовщик!

Д и о г е н. Если презрение можно считать бунтом, то я бунтовщик.

К с е н и а д. Я же говорил! Говорил! Они хотят лишить нас имущества! Хотят сварить нас в котлах! Нищие слетелись в город, как мухи на падаль!

Г о с т ь. А мы, вместо того чтобы уничтожать их, приглашаем к столу.

К с е н и а д (Диогену). Уж я-то вас хорошо знаю. Прямо на улице, на глазах у всех любовью занимаетесь! Бесстыдники!

Д и о г е н. А почему нам должно быть стыдно, дяденька? Из-за обязательств, которые нам оставили боги?

К с е н и а д (без всякой логики). Он порочит богов! Он назвал меня «дяденька»! Вы просто стадо свиней. Я не желаю больше слушать! (Закрывает уши ладонями, но тут же, увидев перед собой добрую четверть бараньей туши, подчиняется таинственному зову желудочного сока.)

Д и о г е н (смеясь, с полным ртом). Вот, всегда вы так! Затыкаете уши, услышав «непристойность», а потом спешите раскрыть уши и набить брюхо. Уши не страдают от голода. Так что придется вам, мироеды, выслушать вещи и пострашнее. И пусть вам будет все труднее одновременно затыкать себе уши и набивать брюхо.

А р и с т о д е м. То, что ты сказал, — правда. Но опасная.

Д и о г е н. Любая правда опасна.

А р и с т о д е м. Но не все опасное неизбежно. Наш порядок слишком прочен и слишком хорошо защищен, чтобы вы могли его пошатнуть.

К с е н и а д. Это ты, голодранец, хочешь меня пошатнуть? Ты — меня?

Д и о г е н. Даже и не думаю. Ты сам шатаешься.

К с е н и а д (поднимается и, пошатываясь, делает несколько шагов). Кто шатается? Я, который был одним из тридцати афинских тиранов? Который заткнул рты демократам? Который послал на смерть двух военачальников?

А р и с т и п п. Это у нас, в Афинах, дело обычное. Каждый хвалится тем, сколько человек он убил…

К с е н и а д. Закон дал мне право их убить. Я не сделал ничего противозаконного.

Д и о г е н (встает). Какой закон? На краю земли — и этот край, быть может, не так уж далек — живут люди, которые едят людей. Это их закон. Тоже закон. (Пожимает плечами.) По правде говоря, он даже не кажется мне таким уж плохим. Иные, чье мясо вкусное и жирное, гораздо полезнее в желудках соплеменников, чем на их спинах. Почему вы вечно прикрываетесь своим законом? Закон, который дает вам удивительные права, например, убивать самых доблестных мужей государства или умнейшего в мире человека — Сократа. Я с удовольствием плюю на этот закон и даже, если бы в последние дни я поел как следует, знаете, что еще я сделал бы на него…

А р и с т о д е м (покатывается со смеху). Браво! Мне нравится этот юноша. Он смел на язык и не потерял чувство юмора, как мы, старики.

К с е н и а д. Не хватает еще, чтобы ты его поддерживал!

А р и с т о д е м. Лающая собака не кусается.

К с е н и а д. Он сказал, что вонзает клыки в мерзавцев.

А р и с т о д е м. Чего ты боишься, Ксениад? Ты же не мерзавец. Ты уважаешь законы.

К с е н и а д (не замечая иронии). Да. Я их свято чтил и чту. Он их не уважает!

А р и с т о д е м. Он молод. Вот и веселится.

Д и о г е н. Точно. Я веселюсь. Тот, кто чтит законы, — их раб. Кто их не чтит — свободен. Я весел, потому что свободен.

А р и с т и п п. Ты глубоко заблуждаешься! Свободы вне общества не существует, Диоген.

А р и с т о д е м. Вне общества ничего не существует.

Д и о г е н. Если хорошенько