Солона ты, земля! - Георгий Егоров

Ел, Вася, ел. Ты лучше скажи, откуда у вас Катя Гладких взялась?

Как откуда? Наша она, петуховская, — вставил Лопатин.

Она на курсах была, — пояснил Вася и тут же перескочил на другое — А ты знаешь, этот ученый башковитый, видать, все по-непонятному говорит, не по-нашему… А она ни лаборантку училась, на маслозаводе сейчас работает..! А что, влюбился, что ль? Зряшнее дело. Спроси вон у Федора — ходит, как из помоев вынутый. Всех отшивает. Язык у нее, как бритва — резанет и с копылков долой парень… А мы тут, знаешь, дело распочинаем какое: молодежную бригаду по заготовке сена и чтобы концерты ставить. — Вася явно не успевал оформлять свои мысли в слова. Сглотнул слюну, галопом понесся дальше — Надо еще и науке помогать — здесь вот толклись… А концерты! У, какие концерты мы… будем закатывать. Катя у нас репертуаром… Вон она. Ка-атя! — вдруг закричал он. — Иди-ка сюда!..

Она подошла чуточку настороженно.

— Чего тебе? — спросила строго.

— Во! Видал? Уже искры мечет… Я тебе ничего еще не сказал, а ты уже на меня кидаешься… Ты знаешь, Сергей, я сейчас задался такой проблемой: почему человек начинает жизнь с молодости, кончает старостью? А нельзя ли повернуть наоборот? Человек бы к концу жизни больше сделал, чем вначале, когда он еще неопытный. Ты согласен со мной? Я уже развивал свою теорию этому ученому. Выслушал он внимательно и говорит…

— Ты меня за этим звал, чтоб твой бред слушать? — перебила его Катя.

— A-а! Нет. Как у тебя с репертуаром?

— Разве с репертуара начинать надо? Это и все, что ты хотел спросить?

— Да нет… Ты брось свои эти — фырк-фырк… Никто тут за тобой ухаживать больше не собирается…

Щеки у Кати запунцовели — даже сквозь загар краска пробилась.

— Ду-урак… — сказала она укоризненно и пошла.

Вася Музюкин развел руками.

— Вот так всегда она. Разве поговоришь с ней…

— Ты погоди, — остановил его наконец Сергей. Повернулся к Федору Лопатину — Что это за бригада такая?

— Да толком еще сами не знаем. Хотим создать такую молодежную бригаду, чтобы днем сено косить, а по вечерам концерты ставить колхозникам в поле.

— Вообще-то эта идея потрясающая!

— Может быть, и потрясающая, но ведь ни один председатель колхоза не даст в эту бригаду молодежь — не оголит же он свои сенокосы.

— Это мы обмозгуем. Найдем выход…

До конца дня Сергей слушал болтовню Васи Музюкина, слонялся без дела около кургана. (Данилов со Старотиторовым уехали дальше по своим делам.) Было грустно — почему, он и сам не знал. Залезал в склеп и сидел там в уголке, наблюдая за работой археологов. Потом всех рассмешила девчушка с торчащей вверх косичкой. Она выкопала из стенки склепа сороконожку, положила ее на ладонь и подошла к ученому.

— Деда, — дернула она ученого за подол рубашки. — А она живая.

— Кто живая? — повернулся он.

— А вот букашка. Их хоронили вместе — он умер, а она живая…

Ребята, стоявшие здесь, засмеялись. Ученый взял у девочки сороконожку.

— Нет, милая, ее не хоронили, — сказал он. — Она живет здесь, снаружи. Она любит темноту и сырость. — Он повертел на ладони букашку, пояснил ребятам — Ученые зовут ее сколопендрой. У нее сорок восемь ножек. Посчитайте.

Девчата взвизгнули, попятились. Кто-то удивился:

Вот это — да-а! Сорок восемь!

Но в руки никто не взял сколопендру.

Ученый улыбался в свои огромные обкуренные усы.

Это не так уж много, — сказал он. — На островах и Индийском океане встречаются многоножки, у которых знаете сколько ног? По двести семьдесят восемь штук!

Ого! — ахнули все.

Вот это — рекорд!

Нет, — продолжал с улыбкой ученый. — Это не рекорд. Вот в Панаме — есть такая страна в Америке — найдена многоножка, у которой семьсот ножек!

О-о-о!!

Это вот — да-а!

Она, должно, бегает, как лошадь, — предположил мальчуган, беспрестанно шмыгающий носом.

И даже еще шибче, — добавил другой.

Она совсем не бегает, милые мои.

Первый мальчуган подумал, смыганул заскорузлым рукавом под носом.

Должно, она не успевает перебирать ими, правда? Где же состоль ног успеешь перебрать. Тут две и то, когда бывает переплетаются, падаешь…

Такой рассудительности парнишки засмеялся даже ученый.

