Амелия - Генри Филдинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если только эта маленькая дрянь жива, я ее из-под земли достану и приволоку судье! – негодовал он.
– Я от души сожалею о случившемся, – сказала миссис Джеймс, – и (право, не знаю, как это выразить), прошу вас, позвольте мне предложить вам кое-что из моего белья до тех пор, пока вы не купите себе новое.
Поблагодарив миссис Джеймс, Амелия все же отказалась воспользоваться ее любезностью, сказав, что у нее теперь более чем достаточно хлопот по дому и, за неимением служанки, которая в ее отсутствие позаботилась бы о детях, она никак не может и не хочет оставлять их.
– Возьмите в таком случае детей с собой, – предложила миссис Джеймс. – Вы решительно должны у нас завтра обедать.
– Прошу вас, сударыня, не настаивать больше на этом, – отозвалась Амелия, – помимо тех веских причин, о которых я уже говорила, мои мысли настолько заняты сейчас совсем другим, что я не гожусь ни для какой компании, а посему никакие доводы не заставят меня уйти из дома.
Миссис Джеймс уже зашла в своих приглашениях до самых крайних границ, дозволенных правилами благовоспитанности, если только не переступила их. Она воздержалась поэтому от дальнейших уговоров и, пробыв у Бутов еще совсем немного, откланялась, после многочисленных изъявлений сочувствия, которое, однако же, сколь ни было оно велико, вместе с последними слетевшими с ее уст словами, улетучилось из ее сердца еще до того, как она вышла из дома.
Бут сразу же после отбытия миссис Джеймс объявил, что отправится на розыски маленькой Бетти, которой он поклялся жестоко отомстить, однако Амелия попыталась умерить его гнев, сославшись на то, что девочка еще молода и что это первый ее проступок. «Я, конечно, была бы очень рада, – добавила она,
– если бы удалось возвратить мои пропавшие вещи, и хотела бы также, чтобы девочка понесла какое-то наказание, которое, возможно, послужило бы ей самой на пользу, но мне даже страшно подумать о том, чтобы лишить ее за это жизни», – ибо Бут в ярости поклялся, что отправит воровку на виселицу.[368]
– Я знаю, дорогая, какое у вас доброе сердце, – сказал Бут, – и люблю вас за это, но вы уж позвольте мне на сей раз не согласиться с вами.[369] С какой стороны на это ни взглянуть, девчонка, я считаю, никак не заслуживает снисхождения. Она совершила поступок не только бесчестный, но и жестокий, потому что прекрасно знала, в какой крайности мы сейчас находимся, и что у нас осталось только самое необходимое. Кроме того, она повинна в неблагодарности к вам, – ведь вы были с ней так ласковы, что скорее были для нее матерью, чем хозяйкой. Я не только не согласен с тем, будто молодость служит ей извинением, но, напротив, считаю это как раз усугубляющим вину обстоятельством. Справедливо, конечно, что есть прегрешения, при которых молодость провинившегося служит сильным доводом, взывающим к нашему милосердию. Сюда следует отнести все проступки, вызванные беспечностью или недостаточной рассудительностью, но преступления такого предательского свойства, совершаемые преднамеренно и свидетельствующие о порочных наклонностях, заслуживают более сурового наказания, когда они содеяны человеком в молодости, а не в зрелые годы, потому что какой же станет такая душа в старости, если уже с ранних лет она настолько наторела в гнусных проступках? Избавить общество от таких людей – это, в сущности, означает оказать ему благодеяние; а человек верующий спровадил бы их на тот свет ради них же самих, потому что любому хоть сколько-нибудь разбирающемуся в человеческой природе должно быть ясно: чем дольше эти люди живут, тем больше в них скапливается злобы и пороков.
– Будь по-твоему, дорогой, – ответила Амелия, – мне не под силу спорить с тобой о таких вещах. Тебе лучше об этом судить, и я буду всегда подчиняться твоему мнению, но я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, будто ты способен на какой-нибудь жестокий поступок.
Затем Амелия занялась детьми, а Бут отправился на розыски преступницы.
Глава 6
Сцена в трагическом роде
Прошло совсем немного времени после ухода Бута, как раздался оглушительный стук в дверь их дома и в комнату, где находилась Амелия с детьми, вбежала женщина, задыхающаяся, с мертвенно-бледным лицом, напоминавшая скорее привидение.
Амелия не сразу узнала в ней миссис Аткинсон: та была настолько на себя непохожа, что в первую минуту после ее появления трудно было об этом догадаться. Глаза у нее ввалились, волосы были растрепаны, одежда в полном беспорядке и все черты ее лица свидетельствовали о крайнем смятении.
Амелия была потрясена этим зрелищем, а ее маленькая дочурка и совсем перепугалась; мальчуган же, который тотчас узнал гостью, воскликнул, подбежав к Амелии:
– Смотри-ка, мама, что это с бедной миссис Аткинсон?
Сама же миссис Аткинсон, как только она обрела дар речи, воскликнула:
– О, миссис Бут, я самая несчастная женщина на свете… Я потеряла лучшего из мужей!
– Боже милосердный! Сударыня, скажите, что случилось? – вскричала Амелия и на лице ее изобразилось сострадание, явно свидетельствовавшее о том, что она мгновенно забыла о происшедшей между ними ссоре.
– О, миссис Бут, – простонала миссис Аткинсон, – боюсь, мой муж уже не жилец: доктор говорит, что надежды на его выздоровление почти нет. Ах, сударыня, как бы я ни была перед вами виновата, я знаю, вы простите меня и посочувствуете моему горю. Что и говорить, я сурово наказана: ведь нынешним несчастьем я обязана этой проклятой истории.
– Поверьте, сударыня, – откликнулась Амелия, – я от всей души сочувствую вашему горю! Но скажите мне, ради Бога, что же все-таки стряслось с сержантом?
– О, сударыня, – продолжала гостья, – у меня есть все основания опасаться, что он не выживет. Доктор почти отчаялся спасти его… Он говорит, что уже теряет надежду. О, сударыня, в тот самый вечер, когда между нами произошла та роковая ссора, мой капитан принял ее так близко к сердцу, что всю ночь не ложился спать и выпил целую бутылку коньяка. Он сказал, что хотел наложить на себя руки, ибо ничто на свете не могло бы его так огорчить, как даже самая малая размолвка между вами и мной. От огорчения и от выпитого у него началась ужасная лихорадка. Такая, что когда я возвратилась от милорда… (разумеется, я пошла к нему и все уладила… ваша репутация, сударыня, теперь вне опасности)… так вот, когда я возвратилась домой, я застала несчастного в припадке полного отчаяния и исступления; в этом состоянии он пребывал очень долго и только час тому назад вполне пришел в себя; но теперь он говорит, что, конечно, умрет, и заклинает Богом позволить ему перед тем увидеть вас. Не будете ли вы, сударыня., не будете ли вы так добры исполнить желание моего бедного капитана? Примите в соображение, что это просьба умирающего и что ни он, ни я никогда больше не попросим вас о новой милости. Он говорит, ему необходимо сказать вам что-то такое, о чем он никому другому сказать не может, и что он не сможет спокойно умереть, если не повидает вас.
– Поверьте, сударыня, – воскликнула Амелия, – я бесконечно опечалена тем, что вы мне рассказали. Я знала бедного сержанта с самого его детства и всегда была к нему привязана, так как считаю его одним из добрейших и честнейших людей на свете. Без сомнения, если бы я могла хоть чем-нибудь помочь… но какая польза будет ему оттого, что я приду?
– Самая большая на свете! Если бы вы только знали, как горячо он меня умолял, как его несчастное разбитое сердце жаждет вас увидеть, вы бы не стали отказываться.
– Помилуйте, так ведь я и не ответила вам решительным отказом, – возразила Амелия. – Значит, он хочет сказать мне что-то важное и без этого не сможет спокойно умереть! Он так и сказал, миссис Аткинсон?
– Клянусь честью, именно так, – подтвердила та, – и намного больше, чем я вам пересказала.
– Хорошо, я пойду с вами, – решила Амелия. – Понятия не имею, о чем речь, но пойду.
Миссис Аткинсон излила в ответ тысячу благодарностей и благословений, а затем, овладев рукой Амелии и пылко целуя ее, воскликнула:
– Как я могла дойти до такой безрассудной ярости, чтобы поссориться с таким созданием?
Амелия ответила, что уже простила и забыла все, после чего, позвав хозяйку и попросив ее присмотреть за детьми, постаралась, насколько могла, поприличнее одеться и отправилась вместе с миссис Аткинсон.
Когда они пришли, миссис Аткинсон сказала, что она сначала пойдет к капитану одна и предупредит его, иначе вызванное неожиданным приходом Амелии потрясение может возыметь роковые последствия. Оставив поэтому Амелию в гостиной, миссис Аткинсон поднялась наверх.
Лишь только несчастный Аткинсон услыхал, что Амелия здесь, лицо его, несмотря на крайнюю слабость и плачевное состояние, озарилось необычайной радостью, и тогда жена сразу же привела к нему Амелию.
Аткинсон напряг все силы, чтобы поблагодарить гостью за доброту к умирающему (так он сказал о себе). Он заверил ее, что не осмелился бы причинять ей подобное беспокойство, если бы не должен был сообщить нечто, по его мнению, очень важное, чего он не может сказать никому другому. Затем он попросил жену подать ему небольшую шкатулку, ключ от которой всегда носил при себе, после чего попросил жену выйти на несколько минут из комнаты, причем ни миссис Аткинсон, ни Амелия не выразили по этому поводу ни тени неудовольствия.