2

Вечером и сельсоветской ограде собралось полсела. Ребятишки как воробьи, облепили городьбу, пригон, сенки.

Сергей примостился с ребятами на бревнах, сваленных посреди ограды.

Председатель сельсовета Нефедов, бывший кузнец, грузный, заросший сизой щетиной, вынес и поставил у крыльца стол, на него графин с водой. А стакан принести не догадался. Так и простоял графин посреди стола одиноко весь вечер.

Днем Сергей несколько раз ловил на себе беглый, настороженный взгляд Кати. И сейчас искал ее глазами в толпе. Но ее нигде не видно. И стала неинтересной вся эта затея с лекцией ученого, бесцветной и глупой казалась болтовня Васи Музюкина. И вообще сегодня он чувствовал себя таким дураком, каким не был, наверное, никогда в жизни. Всегда в присутствии девушек, особенно если среди

них есть та, которая ему нравится, у него появлялся прилив неиссякаемой энергии и остроумия. А тут слова путного сказать не мог за весь день.

Ученый говорил о ледниках, которые сглаживали горы, волокли огромные валуны, о диком человеке, который отходил все дальше и дальше на юг… А Кати не было. Почему-то вспомнилась Лиза, та его Лиза из родного села Михайловки, с которой он не один год гулял. Беззаботно веселая, ласковая, своя с детства, она была понятна в каждом своем поступке, в каждой думке своей. А Катя — сплошная загадка. Правда, он всего один день ее и видел, но все равно понять девичьи ужимки не такое уж хитрое дело…

Сергей знал о себе, что он некрасив — крупная голова, крепкий с горбинкой нос, из которого при любой драке не вышибешь кровь, и широко расставленные, чуть навыкате, черные (мать говорит: отцовские) глаза — чего уж тут привлекательного. А вот девчатам нравился. Он это тоже знал. А вообще-то, коль нравится, то что же не жить. Должно, есть во всем этом какая-то особая мужская красота.

А Катя, видать, не поняла, не рассмотрела.

— Китайская летопись, — доносился неторопливый голос ученого, — Юань-чао-миши говорит о походе сына Чингисхана Чжучи в тысяча двести седьмом году в землю кыргызов и сообщает, что Чжучи овладел народами, обитающими в лесах, от рода Шибир к югу… И вот по имени этого племени Шибир, вероятно, и получила наша земля наименование Сибирь. Есть и другие предположения…

Сзади послышался шепот и потом приглушенней смех. Сергей обернулся. Катя сидела с девушками на телеге и весело болтала ногами в коричневых туфлях. Теперь она была совсем другой — не похожей ни на ту, вежливо внимательную, какой была в машине, ни на насмешливо холодную, когда разговаривала с Сергеем около машины, ни на вспыльчивую недотрогу, оборвавшую Васю Музюкина.

До конца лекции Сергей сидел, обратив все свое внимание назад, туда, где на телеге шептались, повизгивали девчата.

Лекция кончилась в глубоких сумерках. Председатель сельсовета Нефедов от имени сельчан неумело, постоянно покашливая в кулак, благодарил ученого. Сергей подошел и от имени комсомола сказал лектору спасибо. Старик ухмылялся в вислые усы и неторопливо затягивался папиросой.

3

Сразу же после лекции председатель сельского Совета Нефедов стал проводить совещание с председателями колхозов, К удивлению Сергея, совещание продлилось меньше часа по тем временам небывалый рекорд! Когда собрались уже расходиться, вдруг остановил наиболее нетерпеливых:

Садитесь. Разговор есть интересный кроме повестки.

Председатели помялись, присели.

Дело вот какое, товарищи. — Нефедов, недавний кузнец, имел одну очень хорошую черту: не научился еще помногу разговаривать. Начал с сути — Комсомольцы выдвигают дельное предложение: создать агитбригаду, чтобы она и концерты ставила, и сено косила.

Ну, это уж совсем ни к чему, — поднялся Кульгузкин, председатель самого крупного в Петуховском Совете колхоза «Красные орлы». — Какие тут могут быть концерты, когда работать надо, трава перестаивает. А они концерты.

— Ты погоди…

— Чего тут годить? И так все ясно: веселиться захотели на покосе, концерты ставить? Балуем мы людей, Нефедов, ох как балуем! Раньше бывало косили — спины не разгибалми, высморкаться некогда было. А теперь концерты им подавай…

— Раньше было одно время, — вспылил Сергей, сидевший в углу с Федором Лопатиным, — а сейчас другое. — Сергей знал, как Кульгузкин повернет, так и пойдет все дело. — Вы, наверное, забыли, что пять лет назад была коллективизация?

Кульгузкин, огненно-рыжий, полный, всегда медлительный, вдруг стал совсем медным.